Страница 42 из 119
Совет вождей продолжался целый час. Воронье Перо заслуживал доверия Питера, а что касается самого Оноа, то в глазах Вороньего Пера он был более велик, чем сам Текумсе и даже брат его, Пророкnote 111. Кое-кто нашептывал даже, что всем заправлял «Лишенный племени», а те, кого мы назвали, всего лишь действовали по его указке или слушались его советов. Читатель сможет предвидеть развитие событий, если мы познакомим его с несколькими фразами, которыми обменялись собеседники перед тем, как присоединиться к своим соплеменникам.
— Значит, мой отец намерен вести тех бледнолицых по кривой дорожке и снять с них скальпы, когда ему будет угодно, — сказал Воронье Перо, с полной серьезностью выслушав то, что Питер поведал ему о своих планах на будущее, — а кто же возьмет скальп чиппева?
— Кто-нибудь из юных воинов потаватоми; но не раньше, чем я использую его в своих интересах. Со мной путешествуют колдун-богомол и воин бледнолицых, но я не стану снимать с них скальпы, пока они не доставят меня, куда нужно. Совет соберется на Лесных прогалинах (так мы переводим выражение Питера, буквально означавшее «открытые леса среди прерий»), и я хочу показать своих пленников вождям, чтобы они поняли, как легко истребить всех янки поголовно. В моей власти теперь четверо мужчин из этого народа и две скво; если бы каждый краснокожий истребил столько врагов, земля наша вскоре очистилась бы от них!
Эти слова были произнесены с ненасытной яростью, которая вспыхнула в глазах говорившего и сделала его лицо ужасным. Даже Вороньему Перу стало не по себе при виде этой неукротимой свирепости; но жестокость промелькнула как молния, почти мгновенно сменившись дружелюбной и обманчивой улыбкой, больше подобающей коварному азиату, чем коренному обитателю Америки.
— Им счету нет, — возразил вождь потаватоми, как только опомнился, успокоенный менее свирепым выражением лица собеседника, — если люди говорят правду. Черный Дрозд сказал мне, что даже бледнолицых скво больше, чем оставшихся воинов краснокожих.
— Их станет на две меньше, когда я привяжу к своему посоху скальпы тех, что сейчас на том берегу, — сказал Питер, и на лице его снова промелькнуло как вспышка молнии выражение мстительного злорадства. — Но хватит об этом; мой брат знает, что я прошу его сделать. Ни один волосок с головы этих бледнолицых не должен упасть от руки другого воина — они мои. Когда настанет час, нож Оноа не дрогнет. Потаватоми получат свои каноэ и могут последовать за нами вверх по реке. Они нагонят нас у Лесных прогалин, вблизи Круга Прерий. Место им известно — краснокожие любят охотиться на оленей в тех местах. А теперь иди и передай все это своим воинам; да скажи им, что кукуруза не станет расти и олень не станет ждать стрелы охотника, если они ослушаются меня. Для мести настанет свой час.
Воронье Перо сообщил все это воинам, и они повиновались своим оракулам. Каждый старался получить подробные инструкции, чтобы неукоснительно выполнить то, что от него требовалось. Впечатление, произведенное на всех краснокожих Северо-Запада былыми подвигами «Лишенного племени», старавшегося пробудить дух народа, и страх наказания за ослушание были так велики, что каждый из воинов был уверен: любое неповиновение или нерасторопность будут стоить ему жизни.
Однако едва Воронье Перо успел передать воинам приказания, как все единогласно потребовали познакомить Оноа с великой загадкой Источника Виски, чтобы он помог ее решить. Молодые люди, несмотря на все происшедшее, все еще надеялись, что этот родник существует. Аромат, сильный и манящий, еще не выветрился, и они никак не могли отказаться от мысли, что «огненная вода» пробивается прямо из-под земли. Правда, их уверенности был нанесен некоторый ущерб: слишком неожиданно покинул их белый колдун, обманув их надежды и нарушив обещание исторгнуть изобильный источник на том месте, где добыл всего малую толику; однако, несмотря ни на что, на камне было несколько мелких лужиц виски, и многие, отведав, убедились в подлинности напитка. Как водится, попробовав, они возжаждали еще больше, а жажда этого рода у индейцев только возрастает при малейшей возможности ее удовлетворить.
Питер выслушал просьбу с полной серьезностью и согласился рассмотреть это дело, к чему его обязывали и популярность, и влияние, которыми он пользовался. Он не был чужд суеверий, но среди них не оказалось ни одного, которое допускало бы возможность добыть поток виски из сплошного камня. И он охотно согласился осмотреть заколдованное место и проверить наличие чарующего запаха, чтобы составить собственное представление о тех уловках, к которым прибег бортник, дабы одурачить невежественных дикарей, в чьи руки попал по воле случая.
Пока молодые воины наперебой старались указать места, где аромат был всего сильнее, Питер сохранял непоколебимую серьезность. Он не опускался на колени, чтобы понюхать камни, как другие вожди, так как врожденное чувство собственного достоинства подсказывало ему, что делать это ему не подобает; но он осмотрел все вокруг пристально, с присущим индейцам вниманием к малейшим подробностям, которые могли помочь ему выведать правду. Среди зрителей все это время царило величайшее почтение и глубокое благоговение. Оноа удалось добиться такого морального авторитета среди индейцев Северо-Запада, что никому из краснокожих в этих местах было с ним не сравняться. Белые же о нем почти ничего не знали, не слыхали его истории и не ведали его истинного характера — все это было окутано тайной. В неосведомленности тогдашних бледнолицых нет ничего удивительного. Они и своих-то вождей не понимали, а вождей племен, обитающих на прогалинах, в прериях и в лесах, они понимали и того меньше. Да и сейчас — разве массы американского народа знают, каковы на самом деле характеры наших политиканов?
Ни одна из наций, считающих себя цивилизованной и гордящейся открытой гласностью, не находится в подобном неведении, и по нескольким весьма очевидным причинам. У нас нет столицы, где бы периодически собирался цвет нации и откуда бы распространялось общественное мнение о всех важнейших делах, скорректированное лучшими умами, так как истина рождается в столкновении умов — вот первая причина. Громадная территория страны, разделяющая людей расстояниями, которые ни один факт не может преодолеть, не подвергаясь опасности дорогой превратиться в свою противоположность, — вот вторая причина. Но самое роковое из всех влияний, стремящихся ввести американцев в заблуждение, — это злоупотребление техникой, которая должна была служить прямо противоположной цели. Если язык дан людям, чтобы общаться со своими ближними, то философы давно уже заметили, что он нам дан, «чтобы скрывать свои мысли». И если пресса была предназначена для широкого распространения правды, то позже она превратилась в средство распространения лжи. Вторую легче — нет, неизмеримо легче — распустить на все стороны света, чем первую. Правда требует искренности, беспристрастия, честности, трудолюбия и изобретательности; а фальшивки, сфабрикованные или случайные, ни в чем подобном не нуждаются. Страна получает по большей части то, что рождается без труда; и тщетно стали бы мы надеяться, что народ, позволивший слепо и покорно склонить свою шею под ярмо лжи об его собственных предводителях, может хоть в малой степени разбираться в характерах чужих вождей.
Так обстояло дело и с Оноа. Имя его среди белых было неизвестно, разве что ходили слухи о его ужасной и устрашающей мести за несчастья своего народа. Но иное дело — краснокожие. У них не было «раздвоенных языков», которые подменяли бы истину ложью; а если таковые и находились, им никто не верил. Потаватоми, собравшиеся здесь, знали все о Текумсе, о ком и белые были много наслышаны. Этот вождь шауниnote 112 долго действовал в их среде, и его влияние чувствовалось и вблизи и вдали. Это был отважный, энергичный и предприимчивый воин: быть может, он лучше других своих современников знал искусство войны, каким оно было тогда у краснокожих. Они знали имя и личные достоинства его брата, Тенскватавы («Открытая Дверь»), называемого Пророком, чье имя вошло в историю тех времен. Оба вождя были весьма могущественны, хотя редко обитали подолгу в каком-нибудь одном племени, но их происхождение, их биографии, их характеры были известны всем, как и сведения об их общем отце, Пакишено («Я Спускаюсь С Небес»), и их матери, Меотетаске («Черепаха, Откладывающая Яйца В Песок»). Но об Оноа этого никак не скажешь. Его прошлое было такой же тайной, как и будущее. Ни один индеец не мог даже сказать, в каком племени он рожден. Тотем, который он носил, не принадлежал ни одному из живших тогда на континенте племен, и все, что было с ним связано — его биография, происхождение, семья, — оставляло простор догадкам и измышлениям.
Note111
… сам Текумсе и даже брат его, Пророк. — Текумсе (или Текумта; 1768? 1813) — вождь индейцев племени шони (шауни), пытавшийся создать федерацию индейцев Среднего Запада, но потерпевший неудачу. Популярность среди соседних племен принесли ему красноречие и поразительный самоконтроль. Однако широкую известность Текумсе получил только в 1805 году, когда брат его, Тенскватава, по прозвищу Пророк, начал свои проповеди в городе Гринвилле (штат Огайо). В 1808 году братья переселились на Типпекано-Ривер (в современном штате Индиана), где вскоре возник «Город Пророка», откуда Текумсе стал руководить сопротивлением американским войскам. Позднее братья перебрались к британцам, в Верхнюю Канаду. Текумсе пытался поднять на борьбу с американцами племена, проживавшие к югу от Великих озер, но силы индейцев были разбиты отрядом генерала Уильяма Харрисона в сражении при Типпекано 7 ноября 1811 года. Тогда Текумсе перешел на сторону британцев. В 1812 году, после начала военных действий, он был произведен в чин бригадного генерала и старался привлечь как можно больше индейцев в британскую армию. Текумсе погиб в известной битве на Темзе (Верхняя Канада) 5 октября 1813 года. Пророк умер в 1834 году.
Note112
Шауни (американское произношение «шони») — алгонкинское племя, жившее первоначально в долине реки Огайо; их название в переводе означает «южные».