Страница 16 из 19
Кап... кап...
Заткнись, я сказал. Теперь это мое тело. А потом я тебя избавлю от твоих мук. Ты просил смерти? Ты ее получишь. Если, разумеется, провидение пошлет мне новое тело по ту сторону решетки...
Я бедная, никчемная серая крыса, скорчившаяся на сырых голых досках в дальнем углу промозглой норы, куда не проникает ни единый луч света, кроме редких факелов тюремщиков, когда те раздают суточную пайку. Не глядите на меня, забудьте, что я есть, что я был, а уж наипаче кем я был...
Кем же ты был, затурканный недоумок?
Не хочу, не хочу, не хочу вспоминать...
Уж не сам ли ты Иаруахриаскийт Мраколюбец? То-то все жмешься к самой темной стенке в этой темнице! Если до тебя все же добрались королевские боевые колдуны, вроде недоброй памяти Лиалкенкига Плешивца, прошлись по тебе своими заклинаниями, то я могу себе представить, во что превратилась твоя личность. В застиранную, изветшалую, одырявевшую тряпку, о которую и ноги-то вытереть будет противно.
Мраколюбец?.. Нет, я не колдун. Мраколюбцу сейчас могло бы быть не менее семидесяти пяти лет, останься он в живых, он ведь был всего лишь чуточку помоложе Свиафсартона Страхостарца. А ведь он, должно быть, всё еще жив, что ему сделается, злобному стервецу, коптит небо где-нибудь в недоступной глуши, куда ищейкам Свирепца и в головы не придет сунуться... Хотя на него это мало похоже, вряд ли он отступился бы от своего, если уж решил взгромоздиться на трон, то и ошивался бы где-нибудь неподалеку да плел свои паучьи тенета...
Кто же ты, прах тебя побери?
Не хочу, не хочу, не хочу...
А если копнуть поглубже?
Что же ты делаешь, живодер?! Больно, больно, больно!!!
Бедняга — похоже, над тобой и впрямь поработали колдуны. Уж постарались, чтобы ты никогда и не мечтал вернуть себе свою личность. А личностью ты был, судя по всему, примечательной.
Энарайфагатуад, первый королевский зодчий. Строитель всего Нового города, самых богатых дворцов в Хумтаве и самых роскошных усыпальниц Долины Королей. Великий мастер, с одного взгляда способный определить высоту и длину с точностью до ногтя мизинца, за то и прозванный Стрелоглазцем. Ну, пока ты возводил изукрашенные хоромы с резными колоннами, ничто тебе не угрожало, был ты богат и ценим, пятьдесят наложниц прозябали в скуке, ожидаясь твоей редкой ласки, сотня ухоженных скакунов попусту переводила овес на навоз в твоих конюшнях, а ты всё выдумывал и строил, строил и выдумывал... Вот и выдумал на свою задницу. Дескать, уж очень интересно устроены подземные пустоты под городом и даже под дворцом, так интересно, что почти ничего и менять не нужно, а так — нанести несколько штрихов инструментом мастера, и превратятся эти зазря пропадающие пространства в наилучшие узилища для врагов короля и религии, многоярусные и неприступные, кто туда угодил — нипочем ему не сбежать. Интересно, говоришь? Ну, давай, приступай... Готово, говоришь? Как назвал? Узунтоймалса? Странное название, будто женское имя. Ну, тюрьма, она и есть женского рода. Вот сам туда и пожалуй первым узником, чтобы не разболтал секреты никому из своих пятидесяти шлюх, а с твоими полутора тысячами подручных мы уже разобрались по-свойски. И тебя полагалось бы по уму-то зарезать да закопать, да больно уж много ты знаешь, не ровен час — что-нибудь из твоих знаний и занадобится вновь. Так что — вот ты, а вот колдун, который тебя отшлифует и приготовит к употреблению в качестве самого тихого, самого светобоязненного, самого первого узника твоей ненаглядной Узунтоймалсы...
Добро же: колдуны здесь искусные, но и я, Элмизгирдуан... хм... Угольно-Черный, тоже не щенок. И со всеми этими «замками забвения» сейчас на скорую руку разберусь. Итак, начнем сызнова?
Я, Энарайфагатуад Стрелоглазец, первый королевский зодчий. Наветом и предательством я был заключен в одиночную камеру Узунтоймалсы, где провел в беспамятстве и скотоподобном облике два с половиной десятка лет. Но сейчас я намерен покинуть свое узилище и выйти на свободу, чтобы предъявить королю Итигальтугеанеру Свирепцу счет.
Решетка, толстая, как бамбук. Глухие стены из намертво притертых камней. Впечатляет, сам строил. Да только полным идиотом все же не был. Предполагал, чем обернется. Поэтому из любой камеры есть свой выход. Из каждой — по-разному. Это они мудро поступили, что промыли мне мозги перед тем, как кинуть в этот каменный мешок. Иначе я бы и дня здесь не задержался. Так, это у нас первый уровень, прямо под галереей, а если судить по высоте сводов и скосу стен — третий ряд от восточной стены. Отсюда выходят так: одну руку упереть в третий камень снизу третьего ряда кладки восточной стены, другую — во второй камень первого ряда смежной стены, и еще чем-то нужно толкнуть замковый камень на стыке кладок. Непросто? Акробатика? А кто сказал, что сбежать из тюрьмы должно быть легко? Толкнем же мы его... вовсе не тем, что сразу приходит на ум, тем самым просто не дотянуться, так что уместнее всего этот камень взять и боднуть. И очень будет досадно, если его вдруг заклинило или запаяло сыростью и известкованием...
Шипя от боли в рассаженном лбу, наблюдаю, как часть кладки с хрустом проваливается внутрь тайного хода. Впереди — кромешная тьма. С облегчением уступаю власть над телом прежнему хозяину. Посмеиваясь над моей оторопью, Стрелоглазец сдирает с себя заскорузлое тряпье, увязывает в тугой жгут и незамысловатым заклинанием превращает в факел. Шаг вперед — и секретная дверь становится на место. Пускай думают, что это было чудо.
«Вроде того, что приключилось со Свирепцем?» — «А что с ним такое приключилось?!» — «Ладно, не отвлекайся».
Тайный ход устроен так, что пройти по нему без затруднения способен лишь один человек, и то — росту и комплекции самого Энарайфагатуада. Тот же Когбосхектар со своими саженными плечами здесь попросту застрял бы. И куда же ведет эта крысиная щель? Известно куда — подальше от дворца. А где у нас самое удаленное от дворцового великолепия место? Известно где — в Охифурхе, с его выгребными ямами... На счастье, едва только тайный ход удаляется за пределы дворцового периметра, он сильно расширяется, и нет нужды царапать затылок и обдирать плечи. Можно сесть и передохнуть... но я тотчас же поднимаю эту задохнувшуюся изможденную плоть на дыбки и против воли и сил посылаю дальше. Если не бегом, то хотя бы трусцой. Потому что времени у меня в обрез, а из Охифурха мне еще надлежит как-то вернуться в этот проклятый дворец, откуда я только что с такими трудами дал деру.
Поворот, прямо, поворот. :
Сухой многолетний прах под ногами. Я первый, кто топчет его за последние двадцать пять лет.
Проклятая руина, что досталась мне вместо тела, так и норовит споткнуться и поломать себе какой-нибудь орган. Хорошо, если руку — мне нет дела до его благополучия в будущем, хотя бы потому, что это тело будущего не имеет. Неприятно, если ногу — передвижение ползком отнимет у меня все остатки времени. И совсем уже плохо, если шею. Меня в этих катакомбах никто и никогда не найдет, да и искать не станет. Если это тело умрет — мне вовек от него не освободиться, не исполнить Веления, и... один Создатель знает, чем все закончится. Ну, Стрелоглазец — не Плешивец, ударить исподтишка не догадается и не осмелится. И все же приходится сбавить прыть, чтобы не давать ему малейшего повода для вредных иллюзий. Уже не бегу — тащусь, выставив перед собой чадящий факел, болезненно искосивши рот, подволакивая ногу и хватаясь за бок. Что за подлец выстроил здесь такой громадный город? Идешь, идешь, а он все никак не кончается...
«Я выстроил, я!»
«Ну и заткнись, бахвал несчастный...»
Пока я малодушно размышляю над тем, не стоит ли поворотить назад в камеру и все-таки дождаться там какого ни на есть тюремщика, дабы сократить цепь измещений, ход начинает круто забирать вверх. Впереди брезжит клочок заметно просветлевшего неба. Ускоряю шаг, сколько есть во мне сил. Выход на свободу снова сужается до размеров одного Энарайфагатуада, к тому же он забран чугунной решеткой, сквозь которую протиснется не всякая крыса. Выбить ее мне с этим телом явно не достанет сил.