Страница 12 из 19
Несмотря на пропажу короля, здесь продолжают старательно готовиться к его завтраку и прочим трапезам. Без большого шума и ненужной суеты. Повсюду бьют султаны горячего пара, растекаются облака пряных запахов, плещутся острые бульоны и скворчат обжариваемые мяса. Останавливаюсь, уступая дорогу процессии. Мимо меня по воздуху проплывают телячья туша, кабаний бок, кабарожий окорок, череда ободранных кроликов, стая ощипанных куропаток, а замыкает кортеж голенастая индейка. Пучки сухого чабера, сухой корицы и сухого аниса. Темно-красные бутоны гвоздики и темно-зеленые — каперсов. Красноватые рыльца шафрана, звездчатые соплодия бадьяна и пахучие фиолетовые листья базилика. Плоские витые стручки ванили и клоунские шапки красного, зеленого и синего перца. Резные листья купыря и золотые имбирные корни. Иссиня-черные маслины и нежно-зеленые оливки. Коричневые зерна мгозантокайской горчицы, песочно-желтые коробочки кардамона и сморщенный, как старушечье лицо, миндальный орех. Молотые корневища турмерика и растертые листья розмарина. Великий кухмастер Сунналбирб Осьмиохватец, в черном шелковом халате и высокой черной шапке, похожей на стопку аккуратно уложенных тарелок, в черных перчатках до локтей, распоряжается вполголоса, будучи совершенно уверен, что его услышат в любом конце этого обширного помещения. Сам он в приготовление блюд не вмешивается, зато все продукты и яства непременно пробует на вкус, обоняет и осязает. Оттого, наверное, в двери подсобок и самой кухни он способен протискиваться лишь боком, и то с изрядными трудами. Оттого и прозвище... Он тоже маг, но маг безвредный, к которому можно повернуться спиной без страха схлопотать «водяным кулаком».
— Что ты здесь потерял, злосчастный? — бурлит Сунналбирб, словно котел с супом, завидя мою неуместную в высоких кулинарных сферах персону.
— Не ярись, Осьмиохватец, — отвечаю я с ласкающим душу кухмастера смирением. — Мне всего лишь нужно немного света безлунной ночью.
— Ночи во дворце всегда безлунны, — ворчит он без раздражения. — Надеюсь, ты не затем, чтобы стянуть кусок жареной кабанины со специями?
— Боги покарали бы меня за такое святотатство, — отвечаю я, старательно соблюдая серьезный вид.
— Хорошо, — благосклонно роняет Осьмиохватец. — Будь здесь.
И уплывает в пахучие недра своего царства, словно сказочный зверь-кит в океанские пучины.
Я глотаю слюнки — эти оковы тела, будь они неладны! — и при спокойном свете самых ярких светильников подношу металлический диск поближе к глазам. Узор настолько мелкий, что кажется, будто диск просто посечен царапинками. Какие-то пляшущие фигурки, вздыбленные звери, странные цветы... Да ведь это надпись на исканкеданском! Вино они нам шлют, значит... а взамен умыкают нашего короля. Впрочем, это ничего не значит. Так уж устроен мир, что самые поразительные события, а тем более предметы, на деле могут не значить вовсе ничего... Это магический медальон, или на чародейском жаргоне — магильон. От него исходит неощутимая для простого смертного или даже для заурядного рыночного колдуна магическая эманация. Он вполне мог быть изготовлен в Исканкедане — что там, колдунов разве не хватает? А после кем-то из здешних куплен, выигран или обретен любым иным образом. Заманчиво двинуться по исканкеданскому следу, но не уведет ли он меня в тупик? Времени у меня достаточно, но ведь и не в избытке...
Однако же магильон — не та вещица, с которой расстаются легко. Если верить Лиалкенкигу, некоторые магоемкие заклинания без него попросту невозможны. Магильон был передан Агнирсатьюкхергу определенно с какой-то пока неясной целью. Например, убедить Змееглавца в серьезности намерений. Или обозначить высокую степень доверительности отношений между заказчиком и исполнителем. Или...
О, люди, кто же породил вас на свет? Наверное, крокодилы. Отчего вы решили употребить мою силу и мои знания столь неразумным образом?! Отчего вы решили колоть орехи при помощи горного камнепада? Ведь он неминуемо погребет и вас вместе с вашими нелепыми орехами. Не проще ли было напрячь свои скудные мозги и докопаться до истины обычными способами — ходом умозаключений, рядовым дознанием... да теми же пытками?
«Да уж пробовали, — подает голос безмолвствовавший до этой минуты Лиалкенкиг Плешивец. — Ведь три дня, как король наш Свирепец сгинул бесследно. Вот все дни и дознавались. Мы трое очень этого опасались. Думали, что начнут железом жечь, члены выкручивать, а то и чего похуже... в душу лезть да наизнанку выворачивать. Ожоги могут зажить, руки-ноги можно на место вправить, а душа — материя тонкая, лопнет — никакой дратвой не сошьешь. Однако же обошлось. Когбосхектар, глупая скотина, вздохнул с облегчением да и забыл. Что там думал Агнирсатьюкхерг — никому не ведомо, небось, прикидывал, во сколько комнат ему обломится дворец в Хумтаве... А я немало благодушию синклита дивился. И уж после, задним числом, подумал, что кому-то из жрецов вовсе не улыбалось, чтобы один из нас троих заговорил. Не Когбосхектар — этот вовсе ничего не ведал, и мог подолгу растыкать только о своей детородной мощи. Что он тебе наплел там о своем прозвище? Мол, такое, что вслух не произнести? Ага, щас... Не я — я знал лишь, что мне надлежит в нужный момент отвести глаза караулу, и самому смотреть в другую сторону и думать о постороннем. За что мне было обещано... да ты уже, верно, знаешь, что мне было обещано. Кому-то из синклита хотелось, чтобы не проговорился Агнирсатьюкхерг. Чтобы ни единым словом не обмолвился о магильоне. Ибо магильон — торная дорога к его прежнему хозяину. Любой архимаг прочтет его имя, как если бы оно было намалевано там пурпурной краской. И как бы даже этот хозяин не заседал в синклите... Поэтому с нами обошлись столь ошеломляюще мягко. А железом жгли и члены из суставов выкручивали другим, мимохожим, которые ни о чем и знать не знали, и так и остались в неведении до самой смерти. Висят теперь вниз башками вдоль западной стены, как фальшивые амулеты в лавке рыночного чернокнижника... Тут-то Свиафсартон и решил, что времени осталось всего ничего, скоро праздник Веселого Бога, и если Свирепец не появится на людях, люди сильно тому удивятся, а потом огорчатся, а потом начнут требовать всякую херню... и нужно любой ценой возвращать правителя во дворец». — «Я и есть любая цена?» — «Вот именно». — «И, наверное, Свиафсартон наивно тешил себя надеждой, что я возникну из мрака и без промедления укажу ему, где таится Итигальтутеанер Свирепец?» — «Скорее, он рассчитывал, что ты не возникнешь вовсе».
Ну, примерно так я и думал. Вызвали могучую древнюю силу, и теперь не знают, чем ее занять. Демон, говоришь? Всем демонам демон? Гавкать, поди, умеешь? Вот и ступай, поработай ищейкой.
Что меня всегда заботило... как они узнавали способ, которым можно пробудить меня к жизни? Кто им сообщал? Где это записано, на каких-таких скрижалях, кто и когда это сделал? Ведь это не так легко — прервать мой сон. Это сложная, изощренная процедура, требующая точного соблюдения ритуалов, которую можно проводить только в нужном месте и в нужное время. Малейшая ошибка — ив лучшем случае ничего не произойдет, а в худшем... об этом я могу только догадываться. Да, хотел бы я все это знать — чтобы получить бесценнную возможность влиять на события и, чем Создатель не тит, самому выбирать, когда и где просыпаться. Но Лиалкенкиг — не тот собеседник, с которым имеет смысл обсуждать эту тему.
Да и теперешнее положение Плешивца не слишком располагает к свободному обмену мнениями. От него хранилось только тело и память. Личность его разрушена, и то, что выглядит как диалог двух равноценных собеседников, на самом деле — отклики, идущие из глубин его памяти в ответ на мои точно поставленные вопросы. Не больше и не меньше. И если я не догадаюсь задать верный вопрос, то могу остаться без полезных сведений, которые могли бы пособить мне добраться до истины.
Неприятное ощущение, что несколько раз за это Воплощение я уже упускал важные ниточки, не покидает меня ни на миг...