Страница 12 из 12
– Ну так за две недели-то выяснила что-нибудь?
– Конкретного – ничего, – покачала головой Машенька. – Я вообще не понимаю, что происходит. На следующий день он ждал меня у выхода из метро. Если б не ждал, я бы, наверное, умерла. Или заболела тяжело. И повез в Третьяковский проезд.
– Офигеть… – выдохнула подруга.
– Да, он сам выбирал мне одежду. Медленно, тщательно. Будто рисовал по мне кистью. Только куда я в этом могу пойти? На работу? У нас жесткий дресс-код. А в том, что он выбрал, только фотографироваться в «глянец».
Маша касалась перстня на пальце, крутила его, возможно, с непривычки, а может, и от желания материализовать в эту минуту то странное, что происходило с ней в последние две недели. Подруга следила за ее пальцами как завороженная.
– Тем вечером мы поехали в оперу. Слушали концертную версию «Идоменея» Моцарта.
– Вау… хотя понятно, что не в кино. Слушай, а может, он извращенец? Или импотент? Замещает одно другим…
– Не знаю, что и думать. Засыпает подарками. Ничего от меня не требует. Просто чтобы рядом была. Любуется мной, как редкой вещью. Говорит, что я должна принадлежать ему. Так я же не против! Только нехорошие предчувствия у меня. Обращается со мной, как с китайской вазой эпохи Мин. А я его руки на себе почувствовать хочу! Крепкие! А не взмах крыла бабочки. Я не фарфоровая и не хрустальная! Сжал бы до хруста!
– Так скажи ему!
– Не могу. Язык не поворачивается. Меня не научили обращаться с мужчинами. Только предохраняться.
Люся посмотрела на подругу с сочувствием. Но делиться собственным опытом не сочла возможным.
– А вчера повез в ночной клуб. Я о таком даже от наших понторылых офисных стерв не слышала. Да и названия там вроде не было. Где-то рядом с Кремлем. Просто заехали в паркинг, а оттуда прямо в ложу поднялись. Кругом вроде медийные лица, усыпанные с головы до ног бриллиантами. В атриуме у пилона танцевала изумительно красивая пара. Хотя, ты знаешь, было похоже, что завсегдатаям все это уже прискучило. Они обсмотрели друг друга, обсудили, и говорить им больше было не о чем. Не поездками же хвастаться… Мне кажется, что их бы завело, если бы снаружи к окнам приникали прохожие, пожирая их глазами и умирая от зависти. А в полночь он отрубился. Я так испугалась! Его куда-то унесли, а меня отвезли домой. И еще мне показалось, что пилон был золотой.
– Может, он отравился чем-нибудь? – простодушно предположила подруга.
– Люся, включи мозги: в клубе с барной стойкой из оникса и золотым пилоном нельзя ничем отравиться. Да и не ел он ничего. Только шампанское пил. Так шампанское это и я пила. Нет, тут что-то другое.
– Наркоман, может?
– Не знаю даже. Он все время куда-то отходил. Вроде встречался с кем-то. Но постоянно был у меня на виду. Ничего такого. Перекинется с кем-нибудь парой слов, чмокнет, и – адью. Ладно, мне пора. Кобры уже не знают, к чему еще придраться. Заели совсем. Представляешь, автоподставу мне сегодня устроили. Машину из-за них разбила.
– Да ты что?! Ужас! ГИБДД хоть вызвала?
– Вызвала. Только что толку? – пожала плечами Маша. – Там только я и опора. И ни одного свидетеля. Пойди докажи, что подстава была… Страховщики занимаются.
Девушки вышли из кафе в грязные снежные московские хляби.
– Маш, в паркинге камеры видеонаблюдения должны быть.
– Ой, я как-то не подумала…
– Ладно, ты же умная. «Плешка» с красным дипломом – это, считай, знак качества на сером веществе. Разберешься как-нибудь, – утешила Машеньку подруга, и девушки, придерживая капюшоны на ветру, распрощались на Кадашевской набережной.
11
Персонал клуба, прекрасно осведомленный о привычках своих завсегдатаев, приводил клиента в чувство самыми высокотехнологичными методами. На то был врач, коего клуб содержал во избежание скандалов: клиент не должен был отдать концы вследствие каких бы то ни было излишеств прямо в клубе. Кабинет врача представлял собой настоящую реанимационную с самым современным оборудованием, которого не то что в стране, в Москве еще не было. Этот «уголок здоровья» появился в клубе благодаря известному меценату, озабоченному состоянием здоровья и характером времяпрепровождения своих отпрысков, которых ему никак не удавалось сбагрить в Лондон, чтобы они поучились там чему-нибудь полезному. Юнцы прилетали, зависали в Fabric или The End, а потом, протрезвев в участке и поняв, что дальше придется шевелиться самим, ехали в Хитроу и ближайшим бортом возвращались домой.
Полдень застал Внука в «уголке здоровья» под системой, через трубки которой в его организм капала бурая жидкость из флакона. В специальной камере при температуре минус восемнадцать градусов хранилась еще и «голубая кровь» – знаменитый перфторан, стоивший жизни его изобретателю. Бедняга повесился, затравленный руководством, а дальнейшие клинические испытания препарата были запрещены, несмотря на положительные результаты. Тем не менее каждые две недели – срок хранения препарата – запас возобновлялся. Дело в том, что чистая публика, поднятая на ноги и возвращенная к жизни перфтораном, не годилась больше к употреблению членами комьюнити. И именно комьюнити приложило тогда руку к его запрещению. Но для некоторых все же были сделаны поблажки.
Доктор смотрел на руку Уара с тонометром-напульсником и с тревогой фиксировал бесконечный «Error» на дисплее. Клиент между тем дышал ровно. Спал, иногда причмокивая во сне.
– Ничего не понимаю… – бормотал доктор, воровато поглядывая на лицо пациента. Смирившись наконец с безрезультатностью своих усилий, он перестал давить на кнопку электронного прибора. Намотав манжетку тонометра на собственное запястье, проверил – прибор выдавал достоверный результат.
Наконец пациент открыл глаза, стал отчетливо различать рубиновый крест с полумесяцем над дверью, платиновую оправу очков доктора и спросил, который теперь час.
– Полдень, – констатировал доктор.
Внук наморщил лоб, пытаясь припомнить сегодняшний расклад.
– Вас повезут или желаете сами сесть за руль? – поинтересовался доктор.
– Кучера с форейтором найму… Ну что за допрос, любезный? – поморщился Внук.
– Тогда извольте еще часок полежать ровненько, – огласил приговор доктор.
– Належался, – коротко ответил Внук, вынул иглу из вены, лизнул внутренний сгиб локтя, отказавшись от пластыря. Доктор нажал кнопку звонка. Девушка в униформе внесла вешалку с отглаженной сорочкой Van Laak. Уар полагал, что правильный клуб должен быть осведомлен о предпочтениях своих клиентов. Он сел на реанимационном столе, свесил ноги и откинул простыню, обнажив на левой стороне груди тату в форме летучей мыши. Доктор с беспокойством смотрел на синеватый оттенок кожи пациента и его набухшие вены.
– Э-э-э… а давайте-ка я давленьице вам измерю?
Рука доктора потянулась к тонометру, в глазах читался исследовательский зуд.
– А давайте-ка не давайте, – жестко осек доктора Внук.
– Как вам будет угодно, – огорченно вздохнул и послушно сложил лапки на груди доктор, хорошо помнивший, за какие таланты и на какое жалованье его пристроили работать в это заведение.
Осмотрев себя, Внук обратился к девушке:
– А исподнее?
– Непременно, – ответила та, наскоро изобразив книксен, и подала клиенту упаковку белья «Альберто Мазотти» и пару носков от Falke.
Приняв душ, Уар изволил одеваться, размышляя о предстоящем бранче: «Савой» или «Vаниль»?
Проходя через атриум клуба, бросил метрдотелю:
– Челядь дерзит… Давлением моим интересуется…
– Не губите, барин!.. Больше не повторится! – кинулся ему в ноги метрдотель.
Внук погрузился в подогнанный охраной Bugatti, бросив на ходу слово «Ваниль», двинулся на Остоженку. Охранник, разогнувшись, набрал номер и коротко уведомил абонента:
– К вам.
Всю охрану Первопрестольной на первом же занятии учили: увидев черную карту с высеченной звездой, падать ниц или, на крайняк, сгибаться пополам. Никаких пояснений не прилагалось. Звучало только: «во избежание» и «номер ноль».
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.