Московская Плоть

Спасибо, что скачали книгу в

Приятного чтения!

Татьяна Ставицкая

Московская плоть

Упомянутые в книге лица и учреждения – вымышлены, совпадения – случайны, все остальное – чистая правда.

Природа – это неустанное спряжение глаголов «есть» и «быть поедаемым».

Уильям Ралф Индж

Вместо пролога

Пазл, сложенный случайным человеком

– Видите ли, коллега, – делился мыслью в культовой курилке известной московской библиотеки некто, весьма похожий на князя Кропоткина, глядя на тлеющую в лучах заката зубчатую московскую архитектуру за окном, – некоторые наивно полагают, что прошлое есть корни, питающие настоящее.

– Да-да, друг мой, – откликнулся слушающий его вполуха собеседник – сутулый бородатый господин, любивший эти стены, в которых некогда, в докомпьютерные времена, роилась шумная студенческая братия, – я отчетливо вижу это древо: с корнями, с мощным стволом, несущим живительные соки к робким трепещущим листьям, скрывающим до поры завязь грядущих плодов.

– Эк нагородили! Турусы на колесах… – поморщился первый и затянулся в два вдоха. – Ничто так не уводит от сути предмета, как его художественный образ, который есть дуролепица, и больше ничего.

– Да вы же первый и начали, господин хороший… – обиделся его собеседник.

– Каюсь: грешу излишней метафоричностью в речах. Следует избавляться от дурной привычки к образному мышлению. – Князь произвел неопределенный жест рукою. – А самое удивительное, милостивый государь, состоит в том, что прошлое не перестает меняться в человеческом сознании, и в таком измененном виде вторгается в настоящее, отчего возникает некая вторичная связь истории с современностью.

– Нечто в этом роде я уже встречал когда-то у китайцев, – мстительно заметил сутулый господин, похожий на великого химика.

– Но по здравом размышлении, – продолжал первый, оставив без ответа реплику собеседника, – и опираясь на факты, которые нам с вами, сударь, доподлинноизвестны, можно сказать, что все обстоит с точностью наоборот: это прошлое питается настоящим.

– Хм… А ведь верно! Как мне это самому не пришло в голову? Именно, что прошлое питается настоящим! – воскликнул собеседник, удивленный прозрением князя и обрадованный редкой, несвойственной тому в последнее время, ясностью формулировки.

Зимняя тьма сгустилась за окном курилки, и из смрадной городской черноты, дырявя толщу смога, устремились в ночную высь подсвеченные светодиодными лентами и дюралайтом зубья, зубцы и шпили московских крыш. И только Небесам, глядевшим в эту раззявленную пасть, было зримо явлено, как Щербатая Прорва перемалывала все, что в ней роилось, отрыгивая ядовитый выхлоп в ледяной космос; как по венам и артериям ее разбухшего тулова в одну сторону текло расплавленное золото, а в противоположную – кровь, и не могли Небеса обмануться, приняв златокровеносную систему зубастого города за потоки света передних автомобильных фар и кровавую юшку задних фонарей в транспортных руслах столицы.

– Почитывая исторические мемуары, авторы коих желали выгородить себя перед потомками, или роясь в архивных документах, подправленных ретивыми секретарями и спецслужбами, мороча друг друга легендами, сложенными слепыми боянами да глухими звонарихами, человечество тем самым извлекает прошлое из небытия в уже искаженном виде и, поселяя его в своей голове, питает своею кровью, циркулирующей через мозг, – развивал мысль князь. – Согласитесь, совершенно поразительно, что причина сущего буквально лезет в глаза, беззастенчиво дразнит кажущейся несуразицей, раздражает неформатом. А ведь если отнестись к этой причине со вниманием, которого она заслуживает, то и картина мира в одном, отдельно взятом, незаурядном городе станет выглядеть более цельной и правдоподобной. Но Москвича, живущего наскоро, волнует только прогноз погоды. Остальные события протекают в его сознании мутным потоком в строго очерченном Москвичом русле. У Москвича в голове, знаете ли, имеется такой специальный желобок… – Князь затянулся.

– Помилуйте, голубчик, к чему этот натурализм?

По опыту длительного общения, собеседник князя знал: главное – вовремя сбить его с мысли. И тогда появится шанс завершить беседу корректно, без потери лица и поножовщины.

– Это я к тому, что Москвичу недосуг разбираться в причинах тех или иных происходящих в Москве событий. Москвич уверен, что на то есть специальные службы со специально обученными людьми. Логика событийного ряда ускользает от Москвича, если ему эту логику не развернули на трех телеканалах, не прислали эсэмэской, не выставили на билборде или стартовой странице интернет-браузера. А между тем, – говорящий понизил голос и нехорошо улыбнулся, – если кто-то не видит логики в определенной последовательности событий, то это отнюдь не означает, что ее там нет вовсе. А означает только, что Москвич по какой-то неведомой причине ее не разглядел. А если бы и разглядел ненароком, то просто счел бы эту самую логику и напрашивающийся вывод абсурдными. И выкинул из головы.

– Всенепременно счел бы и выкинул, – кивнул собеседник, старательно избегая прений.

– Случайный же человек, заглянувший в Москву по житейской или служебной надобности, ужаснется картинке, выстроенной его сознанием или подсознанием к концу дня. И что-то такое, вдруг привидевшееся, будет беспокоить его перед сном, а потом еще томить в поезде, уносящем прочь от этого города. И к концу путешествия пазл сложится, и Случайный человек, ошеломленный простотой разгадки, не рискнет поделиться ею с другими случайными людьми. Во избежание… – закончил он почти шепотом, забычковал окурок и кивнул собеседнику, как бы благодаря за внимание.

Иногда Дмитрию Ивановичу хотелось спросить, что курит князь, но он находил такой вопрос вторжением в privacyи не позволял себе.

– Очень интересно, Петр Алексеевич. Вы бы записали для истории, а то ведь выйдете на воздух – опять позабудете.

– Да полноте, Дмитрий Иванович, кто ж рукописное читать теперь станет? – махнул рукой идеолог анархизма.

– Так и не надо рукописное! Кто говорит про рукописное? Сайт себе заведите или бложек. А я к вам трафик перенаправлять буду со своего. А то, поди, все на политических форумах подъедаетесь?

– Чем же там подъедаться, милостивый государь? Там все бесплотно, бестелесно. Одно благорастворение воздухов без изобилия плодов.

Князь помолчал, глядя на свои черные берцы, затянул потуже ремешок кожаного летного шлема, затем, отворив окно, забрался на широкий подоконник и с возгласом «Первый пошел!» неловко выпал в морозный декабрьский вечер. Невозможность обретения читательского билета – по причине отсутствия московской регистрации и абсурдности предъявления в группу приема и записи читателей Российской государственной библиотеки своего диплома Пажеского корпуса, хоть и с отличием, – не оставляла ему выбора. Так бывает: властитель дум миллионов не имеет ни малейшего шанса оформить себе читательский билет в библиотеку, на пыльных полках которой покоятся тома его произведений – плоды бессмертных дум.

Появившись на свет в одном из особняков тихих Пречистенских переулков, где жизнь, казалось, течет вне русла времени, князь, войдя в ум и созрев душою, озаботился возвращением фальшивой Пречистенки в честное лоно Чертолья и весьма в этом преуспел: с одна тысяча девятьсот двадцать первого года на протяжении семидесяти двух лет – в самые тоталитарные времена, что само по себе удивительно, – улица носила имя идеолога анархизма, вновь став заповедным местом, коим оно и было в начале времен. Заслуги князя в перекодировке Колыбели московского комьюнити по достоинству оценило его руководство, в результате чего и приобщилоего светлость доподлинно. Но все в жизни этого непростого места повторяется циклично. Новая смертная власть оказалась святее Папы Римского и, перекрестившись на сорок сороков церквей, а также (чем черт не шутит?) трижды сплюнув через левое плечо, вновь объявила Чертолье пречистым. Освятила его одним только своим постановлением за порядковым номером и подписью.