Страница 18 из 108
— Не вы ли мистер Ланг, консул? — спросил он и, не дожидаясь ответа, решительно и крепко пожал мою руку.
Я подтвердил его предположение.
— Познакомьтесь с моим помощником Дэвисом, — сказал Мюллер. — Как я понимаю, здесь должна быть гостиница.
Я указал ему на здание гостиницы, видневшееся за виндеровскими доками, и сказал, что договорился о комнате.
— Благодарю, — коротко ответил он. — Где кэб?
Узнав, что кэбов здесь нет, Мюллер, казалось, был удивлен, однако легко смирился с этим обстоятельством, и мы двинулись к гостиницу в сопровождении носильщика с тележкой. Уверен, что по пути ничто не ускользнуло от взгляда мистера Мюллера, так и стрелявшего по сторонам, пока сам он говорил без умолку. Он собирался покинуть Островитянию в начале марта; таким образом, в запасе у него было только три недели, и ему нужно было как можно скорее попасть в Виндер, где велась добыча меди. Он рассчитывал на мое содействие.
— С удовольствием, — ответил я и сказал, что конкретно могу для него сделать. Тридцать шесть часов спустя в сопровождении переводчика, проводника, повара и двух верховых, с рекомендательным письмом лорда Моры, он отбыл, явно довольный оказанной ему помощью, хотя и воспринимая ее как должное.
— Уверен, что мистер Гэстайн будет вам признателен, — сказал он на прощанье, весь в хаки, бодрый и подтянутый.
Три дня спустя после приезда Мюллера немецкий пароход «Суллиаба» прибыл с восточного побережья, и в восемь утра я уже был в порту, готовясь встретить приехавших на «Суллиабе» американцев и получить первые письма из дома. Встретив соотечественников, я проводил их до гостиницы.
Первая связка писем! В саду над моим жилищем никто не мог мне помешать. Только одно письмо было от начала до конца неприятным. Его автор буквально метал громы и молнии из-за того, что Кадред на основе результатов медицинского обследования отказал ему во въезде, и особенно обращал мое внимание на следующие моменты: во-первых, от заболевания, послужившего причиной отказа, он уже вылечился; во-вторых, он считал себя белым человеком; в-третьих, если ни в одной цивилизованной стране заболевание не рассматривается как препятствие для въезда, то какое право имеют на это язычники; в-четвертых, он считал себя примерным баптистом; в-пятых, процедура обследования казалась ему оскорбительным вздором; и, наконец, в-шестых, он считал моим долгом незамедлительно отреагировать. Надо признаться, я не проникся к этому человеку особой симпатией.
Другие письма, содержавшие разного рода коммерческие запросы, предвещали много работы в будущем. Было среди них и послание от дядюшки Джозефа, который никогда не забывал дать мне какое-нибудь задание, и я подозреваю, что еще несколько писем были инспирированы им, поскольку пришли от его закадычных друзей.
Были и длинные, обстоятельные письма из дома, и письма от всех моих барышень, отвечавших на то, что я писал им из Лондона, и среди них еще одно — от Глэдис Хантер.
За три дня до отплытия Мюллер бодрым, пружинистым шагом вошел в мой кабинет.
— Я оставил Дэвиса в Виндере, — начал доверенный мистера Гэстайна. — Он пробудет там до середины марта. Нам нужна ваша помощь. Просьба держать все в строжайшем секрете!.. Мы очень хотели бы заключить опционы на кое-какую собственность. Мне кажется, она того стоит. Мое предложение: мы оставляем некую сумму — или векселя на нее, — которая должна быть выплачена владельцу, как только островитянское правительство откроет двери торговле. Если опционы придется оплачивать наличными, пусть это будут наличные. Впрочем, думаю, хватит и векселей, ведь я являюсь доверенным мистера Гэстайна. Но мне кажется, владельцы здешних рудников плохо представляют, что такое вексель. Надеюсь, что несколько соответствующих заверений с вашей стороны помогут убедить их, что вексель предпочтительнее, чем наличность.
— Какого рода заверений? — спросил я удивленно.
— Заверений относительно векселей, платежеспособности Гэстайна…
— Но разве это не будет нарушением договора? — прервал я его.
— Понимаю, понимаю, — коротко сказал Мюллер. — Вы подразумеваете, что на данный момент иностранец не имеет права заключать опционы. Я думал об этом. Заключающий опцион человек может быть и островитянином. Тогда никто не сможет придраться и…
— Но тогда он должен полностью довериться Гэстайну, а значит…
— А почему бы и нет? — Мюллер прервал меня так резко, что я почувствовал, как кровь приливает к моим щекам.
— Я дам вам адрес юриста, — ответил я, — посоветуйтесь с ним насчет того, насколько это в рамках закона.
— Отлично, — сказал Мюллер. — Теперь вы здесь консул, Ланг, и ваша придирчивость мне понятна. Однако я не понимаю, почему вы так убиваетесь из-за того, что опционы на часть рудников будут заключены от имени кого-то из здешних жителей. Все достаточно просто. Деньги могут поступать в эту страну только из кармана путешественника или через посредство посла или консула. Если же деньги придется выплачивать в рассрочку, то ни я, ни Дэвис не можем тратить время и оставаться здесь только ради этого. Так что логично, если мы передадим вам сумму, а вы будете ею распоряжаться. Ведь именно для этого вы здесь и находитесь. Эту услугу мистер Гэстайн оценит очень высоко.
Я ничего не ответил.
— Нам, американцам, надо держаться друг друга, — продолжал Мюллер. — Сами знаете, конкуренция сейчас жестокая. Уверен, что это не доставит вам особых хлопот. Не будьте чересчур щепетильным, Ланг. Не сомневайтесь, в проигрыше не останетесь.
Что-то во всем этом было не так, но я не мог понять, что именно.
Наступило молчание. Мюллер буравил меня взглядом.
— Гэстайн услуг не забывает, — сказал он. — К тому же он наслышан о вас от вашего дяди. Здешние рудники он может превратить в большое дело.
Последовала долгая пауза.
— Итак? — в упор спросил Мюллер.
— Вы просите моего совета? — спросил я, и в самом деле смущенный.
— Боже правый! — воскликнул Мюллер, самой язвительностью своего тона словно побуждая меня принять решение.
— Не уверен, что имею право получить деньги таким путем. Если бы они предназначались для оплаты товаров, которые я переправлял бы кому-нибудь, тогда…
— Но вы можете принять их! — вскипел Мюллер.
— Да, могу, но должен ли?
— Как же мне доказать вам, что вы должны? — На этот раз тон был отеческим, увещевающим.
— Никак, — ответил я бесхитростно. — Это вопрос исключительно юридический, и я соглашусь не раньше, чем посоветуюсь с юристом.
— Да зачем же! — воскликнул Мюллер. — Это бизнес, а закон здесь ни при чем. Если вы не скажете сейчас же, что я могу рассчитывать на вашу помощь, то лучше прекратить этот разговор.
— Знаете что, — сказал я, — мне это дело кажется темным, и, по-моему, вы этого не понимаете.
— Понимаю, но иначе… Сделайте все, что сможете, для Дэвиса, если у него будут неприятности. — Мюллер хохотнул. — Мы по-разному смотрим на вещи, мистер Ланг, и я не вижу нужды вас больше беспокоить.
Он протянул мне руку. Я тепло пожал ее.
Мюллер ушел, а я в сильном смущении принялся не спеша обдумывать происшедший разговор, каждую реплику, и мало-помалу в моей голове забрезжила разгадка. Мюллер отказался от предложения насчет векселей потому, что обязательство, данное иностранцем островитянину, являлось актом еще не санкционированных «международных отношений», и потому, что ему показалось, будто я подумал, что опцион не может перейти к лицу, давшему вексель. Настаивая на варианте с наличными и видя мою нерешительность, он и намекнул на «признательность» мистера Гэстайна. Меня выручил не здравый смысл, а интуиция, и уж конечно впредь я буду консультироваться с юристом и вообще вести себя крайне осторожно.
Настал март. Казалось, что-то неизбежное должно скоро случиться, но что — я не знал. Островитяния была прекрасна, однако подавляла меня; жизнь протекала интересно и одновременно пугала; я узнал много нового, но до сих пор еще ничего не совершил. Я ждал и не мог дождаться середины месяца. Тогда соберется Совет, и мой друг вернется к себе домой, в Доринг, и я, быть может, получу от него весточку. Это событие должно было стать кульминацией моего пребывания здесь. Какие земли откроются мне с этой вершины? Или же я был обречен без конца карабкаться ввысь, никогда не достигая цели и видя одни лишь встающие впереди новые и новые горные пики?