Страница 18 из 29
Ходорковский при всей своей целеустремленности и прагматизме в глубине души, по-моему, оставался романтиком-олигархом, поэтому и необъяснимое с точки зрения обывательской психологии поведение: болотные сапоги, роковой доклад о коррупции на встрече с Путиным, отказ от бегства за рубеж и т. д.
Уверен, что даже у самого «разухабистого» работяги через пару минут после начала общения с Ходорковским пропадало всякое желание, если оно даже изначально было, разговаривать с ним матерно».
Вроде бы то, что босс бок о бок работал с ними, должно было понравиться рабочим, но мало кто поверил в искренность нового собственника: воспринимали либо как пиар, либо как попытку изучить общественное мнение, послушать, что говорят работяги.
К тому же Михаил Борисович допустил несколько «косяков»…
Что же увидел богатый москвич Ходорковский в сибирском моногороде Нефтеюганске?
Город со стотысячным населением стоит на острове между двух рукавов Оби. Местные жители называют его «малой землей», остальная Россия именуется «большой землей». Кругом болота. Зимой морозы до минус пятидесяти, и солнце встает в два, а садится в четыре. Летом — гнус и песок. Он в воздухе, в обуви, на дорогах, на земле и в легких. Чернозема здесь нет. Весь привозной. Зато белые ночи, и за короткое лето вызревает даже клубника. Но «до 15 июля еще не лето, а после 15 — уже не лето», — говорят нефтеюганцы.
Жить в таком климате больше десяти лет нельзя — начинаются необратимые изменения в организме.
Город начался с первого фонтана Усть-балыкского месторождения, которое открыли в 1961-м. Но официальным годом его рождения считают 1967-й. В 1997-м городу исполнялось тридцать лет. Новый хозяин был старше города на четыре года.
Старая часть Нефтеюганска — «пятак» — выросла как раз вокруг первых скважин. Там до 2008 года стояли первые домики нефтяников — «балки» (ударение на последнем слоге), построенные из двух слоев вагонки, обшитых снаружи рубероидом. В качестве утеплителя между слоями вагонки засыпали опилки, которые со временем проседали, и в балках воцарялся вечный холод. Протопить невозможно, сколько ни топи. Еще хуже жилось обитателям железных вагончиков, оставшихся с тех же «благословенных» советских времен. А посередине «пятака» был огромный котлован, доверху засыпанный мусором. [52]
В воздухе там мало кислорода, у непривычных приезжих начинаются головные боли, а погода меняется несколько раз за день, причем перепад температур может достигать двадцати градусов.
А в магазинах — просроченные продукты. Их везут слишком издалека. И часто не успевают довести.
Питьевая вода покупная. Жидкость из водопровода пить невозможно: слишком пахнет хлоркой и нефтью. В ней даже мыться рискованно. Говорят, что местные женщины предпочитают красить волосы в темные тона, потому что после мытья они могут приобрести сине-зеленый оттенок.
А над городом вечно горят факелы: в них сжигают попутный газ.
Ходорковского поселили в пятизвездочной по местным меркам гостинице, а точнее деревянном доме, построенном на болоте, в тридцати километрах от одного города и семидесяти от другого.
Михаил Борисович летает на видавшем виды вертолете с дырами в полу и ободранными скамейками, зато «Юганскнефтегаз» предоставил боссу джип «Тойота» со спутниковой связью. На банкире джинсовый костюм и шерстяной жилет. На носу очки. Больше всего он смахивает на молодого выпускника Физтеха.
И вот, посмотрев на город Нефтеюганск, подышав его воздухом и ощутив на себе все «прелести» местного климата, Ходорковский и совершает первый «косяк»: благополучный москвич приходит к совершенно естественному выводу: «Здесь жить нельзя!»
И имеет неосторожность выступить с этим перед нефтеюганцами. Он говорит, что население Нефтеюганска нужно сократить до тридцати тысяч и работать вахтовым методом, что, кстати, выгоднее. А остальных переселить на «большую землю».
Его поняли с точностью до наоборот: «Он хочет засыпать песком наш город! Он нас просто за людей не считает!»
Это выступление запомнят и будут еще долго записывать ему в пассив, даже те, кто потом станут его сторонниками: «Ну, был у него «косячок» в самом начале…»
«Он постоянно пенял Советской власти, что она, осваивая «нефтянку», вместо вахтового метода, как во всем мире, стала строить в местах, непригодных для проживания человека, города, не просчитывая экономические, социальные и политические последствиями, — вспоминает Алексей Кондауров. — А хлебать полной ложкой от этого «мудрой политики» пришлось Ходорковскому, когда все грохнулось в девяностые».
Куда более серьезным «косяком» были увольнения. Еще в 1996-м, когда «МЕНАТЕП» только выиграл залоговый аукцион и инвестиционный конкурс, из ЮНГ [53] было уволено около одиннадцати тысяч человек. Правда, большинство потом трудоустроили.
«Для меня всегда трудно было принимать решения, которые могли ухудшить положение людей, — рассказывает Василий Шахновский. — Абстрактную приведем ситуацию. На войне военачальник может послать людей на заведомую смерть на отвлекающий маневр. Он форсирует реку там-то, посылает батальон, а дивизия в двадцати километрах. Батальон посылает на верную смерть. И знает, что эти 300–400 человек погибнут. Это тяжелейшее решение, и военных к этому готовят. Они на живых людей смотрят как на материал. Это профессия такая.
Часто бывали случаи при работе и в мэрии, и в компании, когда, принимая решение, ты каким-то людям делаешь плохо. Кто-то чего-то лишается, кто-то лишается работы, кто-то лишается денег, но ты знаешь, что гораздо большему количеству людей становится лучше. Я схематично изображаю. Для меня это всегда было проблемой. Мне тяжело принимать такие решения. Я их принимал, но мне это было тяжело.
А вот люди типа Ходорковского готовы к таким решениям в очень больших масштабах. Миша был к таким решениям не просто готов, он их принимал постоянно. Для него это не было проблемой. Притом, что он человек с достаточно серьезными моральными принципами.
У его детей одно время работала няня. Она пошла мыться к родственникам в деревню, и там взорвался котел. Мише сообщили, что у нее ожоги. Он ей помог, тут же выделил деньги на лечение по полной программе. Причем его никто не просил. [54]
Но при этом он мог перешагнуть через судьбы тысяч людей, когда это было необходимо для достижения цели. Это качество пассионариев… Знаете, как правозащитник не может быть государственным чиновником. Неважно, хорошим, плохим. Но не может быть, потому что чиновнику иногда необходимо принимать решения, которые ударяют по интересам людей.
Поэтому Миша — не ангел. Но очень крупная личность, крупная личность во всем».
С визитом Ходорковского ждали новых увольнений. Руководство ЮНГ успокаивало: если и уволят, то представителей менеджмента, слишком раздуты управленческие штаты. Но народ не особенно верил и бежал в более богатый и благополучный Сургут. Этот исход начался еще до Ходорковского: в конце 1995-го, когда проходили залоговые аукционы и зарплату не платили по нескольку месяцев, ограничиваясь подачками в 200–300 рублей. Потом противники припишут Ходорковскому и этот грех, к которому он не имел ни малейшего отношения.
«Да, зарплаты в Сургуте были выше, правда, к 2003 году почти выровнялись, — пишет мне Алексей Петрович. — Думаю, сейчас они в «ЮКОСе» Ходорковского были бы выше, а в Сургуте сегодня забастовка за забастовкой.
Но ни в Сургуте, ни в «Лукойле», ни в «Роснефти» — вообще нигде не было, чтобы 10 % акций компании было передано в фонд «Ветеран». При начислении в 2002 году 2,2 миллиарда долларов дивидендов, 200 миллионов получал фонд, который решал проблемы строительства жилья на материке [55], переселения пенсионеров и инвалидов труда, доплат к пенсиям.
52
В 2008-м, уже при «Роснефти», «пятак» снесли, несмотря на протесты местного музея. ЮКОС обещал решить проблему балков еще к 2007 году. Думаю, помешало банкротство.
53
Юганскнефтегаз.
54
В интервью газете «Московские новости» в 2005-м году Марина Филипповна так рассказывала эту историю: «У близнецов была няня. Пошла мыться к родственникам в деревню. В бане котел взорвался. Её кипятком обварило, ожог страшный, 85 процентов. Инне, жене, позвонили, что отвезли в Одинцово, в больницу, она туда, ей говорят: чего вы волнуетесь, она уже труп. Мишка сделал все! Мазь из-за границы прислали чуть ли не на самолете. Перевезли в «Склиф», врач от неё не отходил юкосовский. Спасли. Она уже работает».
55
В соответствие с этой программой ветеранов «ЮКОСа» переселяли на юг Тюменской области.