Страница 9 из 19
В ответ на столь решительно высказанное утверждение, которое присутствующие нашли слишком дерзким, со всех сторон послышался громкий ропот. Ободренный явным всеобщим сочувствием, Найтингейл не замедлил ответить и притом без всякой кротости. Затем последовал оглушительный концерт: высокие, резкие голоса собравшихся в таверне создавали некий звуковой фон, а решительные и энергичные утверждения, выражения и прочие высказывания двух главных спорщиков выделялись на этом фоне низкими, глубокими басовыми тонами.
Некоторое время стоял такой шум, что спорящих было не расслышать. Появились также явные признаки того, что для разрешения спора Фид и боцман намереваются перейти от слов к действиям. Пользуясь всеобщей неразберихой, Фид прорвался к великану противнику и привел свой крепко слаженный корпус в боевое положение. Уже заходили взад и вперед четыре мускулистые ручищи, бугрясь, словно стволы индийского тростника, узлами мышц, суставов и сухожилий и грозя гибелью всему, что осмелится им противостоять. Однако нестройный гул наконец затих, и стало возможно разобрать, что именно говорят друг другу оба спорщика. И вот, словно удовлетворившись тем, что они могут положиться на силу своего красноречия, оба постепенно умеряли свой пыл, видимо склоняясь к тому, чтобы по-прежнему защищать свои позиции лишь с помощью языка.
— Ты, брат, добрый моряк, — сказал Найтингейл, снова усаживаясь на место. — И, если бы слово было то же самое, что дело, не сомневаюсь, судно слушалось бы тебя, как малое дитя. Но я-то видел, как целые эскадры двух— и трехпалубников, и притом под всеми флагами, — кроме разве флагов ваших мохоков 26, ибо их судов, признаюсь, я никогда не встречал, — тихонечко, словно стаи белых чаек, полоскались под зарифленными парусами 27, и потому знаю, что надо делать, чтобы судно не трепало и все переборки на нем остались целы.
— А я считаю, что нельзя класть судно в дрейф под задними четырехугольными парусами. Распусти, если хочешь, штаговые — вреда не будет. Но ни один моряк, если он хоть немного знает свое дело, не поймает ветра между грот-мачтой и подветренными вантами. Да что там, ведь всё это — слова вроде грома, что грохочет себе в небесах, а никого не ударит. Давайте спросим кого-нибудь еще, кто побывал на море и знает морскую жизнь и флот не меньше нашего.
— Если бы самый старший адмирал флота его величества был здесь, он бы сразу сказал, кто из нас прав, а кто нет. Так вот, братишки, если есть среди вас человек, кому посчастливилось получить морское воспитание, пусть скажет свое слово, чтобы правда тут не затерялась, словно свайка, упавшая между брас-блоком и реем.
— Есть такой человек! — вскричал Фид; он протянул руку, схватил за шиворот Сципиона и бесцеремонно втащил его на середину круга, образованного толпой, которая обступила обоих спорщиков. — Вот самый подходящий человек. Во всяком случае, против меня у него на один рейс больше — ведь он родился в Африке. Ну, отвечай, Сцип, да погромче, словно ты кричишь, когда ветер дует в лицо: под какими парусами ты положил бы в дрейф судно у берегов твоей родины, если бы была опасность внезапного шквала?
— Я бы не клал его в дрейф, — ответил негр. — Я бы пустил его на фордевинд 28.
— Ладно, парень, но на случай шквала прижал бы ты его гротами или пустил двигаться посвободнее под одним фоком?
— Да это же каждый дурак понимает! — проворчал Сципион, которому явно надоел этот допрос. — Как можно ставить грот, если вы хотите, чтобы судно шло устойчивей по курсу? Сами посудите, мистер Дик.
— Джентльмены, — промолвил Найтингейл, оглядевшись по сторонам с видом оскорбленного достоинства, — скажите по чести, слыханное ли это дело таким неприличным манером выволакивать вперед негра, чтобы он тут высказывался прямо в лицо белому?
Этот призыв к предрассудкам собравшихся встречен был всеобщим одобрительным гулом. У Сципиона, который готов был отстаивать свою профессиональную точку зрения перед любым противником, не хватило мужества противиться столь явным признакам неудовольствия, вызванного его появлением. Не выразив ни малейшего негодования, не сказав ни слова в свою защиту, он скрестил руки и вышел из таверны с покорностью человека, слишком привыкшего к смирению, чтобы возмущаться. Однако Дик Фид, неожиданно лишившийся поддержки негра, отнесся к бегству своего товарища не столь спокойно. Он громко потребовал его возвращения, но, видя, что все напрасно, набил себе рот табаком и последовал за африканцем, изрыгая проклятья и поминутно оглядываясь на своего противника. По его мнению, заявил Фид, если с парня содрать его черную кожу, окажется, что он-то и есть настоящий белый.
Триумф боцмана был полный, и он отнюдь не скрывал своего торжества.
— Джентльмены, — обратился он еще более самоуверенным тоном к окружавшей его толпе, — вы и сами видите, правда — словно судно, что идет с наветра с лиселями по обе стороны, оставляя за собой чистую, прямую кильватерную струю. Я не терплю хвастовства и не знаю, кто этот парень, что вовремя убрался от позора, но одно я должен сказать: от Бостона до Вест-Индии не найти человека, который бы лучше меня знал, как вести судно по курсу или как положить его в дрейф, лишь бы…
Но тут зычный голос Найтингейла вдруг ослабел, а взгляд его, словно по волшебству, приковался к острым глазам незнакомца в зеленом, чье лицо возникло вдруг среди грубых физиономий собравшегося в таверне люда.
— Может быть, — произнес боцман, так и не закончив начатой фразы, настолько он растерялся, неожиданно встретившись с таким строгим взглядом, — может быть, вот тот джентльмен тоже понимает в морском деле и разрешит наш спор?
— В университетах морской науке не обучают, — с живостью ответил незнакомец, — но, исходя из того немногого, что мне известно, должен признаться — я бы стал удирать по ветру…
Последнее слово незнакомец произнес с ударением, словно желая подчеркнуть намек, после чего, бросив на стол деньги, тотчас же вышел, и поле битвы осталось за Найтингейлом. После краткой паузы боцман продолжал рассказ, хотя заметно было, что то ли от усталости или по какой-либо другой причине голос его звучал не так решительно, как раньше. Он быстро закончил свою историю, допил грог и, шатаясь, поплелся на берег, куда вскоре прибыла шлюпка, чтобы доставить его на корабль, за которым в течение всего этого времени простак Хоумспан не переставал наблюдать с особым тщанием.
Между тем незнакомец в зеленом продолжал свою прогулку по главной улице города, а Фид пустился вдогонку за растерявшимся Сципионом, ворча и отпуская на ходу не слишком лестные замечания насчет мореходных познаний боцмана. Вскоре он нагнал негра и принялся изливать свое раздражение, ругательски ругая приятеля.
Незнакомец шел за ними, то ли забавляясь своеобразными взаимоотношениями двух друзей, то ли увлекаемый собственной причудой. Отойдя от моря, они поднялись на холм, а незнакомец так от них отстал, что даже потерял их из виду за поворотом улицы или, вернее, дороги, ибо теперь они оставили позади уже и городские предместья. Юрист, как он назвал себя, сперва подумал, что совсем потерял из виду достойных друзей, но, прибавив шагу, с радостью убедился, что они сидят под изгородью. Оба закусывали тем немногим, что нашлось в мешочке у белого, который по-братски поделился со своим спутником. Негр сидел почти рядом с белым — в доказательство того, что между ними снова мир, и все-таки чуть-чуть позади — из почтения к цвету его кожи. Подойдя к ним поближе, незнакомец заметил:
— Вы так усердно опустошаете свой мешок, ребята, что вашему третьему товарищу, пожалуй, придется лечь без ужина.
— Кто там подает голос? — спросил Дик, поднимая глаза от кости, которую грыз с такой жадностью, что был похож на большую дворнягу.
— Я только хотел напомнить вам, что у вас есть еще один спутник, — учтиво ответил незнакомец.
26
Мохоки — одно из североамериканских индейских племен.
27
Зарифить паруса, или взять рифы — уменьшить площадь парусов путем связывания нашитых с обеих сторон паруса тонких тросов — рифштертов.
28
Фордевинд — направление ветра, дующего прямо в корму судна.