Страница 5 из 32
– Я завтра забегу, хорошо? Погадаешь на… ну сама знаешь…
– Погадаю…
– Мне кажется, меня сглазили… или порчу навели.
– Заходи завтра…
– Слушай, ну ты прости за… ну что… тогда… по заду тебе… Не хотел тебя обидеть… Ты просто мне нравишься. Может, прогуляемся сегодня после выступления, а?
– Отвали!
– Ну Ива! Да ладно тебе обижаться! Я же тебе нравлюсь, я всем нравлюсь. Ну давай встретимся!
– Еще раз заикнешься на эту тему, лишай будет, как и у приятеля твоего!
«Как же они мне надоели! – думала, вежливо улыбаясь, знахарка. – И ведь они не виноваты, что мне неинтересно лечить их болячки и выслушивать одни и те же сплетни. Нет, вы только посмотрите на эту каргу! Уже пятерых мужиков в могилу свела, а все туда же – „замуж хочу, замуж хочу“. Мужиков жалко, у нас и так рабочих рук не хватает. Или этот старый пень – сколько себя помню, у него всегда что-то болит: то нога, то сердце, то бок заколол. На мой взгляд, если тебе за сто семьдесят и у тебя что-то болит, радуйся – ты еще жив. Не пойду к нему, опять будет раздеваться и просить, чтобы я его осмотрела, нет ли следа какой болезни али порчи. Старый извращенец! Им даже хвори брезгуют. Да что там болезни, сама смерть стороной обходит. А эта красавица… за последние два года я перегадала ей на всех парней из нашей деревни… и из трех близлежащих. Будем надеяться, она не скоро в город соберется. Ой, мамочки мои, Матинка идет! Куда бы спрятаться?! Достала уже. Ну что я могу сделать, если у нее нет детей? Все, что могла, сделала. Кто ж виноват, что не помогает? Может, если бы других людей с грязью перестала смешивать, боги и смилостивились. Надо же, сегодня у богов, очевидно, хорошее настроение – эта мымра мимо прошла. Интересно, у нее в роду не было василисков?.. Да-а, с таким отношением к людям я скоро сама буду похожа на гарпию. Веселенькое же ждет меня будущее».
Но вот тишина, наконец, установилась. В воздухе как стрелы зазвенели струны.
Менестрель начал петь. Музыка заполонила деревню. Она сломала похабное равнодушие и холодное презрение. Она заставила плакать и смеяться. Она говорила, что весь этот огромный близкий и дальний мир прекрасен, и интересен, и весел, честен и отважен. Было наивно верить в отважных героев и красивых принцесс, но почему-то люди боялись, когда те бросались навстречу опасности, и радовались, когда они въезжали – обязательно на белых конях – в ликующие города. Голос, сильный и влекущий, казалось, касался кожи. Ива прикрыла глаза и вслушалась в музыку. Мелодия словно знала короткую дорогу к сердцу и разуму. В голове причудливо переплетались звуки, мысли и образы… и что-то еще… Знахарка насторожилась. Ощущение напоминало то, что появлялось у нее, когда она срезала растения. Как будто у нее образовался еще один орган чувств. Воздух стал плотнее, краски ярче. От сердца пошла волна тепла, а пальцы напряглись. Что же это такое странное в музыке?!
Флейта.
Флейта – вдруг поняла Ива. «Я слышу лютню, голос и флейту! Но откуда звуки флейты? Ведь человек не может одновременно петь и играть на флейте…» Девушка открыла глаза. Бард улыбался ей. Он ее не боялся. Знахарка привыкла, что связываться с ней опасались. Ведьма, знахарка – какая в сущности разница? Ей не было нужды ссориться с заезжим певцом, но она чувствовала исходящую от него неясную угрозу. Откуда такое ощущение? И почему же ей так страшно?
Шумная толпа односельчан наконец рассосалась по домам. Ива и Хон одни стояли посреди единственной улочки и молчали.
– Это прекрасно, да? – Голос Хона был так мечтателен и ласков, что она почти его не узнала.
Девушка хотела что-то ответить, может, даже рассказать о том, что ей послышалось, как вдруг стало ужасно холодно, – так, что Ива не могла пошевелить даже пальцем. В этот миг она почувствовала себя совершенно беззащитной и обреченной. Сознание помутнело от невыносимого ужаса, от страха, заполнившего все вокруг. Что бы это ни было, оно – хуже всего, что травница могла себе вообразить.
– Эй, ты в порядке? – Хон тряхнул ее за плечо. – Что молчишь-то?
Ива молча смотрела в лицо другу. Оцепенение прошло. Даже сквозь шубу она чувствовала тепло его рук. Казалось, его взгляд размораживает ее своей заботой.
– Да что с тобой, в конце концов?!
Девушка скользила взглядом по изуродованному лицу друга, и оно показалось ей немыслимо прекрасным. Не удержавшись, она прикоснулась к его щеке и, заглядывая в серые глаза, полные тревоги и чего-то еще – она никогда раньше этого не замечала, – и прошептала:
– Волки воют.
Он накрыл большой ладонью ее пальцы:
– Это не волки.
– Как не волки? – Ива недоуменно сдвинула темные бровки.
– Может, и волки, только необычные. Так настоящие волки не воют.
– Да брось! Зима давно уже, они оголодали, да и далеко они. Вот и кажется невесть что.
Он и сейчас смотрел на нее, но что-то в его взгляде изменилось. И ей это не нравилось.
– Может, и так, – как-то грубоват стал голос. – А может, и нет. Ты ничего не хочешь мне сказать?
«Какая избитая фраза… – подумала она. – Только вот ответить на нее нечего».
– Ты думаешь, это тот монстр?
– И это лучший вариант, – хмыкнул Хон. – Пойдем, нечего на морозе стоять.
Вот и пойми его…
Как и следовало ожидать, уснуть Иве не удалось. Мало того, что умер мальчик, появился монстр в округе, этот менестрель странный не уезжает, так еще и Хонька начал концерты устраивать!
Неспокойно как-то на душе…
Что-то это все напоминает, такое знакомое… Похоже, из преданий да небылиц… Только что вот?
Откуда эта тревога, от которой аж живот сводит?..
Этот менестрель… как же ему удается одновременно петь и играть на флейте? И слышит ли кто-нибудь еще ее? Надо у Хоньки спросить.
Может, это волшебная флейта, что играет сама по себе? «Менестрель ведь умеет приколдовывать – на меня же морок навел. И какой странный. Мир прекрасный как мечта. И столь же нереальный. Летающие замки из серебра и хрусталя, белоснежные единороги… Чушь какая… Но в тот миг я словно стояла рядом с черноволосым мужчиной, чувствовала теплый ветер и запахи чужих трав и видела, как приближается ожившая легенда. Ведь единорогов не существует, не так ли? Как и летающих замков. Интересно, что за травы могут так пахнуть? Вот бы узнать!»
Волшебная флейта… «Где же я слышала это? И почему же мне так страшно? Причем ведь иногда и опасности никакой…»
А не могут ли все эти события быть связаны?
С самого утра Ива скрепя сердце взяла несколько дюжин яиц, кикимору и отправилась в лес. Благо и метель вроде прекратилась. Леший пообещал пристроить кикимору. Потом Ива спросила:
– Ничего странного не происходило?
Леший почесал затылок:
– Дык как тебе казать-то… звери и птицы что-то говорили об ужасе, что сковывает как лед речку, но воно, что бы воно ни было, только мимо проходило. В лесу его нетути. Это уж точно. Может, у водяного или полевиков спросить?..
Но их ответ был точно такой же. Причем дословно. Последний посещенный ею полевик добавил:
– Странно как-то. Что же это такое, если оно нигде не живет? А оно точно завелось не в деревне?
– Уж и не знаю. Вроде нет.
– Знаешь, а ведь есть места, за которые никто не отвечает.
– Это что же за места такие? – нахмурилась травница.
– Не догадываешься? Дороги.
– Дороги? – опешила Ива. – Как можно жить на дороге?
Полевик развел руками:
– Это уж мне неведомо. Я и не говорю, что оно там. Но это единственное, что в голову прилезло.
Ива рассеянно поблагодарила, попрощалась и отправилась домой. Через поле идти было не с руки. Девушка вышла на дорогу и пошла по ней, внимательно разглядывая. Снег лежал толстенным слоем, иначе трава что-нибудь ей да сказала. Так, что мы имеем? Дорога. Ива пожала плечами. Дорога как дорога. Дойдя до перекрестка, девушка вспомнила случай, что произошел здесь на днях. Телега кузнеца ехала из города. Кузнец выпивши был после удачной сделки. Встал на телеге в полный рост и, решив прокатиться с ветерком, подхлестнул лошадей. Обычно медлительные клячи рванули в галоп. А кузнец бухнулся в телегу да так с задранными кверху ногами и въехал в деревню. В селе чуть со смеху все не поумирали!