Страница 4 из 32
– Чего этого? – спросил Хон.
– Не знаю, что это такое. Но оно уже давно подбиралось к дому. Третьего дня началось…
– Вот ты и выла все время, покоя хозяевам не давая, – догадалась Ива. – Хоть до этого два месяца спокойно прожила.
– Да, – тихонечко заскулила нечисть. – Предупредить хотела. Ведь чуяла, чуяла, что-то будет… – Кикимора заплакала. – Вот оно-то маленького и… Маленького…
– Перестань, – прошептала Ива. – Лучше расскажи, как оно выглядело.
– Не знаю, – всхлипывала та. – Мне страшно так стало, страшно. Ужас по спине полез…
Почувствовав приближение «ужаса», кикимора спряталась за печку. Страх полностью завладел ею. Бабка спала, и то, что вошло в дом, ее не тронуло. Ему был нужен ребенок. Кикимора почувствовала, как из него уходила жизнь, так четко, будто видела это. Потом существо исчезло. Страх ушел много позже.
– И ты ей веришь?! – вскричал Хон, хотя по его лицу было видно, что рассказ произвел на него впечатление. Ива посмотрела на кикимору. В глазах той еще стоял ужас. Потом девушка вспомнила холодные пальцы страха на своей спине, она тоже почувствовала приближение чего-то зловещего. Да, Ива верила ей.
– Думаю, это правда, Хон. – Девушка снова посмотрела на узницу. – Скажи, кто тебя сюда «подселил»?
– Не знаю.
– Говори немедленно! – рявкнул Хонька. Дипломат из него был никудышный, зато пугач хоть куда.
– Не знаю. Я не могу его видеть.
– Да, точно, – вспомнила знахарка. – Она правда не может видеть эту гадину. Но ведь как-то ты поняла, что должна здесь жить.
– Зов услышала.
– Какой зов?
– А вот от нее. – Кикимора указала на куколку.
– Что это значит? Она же неживая, – невесть у кого спросил парень.
– Куколка – это всего лишь символ, – объяснила знахарка другу. – Если просто сделать такую же и кому-нибудь подбросить, ничего не произойдет. Чтобы подействовало, надо провести соответствующий обряд. Вот тогда-то кикимора и слышит зов. А куколка привязывает ее к определенному месту. Своего рода собачий ошейник, только желанный. Он дает кикиморе своеобразное право на проживание в доме, поэтому-то она так легко и разделалась с домовыми.
– Ничего себе легко, – хмыкнула нечисть.
– Ты лучше не хмыкай особо. С тобой еще домовые Каганов не разобрались, а ты им жизнь изрядно попортила. – Кикимора явно приуныла. – Лучше скажи, какой был зов?
– Э… а… не знаю, как передать…
– Ну хотя бы… мужской или женский голос?
– Женский, – сама себе не веря, произнесла та. – Точно-точно – женский!
– Узнать сможешь?
– Наверное, – не слишком твердо пробормотала кикимора.
– Так, ну ладно. Скажи мне еще вот что: кто же это терновник из-под порога убрал?
– Терновник?! – вскрикнул Хон. Все знали, что его иголки не пускают в дом нежить. – Может, его тут и не было? Нет, был. Точно помню. Ты его сама укладывала. Тогда я тебе потом еще руки мазью какой-то вонючей мазал. Ты искололась, когда тебя Браг по заду шлепнул, а ты его этим терновником по лицу в ответ. Да только силы не рассчитала, так руки сжала, что сама и поранилась. Точно-точно, вот тогда-то я вонь эту и терпел, мазь тебе по рукам размазывая.
– А сам?! Кто тебя потом перебинтовывал, когда ты драться с этим придурком полез?!
– Так ведь победил же!
– А зачем вообще полез?! Я и сама могу за себя постоять. Мне потом его пришлось еще и после твоих кулаков лечить.
– Кто-то должен тебя защищать!
– Всё! Слушать этого не желаю! Когда ты, кикимора моя дорогая, появилась в доме, был терновник под порогом?
– Был.
– А когда исчез?
– Не помню.
– Не помнишь или не видела?
– Помню, что его убрали. А кто – не помню.
– А ты подумай! Может, хоть голос там или еще что…
– Знаешь, знахарка, а ведь я не помню этого самого, потому что не видела.
– Что? – опять не понял Хон.
– Она не видела того, кто убирал терновник.
– И что это значит?!
– Это значит, милый друг, что, скорее всего, терновник убрал тот, кто и кикимору подселил.
– Вот гоблин!
– Согласна. Ладно. – Девушка снова обратилась к нечисти:– Куколку я заберу и сожгу. Ты от нее будешь свободна. Пойдешь ко мне в дом, домовому скажешь, что от меня. Пусть он тебя в каком сарае пристроит. Ты мне еще понадобишься. И не высовывайся. Ты сейчас многим насолила. – Ива убрала можжевельник с порога. Кикимора, не веря в такое счастье, ускакала.
Ива как раз сжигала куколку за околицей, когда услышала музыку. Она обернулась. На коротком полене спиной к погрузившейся в снег по самые окна деревне сидел менестрель. В руках у него была флейта. Из нее-то и лились звуки, а бард внимательно, оценивающе разглядывал девушку. Только она приготовилась рявкнуть, чтобы убрал глаза с ее частей тела, пока они (сиречь глаза) не оказались в одной его части тела, совсем для этого не предназначенной, как вдруг менестрель пропал. И деревня исчезла… Вместо заснеженного села вокруг, насколько хватает глаз, простиралась цветущая равнина. Небо стало голубым, а солнце – в самом зените. Неизвестные ей травы застилали луг, волнуясь как волны под ласковым летним ветром. В воздухе носились ароматы меда и сена, кружа голову игристым вином. На камне сидел темноволосый мужчина в роскошном белом одеянии и смотрел вдаль. Под звуки каких-то прекрасных, почти нереальных голосов по бескрайнему небу плыл серебряно-хрустальный замок. Звонкое ржание зазвенело в теплом чистом воздухе. Навстречу мужчине из летящего замка мчался ослепительно-белый единорог.
Ива тихонько ахнула от восхищения. И в этот же миг перед ее глазами снова оказалась тихая, погребенная под снегом деревенька с покосившимися заборами и нестройным лаяньем дворовых шавок за ними.
Менестрель смотрел на девушку и ухмылялся. Ива сцепила зубы:
– Это ты мороками балуешься, менестрель?
Тот все так же оценивающе и насмешливо ее разглядывал.
– Что ты видела, знахарка? – наконец подал он голос.
– Я и не думала, что ты мороки наводить умеешь. Ну надо же! – издевательски протянула она. – Только, знаешь, нет таких мороков, что на пользу человеку направлены были бы. И тебе я не советую еще раз на мне свое «искусство» пробовать, а то заболеешь вдруг ненароком чем-нибудь… неизлечимым. – Ива гаденько улыбнулась и пошла прочь.
– Что ты видела, знахарка? – только услышала она вслед.
– Что это ты сегодня смурная такая? – Хон положил теплые ладони ей на плечи, помогая освободиться от тяжелой шубы. Бои с дверью он взял на себя.
– Все-то ты видишь, – ласково улыбнулась ему Ива. – У меня такое чувство, что я что-то упускаю.
– Ты про того, кто подсадил Каганам кикимору? – Хон сел за стол и принялся беззастенчиво уплетать приготовленные тетушкой Ивы оладьи. Его давно в доме перестали считать чужим. Интересно, а где тетушка целые дни пропадает? – Как ты думаешь, кто мог так ненавидеть Каганов, чтобы это сделать?
– И кто мог убрать терновник из-под порога? И если кикимора действительно говорит правду, что за существо вошло в дом? Нечисть? Нежить? Что за монстр убил ребенка, если это действительно так? Сам он пришел или его тоже напустили?
– Если сам, значит, какая-то дрянь бродит поблизости и вся деревня в опасности.
– А если нет, то какая же сила заставила его пройти через всю деревню и войти в человеческое жилье? И ведь как нарочно – все слушали менестреля, и никто ничего не видел!
– И снег шел – следов не осталось.
Ива замысловато выругалась.
– Что же я упустила?!
Перед выступлением барда знахарка обошла все дома, проверила терновник на входе. Ни у кого больше он не пропал. Она села на лавку и приготовилась слушать.
– Знахарка, зайди к нам сегодня вечером. У деда снова спина болит.
– Зайду…
– Травница, не посмотришь на корову нашу? Что-то там с выменем не так.
– Посмотрю…