Кавказский транзит

Комиссия на теплоход «Беркен» была назначена на 18 часов. До ее начала оставался ровно один час и Павленко все же решился зайти к «особистам», как их продолжали называть еще с советских времен. Он без стука вошел в кабинет оперсостава, где за сдвинутыми столами сидели Парамонов, Нарышкин, Рыбаков, прапорщик-секретарь и еще двое сотрудников с периферийных объектов майор Сидлеров и капитан Кузнецов. На столе, как обычно стояли бутылки с водкой, томатный сок, отварной картофель, колбаса, сало, то есть все то, что бывает на спонтанном мужском застолье. Он вежливо поздоровался со всеми присутствующими за руку и, положив фуражку на свободный стол, сел на стул, расстегнув только верхнюю пуговицу бушлата.

— Так дело не пойдет, — возмутился Рыбаков, — У нас здесь не привокзальная забегаловка, а солидное учреждение. Гардероб в кабинете начальника.

Он взял в руки фуражку Павленко и предложил снять бушлат.

— Я не надолго, мне нужно скоро уходить, — отказался подполковник.

— Ну, ты можешь уважить виновника торжества, — не унимался Рыбаков, — В конце концов, это не прилично садиться за стол в верхней одежде.

Павленко тяжело вздохнул, но все же поддался уговорам и протянул Рыбакову бушлат. Тот быстро вышел в соседний кабинет и через несколько секунд вернулся.

Офицеры, по команде наполнили бокалы и дружно посмотрели на начальника. Тот встал и начал долго говорить о человеческих и профессиональных качествах «именинника», его служебных перипетиях и возможных перспективах. Тост мог затянуться надолго, если б гость демонстративно не посмотрел на часы. Парамонов завершил предложение и сделал символический глоток. Присутствующие сразу же заработали вилками. Павленко вновь посмотрел на часы и попросил слово.

— Я предлагаю этот тост, — начал он, — за наше дальнейшее сотрудничество. В отделе оперативного розыска и вашем отделе для этого есть все необходимое: высокий профессионализм, активность людей и добрая воля. Я думаю, что совместными усилиями мы сможем развеять миф о мнимой конфронтации наших структур и вместе внесем общий вклад в дело укрепления государственной безопасности и охраны рубежей нашего государства.

Все дружно встали и под троекратный возглас «Ура» выпили до дна. После произнесенного тоста, Павленко положил в рот ломтик сыра и, извиняясь, сказал:

— Мне бы очень хотелось с вами посидеть, но извините, у меня дела.

— Я провожу, — вскочил с места Рыбаков, — сейчас принесу твои вещи.

Они вышли в коридор. Рыбаков вынес из кабинета начальника бушлат и фуражку Павленко и на прощание сказал:

— Слава, если быстро освободишься, возвращайся, мы, чувствую, долго сегодня сидеть будем.

— Как получится, — неопределенно ответил подполковник и на всякий случай протянул ему руку. Рыбаков ответил на рукопожатие и остался стоять в коридоре возле окна. Наблюдая сверху за движением на территории части и увидев, как Павленко выехал за пределы отряда, он вернулся в кабинет.

— Не оперативная работа, а какое-то лицедейство, — буркнул он, взяв руки бутылку, — Знаем что играем в кошки-мышки, знаем, что друг другу врем, но, при этом улыбаемся и делаем вид, что все прекрасно.

— Вы не сильно-то налегайте на водку, — перебил его Парамонов, — может еще сегодня работать придется.

— А если он вернется, — вмешался Нарышкин, имея ввиду, Павленко, — Мы его что, трезвыми рожами встречать будем?

В этот момент в кабинет, озираясь по сторонам, вошел мужчина со смазанными чертами лица и большими очками в роговой оправе.

— Ну что Николай Михайлович, успели? — спросил его Парамонов.

— Еще бы, — удовлетворенно ответил тот, — за двадцать лет работы в оперативно-техническом отделе я микрофоны научился вшивать в фуражку за полторы минуты. Для меня это плевое дело, лишь бы в помещении не было никаких помех и капитан судна не додумался включить радиоприемник. Иначе, тогда аппаратура фонить начнет.

— В порту никаких проблем не возникнет? — обратился Парамонов к Нарышкину.

— Я думаю, нет, наш Демченко уже провез в порт на своем автомобиле коллег Николая Михайловича. — Юрий кивнул головой в сторону коллеги из оперативно-технического отдела.

— Ну, что ж, тогда будем их ждать с записью разговора, — подвел итог начальник.

— Ну, а мы что делать будем, пока они там общаются, — подал голос Рыбаков, — Водку и закуску обратно в магазин не примут.

— Тем более, что от нас уже ничего не зависит, — поддержал товарища Нарышкин, и начал опять разливать водку.

Парамонов посмотрел на часы и, убедившись, что рабочий день давно закончился, снисходительно махнул рукой и подвинул свой станкан ближе к Нарышкину.

Время тянулось медленно, разговор за столом не клеился и, даже спиртное не имело того эффекта, как прежде. Каждый из присутствующих ждал известий из порта. Кого-то, подогревал праздный интерес, кого-то оперативный азарт и только для Нарышкина это был своеобразный момент истины. Для себя он решил, если опять его версия окажется ошибкой, он напишет рапорт на увольнение, а если нет, то докажет не только Парамонову, но и самому себе, что еще что-то значит в этой жизни.

Часы на стене уже показывали четверть десятого вечера, как раздался телефонный звонок.

— Слушаю Парамонов, — взял трубку начальник отдела.

— Дежурный по КПП сержант Загорулько, — раздался юношеский голос на другом конце провода, — Тут к вам пришли двое гражданских. Их встретят или выписать пропуск?

— Пусть подождут на месте, сейчас к ним спустится наш сотрудник, — ответил Парамонов и, взглянув на самого молодого из сидящих — прапорщика Недолугу, сказал ему, — Анатолий Васильевич, спуститесь вниз и пригласите товарищей сюда.

Через минуту в кабинет вошли сотрудники ОТО, непосредственно производившие оперативно-техническое мероприятие. Старшему из них майору Шаповалову Константину Григорьевичу, было уже за сорок, он имел внешность совершенно невоенного человека: выразительный пивной живот, уставшие серые глаза и редкие русые волосы с уже наметившейся лысиной. Его напарник — старший лейтенант Осадчий Михаил, был его полной противоположностью. Он обладал атлетическим телосложением, рост выше среднего, черная копна волос в сочетании с голубыми глазами, все это придавало ему образ супермена-любовника из американских фильмов, нежели сотрудника СБУ. Оглядев стол голодными глазами, и убедившись, что еще не все съедено, Шаповалов потер озябшие руки, и, кивнув в знак приветствия всем присутствующим, направился к столу. Нарышкин сразу же наполнил коллегам стаканы водкой и осторожно спросил:

— Ну, как все прошло?

— Ребята, дайте хоть что-нибудь в рот кинуть, — накладывая картофель в тарелку, сказал тот и добавил, — Это ведь вы тут по сценарию празднуете, а мы там, на холоде почти полтора часа свою польку отплясывали. Даже двигатель в машине не включали, чтоб внимание к себе не привлекать.

Выпив водки и немного закусив, Шаповалов перевел взгляд на Нарышкина и довольно произнес:

— Ну, что Князь, с тебя причитается? — он сделал выжидающую паузу и, загадочно посмотрев на всех присутствующих, произнес, — Сверлите дырки на погонах господа.

Он жестом дал команду своему напарнику включить магнитофон. Старший лейтенант сразу же встал из-за стола и, вытащив из объемного портфеля, аппаратуру начал ее настраивать. Сначала в динамике слышались неопределенные звуки, стук и шипение, а затем, из этого общего шума стал выделяться топот ног. Видимо, это Павленко поднимался по траппу на борт судна. Через некоторое время, оперативники услышали и его голос.

— Добрый вечер, мастер.

— Здравствуй, Слава, — ответил турок по-русски, — А почему так официально?

— Твой сопровождающий по-моему еще не отошел от двери, — ответил Павленко.

Сразу же раздались звуки шагов и скрип двери. Видимо капитан вышел посмотреть в коридор.

— За дверью никого нет, — с усмешкой произнес капитан, — Я смотрю, ты стал страдать манией преследования.

— А как тут не начнешь, если обложили со всех сторон, как волка, — грустно вздохнул Павленко.