Страница 3 из 37
— А где вы с ним познакомились? — уже более миролюбиво спросил он.
Рыбаков закрыл тетрадь, отложил ручку на край стола и, откинувшись на спинку стула, ответил:
— Мы познакомились еще 86 году. Я тогда прибыл на авиационный полк опером после окончания высших курсов военной контрразведки, а он пришел сюда к пограничникам в качестве офицера оперативно-розыскного отдела после окончания Высшей школы КГБ. Тогда мы были в одной системе, и не раз приходилось работать в тандеме. Потом я уехал на Север. После развала Союза мы вновь встретились и продолжили сотрудничество. Тогда в транспортной авиации практиковались коммерческие рейсы в Азербайджан и Армению. Слава приезжал на аэродром на пограничное оформление прибывших самолетов. А в 1993 году его перевели в Киев на повышение. С того времени мы и не виделись.
— Ну, надеюсь с его появлением, ваше плодотворное сотрудничество возобновится?
— Хочу на это надеяться, но, к сожалению, иногда время и власть меняет людей, и не всегда в лучшую сторону, — многозначительно улыбнулся Рыбаков.
— И такое бывает, — согласился с ним начальник, делая вид, что не заметил подтекста в сказанном. Затем не найдя нужных слов для продолжения разговора, он вышел из кабинета, тихо закрыв за собой дверь.
— Ну что, Витек, — облегченно вздохнул Нарышкин, — Завязываем с работой и пойдем хряпнем по «соточке».
— Сегодня не могу. Дочку с тренировки забирать нужно, — тактично отказался Рыбаков, — Сейчас темнеет рано, не хочу, чтобы она сама домой возвращалась.
— Ну, как знаешь, а я заскочу, освежусь перед днем рождения, — не теряя оптимизма заявил Юрий и стал быстро складывать документы в сейф.
Глава 3
Утро следующего дня оказалось для майора Нарышкина совсем не добрым. Как обычно он не мог вспомнить, чем закончился день рождения у друга и как он попал домой. Жена с утра не разговаривала и, видимо, от этого он испытывал легкое чувство тревоги и вины перед ней. Казалось, что природа и весь окружающий мир были с ним солидарны. В это ноябрьское утро моросил мелкий осенний дождь, с моря дул промозглый ветер. Серые тучи казалось висели на крышах домов, выдавливая из себя все новые и новые потоки воды. Голые деревья, уже сбросившие листву, медленно покачивались, издавая жуткий, режущий ухо, скрип. И только нахохлившиеся воробьи, как не в чем не бывало, весело и бойко клевали корочку хлеба, размокшую под дождем. Юрий, едва передвигая ноги, шел в отделение погранконтроля порта. Он старался не смотреть в лица прохожих, его не покидало ощущение, что на него все смотрят с осуждением и укором. Подойдя к зданию, на огражденной территории которого красовался пограничный столб, он сунул в рот жевательную резинку и, стараясь не дышать, вошел в помещение. В ответ на приветствие дежурного, он лишь махнул рукой и сразу же без стука открыл дверь в кабинет начальника отделения.
— Доброе утро, Петрович, — стараясь, как можно бодрее, поприветствовал он сидевшего за столом капитана Илющенко. — Не помешаю?
— Что ты, Саныч, — вставая из-за стола и протягивая руку гостю, ответил пограничник. Он изучающее посмотрел на Нарышкина и, покачав головой, произнес:
— Да-а, товарищ майор, видно борьба со шпионами вчера была тяжкой.
— Ты хоть не подкалывай, — усаживая в кресло, буркнул майор, — Лучше дай водички из холодильника.
— Может не стоит себя обманывать, а сразу водочки? — учтиво предложил капитан.
— Да ты что, — возмутился Нарышкин, — Меня от этого слова с утра в дрожь бросает.
— Тогда кофейку, — продолжал настаивать Ильющенко.
— Ну, кофейку можно, — согласился Нарышкин и стал снимать с себя куртку.
— С коньячком? — весело подмигнув глазом, уточнил хозяин кабинета.
Нарышкин на несколько секунд задумался, а затем, махнув рукой, ответил:
— Ну, давай с коньяком.
Капитан включил в розетку чайник и полез в шкаф за горячительным напитком.
— Только давай коньяк отдельно от кофе, — уточнил майор.
Ильющенко вновь открыл шкаф и вытащил оттуда один пузатый бокал.
Нарышкин посмотрел на него удивленным взглядом и спросил:
— А ты что, со мной не будешь?
— Юрий Саныч, — улыбнулся капитан, — Я по утрам, тем более на службе, не пью.
— А я значит, настолько конченый алкаш, что и по утрам могу пить и на службе, — обиженно произнес Нарышкин и демонстративно отодвинул от себя бокал с янтарной жидкостью.
— Саныч, не обижайтесь. Вы же «вольный стрелок», Вам на совещаниях у командира не сидеть, а мне к 11 часам на доклад нужно идти. Поверьте, если б в конце дня, я бы обязательно составил Вам компанию.
Нарышкин снисходительно улыбнулся и вновь подвинул к себе коньяк.
— Хорошо, ловлю на слове, — произнес гость и залпом выпил содержимое бокала.
Он прикрыл веки, смакуя послевкусие напитка. Его лицо мгновенно порозовело, Нарышкин сделал глубокий выдох и, открыв глаза, сразу же попросил Ильющенко:
— Виталий Петрович, дай мне, пожалуйста, наблюдательное дело на турецкое судно «Беркен».
Капитан, приготовившийся к повторному наполнения бокала, не выпуская бутылки из рук, удивленно посмотрел на майора. Тот, в свою очередь жестом руки, дал понять, что продолжения не будет, и вновь повторил свою просьбу.
Ильющенко быстро спрятав бутылку и стакан в шкаф, вышел из кабинета. Пользуясь отсутствием хозяина кабинета, Нарышкин сам сделал себе кофе и сел на прежнее место. Через минуту вернулся Ильющенко с толстой папкой в руках и протянул ее майору.
— Интересно, чем могло заинтересовать это судно особый отдел, если оно стало на линию в наш порт только месяц назад, — осторожно поинтересовался капитан.
— А по объему дела не скажешь, — удивленно произнес майор.
— А, — отмахнулся капитан, — это старые заходы. Он вначале 90-х стоял на линии, а потом перешел на Черноморские порты.
— Так, все же, — хитро улыбнувшись, напомнил о своем вопросе Ильющенко, — если не секрет, что связано с этим судном?
— Да, какие тут секреты. Как всегда, «пиджаки» прислали запрос в отношении одного из матросов, а мне приходиться отписывать. Как будто трудно самим запросить у Вас, — невозмутимо ответил Нарышкин, листая дело.
Капитана Ильющенко был далеко не глупым человеком, к нему с подобными просьбами часто обращались представители различных правоохранительных структур, и каждый раз свой интерес они объясняли аналогично. Поэтому он не стал досаждать расспросами Нарышкина, а, улыбнувшись, произнес:
— Наверно, того требует конспирация в работе.
— Это точно, — пробормотал майор, безотрывно делая записи в своем блокноте.
Капитан не стал ему мешать и тактично вышел из кабинета.
Через 15 минут, отложив папку в сторону, Нарышкин вышел на улицу. Дождь к тому времени закончился и Ильющенко курил во дворе в кругу офицеров и прапорщиков отделения. Юрий за руку поздоровался с каждым из них, поблагодарил за помощь начальника и направился к выходу.
Дорога в отдел заняла не более получаса. За это время Нарышкин продышался морским воздухом и почувствовал себя значительно лучше. В кабинет начальника он вошел бодрым и необычно серьезным.
— Чем порадуете, Юрий Александрович? — опустив взаимные приветствия, спросил Парамонов.
— Да, особо нечем, — присаживаясь на стул, ответил Нарышкин, — Хотя есть некоторые странности.
Он раскрыл свой рабочий блокнот и протянул записи начальнику. Тот бросил беглый взгляд на блокнот и сразу же обратился к майору:
— Давайте на словах.
— Короче ситуация следующая, — начал Нарышкин, — Судно стоит на линии немногим более месяца. За это время оно сделало три рейса. В экипаже офицерский состав постоянный и состоит из одних турков, а вот матросы — полный интернационал.
— Ну и что тут удивительного? — без оптимизма спросил начальник.
— А удивительно то, что почти каждый раз в составе экипажа есть матросы — грузины по национальности. И при каждом заходе в наш порт, они списываются с судна. — пояснил Нарышкин. — Это, конечно тоже обычное явление для любого экипажа. Но в данном случае, почему именно грузины.