Афганский транзит

– Все правильно, – пояснил Садек. – Я тоже так делаю. Рахимбаев придумал для удобства постоянных клиентов. Передовой метод обслуживания. Заплатил, поставил пустую канистру, взял полную.

– Так, – задумчиво протянул Суриков. – Не придерешься. Никто из заправки не выходил, к канистрам не приближался. Ответственности за то, что в канистре окажется контрабанда, нести никто не будет.

– Таможенник смотрел канистру, – возразил Садек. – Клянется, что пустая. Он мужик опытный. Что будем делать?

Они стояли в полукилометре от заправочной станции и наблюдали за тем, что там происходило, в бинокль.

– Пусть Локтев с богом едет, – высказал мнение Суриков. – Мы останемся наблюдать. Ума нам с тобой для дедукции не хватает, значит, остается открыть глаза.

– Почему ума не хватает? – обиженно спросил Садек. – Что мы не разгадали?

– Хорошо, это у меня не хватает ума, – примирительно сказал Суриков. – Не пойму, для чего сюда мчался Локтев? Ведь он сейчас вернется к машине на таможню. На кой ему было надо спешить? Чтобы поставить канистру и взять другую? Что-то не клеится.

– Может, канистра условный знак?

– Может. Все равно надо ждать. Пусть Локтев уезжает. Мы с тобой посидим. Пора перебраться поближе к сцене. Так сказать, в первый ряд.

Они проехали к колонке и, не занимая очереди, поставили машину в тени деревьев. Отсюда были хорошо видны и домик автозаправки и черный бак для отработанных масел. Сидели долго. В шестнадцать часов (время Суриков заметил по своим часам «Сейко» с Ленинградского проспекта, как он называл часы московской фирмы «Слава») к заправке подкатили «жигули» зеленого цвета, но такие пыльные, что казались серыми. По номеру машина была душанбинской. Из нее выскочил молодой худой и высокий, как жердь, парень. Он прошел быстрым деловым шагом к заправке. Рахимбаев, как показалось Сурикову, совсем не случайно встретил его снаружи. Они потрясли руки, о чем-то поговорили и разошлись. Рахимбаев вернулся в домик, где работал кондиционер, а парень прошел к месту, где стояли канистры. Он осмотрел крайнюю слева, потрогал ее ногой и вернулся к «жигулям». Подойдя, что-то сказал водителю, сидевшему за рулем. Тот завел двигатель и занял очередь в конце длинной колонны машин, ждавших заправки.

Длинный прошел к арыку и сел метрах в десяти от сыщиков. «Тьфу ты!» – сказал Садек и стал снимать рубаху. – «Ты что?» – спросил Суриков. – «Надо же оправдаться, почему мы здесь. Пойду искупаюсь». Через несколько минут он вернулся, ошарашенный собственной смелостью. «Ну, вода! Градусов десять!» Стараясь согреться, стал махать руками и подпрыгивать. Потом сказал:

– Если в канистре не было груза, зачем она?

– Скорее всего это просто кукла. Единственное, что в ней примечательного, – надпись арабским шрифтом.

– А если это письмо кому-то? – высказал предположение Садек. – Жаль, я арабского шрифта не знаю.

– Молодец, Садек! Ты в точку. Пошел по той же дорожке, что и я. И вытряс из песка все иголки, которые в нем были. Я тоже решил, что это письмо. Скорее всего, время, когда подадут товар.

– Вот ведь как: искали канистру с грузом, а она всего лишь письмо. А Локтев?

– Он в этой истории форточный мальчик.

– Как это понять?

– Старый как мир способ квартирных краж. В узкую форточку первым посылают мальца. Он проверяет квартиру и открывает изнутри окно для других.

– Кому же открывают окно здесь?

– Подождем, увидим. Скорее всего, тому, кто приедет на встречу с этим длинным парнем.

На встречу не приехал никто. Заправившись, душанбинская машина укатила в город, а оттуда по загородному шоссе, помчалась в сторону Джаркургана. Сопровождать ее не стали.

– Что, Суриков, – спросил Садек разочарованно. – Прокололись?

– Вроде так, – неохотно согласился Андрей. – Стоит попытаться еще с одного конца. Ты хорошо скопировал то, что написано на канистре?

– Как сумел, так нарисовал.

– Где записка?

Садек протянул Сурикову блокнот. Тот взглянул на кудрявые завитки, срисованные с канистры. Прищелкнул языком.

– Как найти, кто бы прочитал это?

Садек подумал и вдруг встрепенулся.

– Едем в библиотеку. Там профессор Зульфикаров работает. Он все знает.

– Там ли он? – усомнился Суриков, взглянув на часы. – Уже поздно.

– Как раз его время.

Через десять минут они вошли в читальный зал, где самый читающий в мире народ был представлен единственным полномочным представителем в профессорском звании. Седобородый мудрец в круглых стареньких очках, у которых одну заушину заменял красный шнурок, сидел, углубившись в изучение какого-то фолианта.

– Позвольте, уважаемый, – обратился к старику Суриков, – оторвать вас от дела, чтобы испросить помощи и совета.

Старик удивленно вскинул брови и посмотрел на подошедшего к нему человека поверх очков.

– Слушаю вас, досточтимый незнакомец.

Хотя последняя фраза явно содержала намек на то, чтобы не мешало бы просителю и назвать себя, Суриков сделал вид, будто ничего не понял.

– Не поможете ли вы, профессор, прочесть мне небольшую записку.

Он, вежливо нагнувшись, положил поверх книжной страницы листок со знаками, которые перерисовал Садек. Мудрец взглянул на текст, взял шариковую ручку, лежавшую рядом с ним, и к одной из подковок пририсовал сверху точку.

– Грамотность в любом языке, – сказал он наставительно, – обязывает точки ставить на свои места. В английском языке даже есть поговорка, требующая от пишущего не забывать, что надо ставить точки над i, а также перекрещивать t.

Выслушав наставление, Суриков извиняющимся тоном сказал:

– Увы, профессор, при первой возможности я переадресую ваш выговор писавшему оригинал. Я его только точно скопировал.

Зульфикаров скрыл улыбку в бороде.

– Что же вам здесь неясно? – спросил он. – По-моему, написано вполне понятно. Может быть, вас ввело в заблуждение именно отсутствие одной точки?

Суриков смутился.

– Мне здесь непонятно все, – признался он. – Записка оставлена мне, а прочесть ее я не сумел.

Старик покачал головой.

– Насколько я понимаю, вам назначают свидание. Вот написано: «ждите». И дата. Вот месяц – «септембар». Писавший не поставил точки над «т» и сбил вас с толку, потому что знак стал читаться как «нун» – «н». Я удовлетворил ваше любопытство?

– Спасибо, уважаемый профессор, – сказал Суриков и прижал руку к груди. Старик улыбнулся ему.

– Желаю, чтобы записку прислала вам красивая девушка, – сказал он.

Суриков вышел из библиотеки и на парапете встретился с Садеком.

– Канистра – это послание, – сказал Суриков. – Если просчитывать, то все совпадает. Послание ждали в точно назначенное время. Потому Локтев так торопился. Встреча через двое суток. По графику в этот день приходит с афганской стороны Хошбахтиев. Это ложится в схему, что Махкам свою репутацию бережет. Единственный их прокол – выезд Локтева в Урсатьевскую.

– Думаешь, и его берегут?

– Берегут Махкама. Локтев его напарник. Только по этой причине о нем заботятся.

– Что будем делать?

– Готовиться. Придется брать с поличным, а это дело непростое. Надо снова ехать к Мацепуро.

Войдя к командиру погранотряда, Суриков в оцепенении остановился на пороге кабинета начальника. За столом сидел Мацепуро, но на его погонах светились свежим блеском три звезды.

– Не пойму, – сказал Суриков, демонстрируя прилив показного смущения, – или я редко бываю у вас или теперь полковниками становятся в два счета?

Довольный Мацепуро захохотал.

– Ладно, не прикидывайся. И ты мне своими ежедневными набегами надоел, и полковники нынче растут долго. Что опять просить будешь?

– Помилуй бог, Савелий Ефимович, – нашелся Суриков. – Я зашел поздравить, а вы с такими подозрениями. Если на то пошло, то и остался здесь для того, чтобы дождаться, когда мой командир полковником станет.

Они обнялись крепко и весело.

– Садись, выкладывай, – предложил Мацепуро.

– Нужны два человека, – сказал Суриков тихим голосом. – В группу захвата. На пару дней.