Афганский транзит

– Кто? Первым Акмаль Эргашев. Потом полковник Джалалов.

– Давно вы видели Джалалова? – спросил Синюхин, оживляясь. – Он здесь?

– Сегодня видел.

– Наши отцы вместе воевали. Так что вас интересует? Только конкретно.

– Где бы вы, Валентин Григорьевич, при нужде спрятали товар?

– Только и занимаюсь, что всю жизнь ищу чужие заначки. Потому вопрос: какой? Товар товару – рознь. Иголку воткну в стог сена, нож – за голенище. К слову, мне пришлось видеть даму, которая надела на себя полсотни нейлоновых трусиков…

– Хорошо, товар – это наркотики. Терьяк, гаш, как их именуют еще?

– Количество?

– Сто – двести граммов. Это реально?

– Бывает, везут и меньше. Бывает, больше.

– Где стоит искать?

– У нас граница особенная. Военная. На той стороне идет настоящая война, хотя об этом наши власти умалчивают. Потому в провозе контрабанды, если этим занят водитель, свои тонкости. Одна из них в том, что собственный груз водитель глубоко не запрячет.

– Вы говорите так уверенно…

– Потому что зубы проел на этом деле. Прежде всего, учтите, трейлеры опечатаны. Игра с пломбами – дело опасное, если, конечно, кто-то в фирме не вошел в сговор. Но есть и вторая причина. Караван, допустим, идущий через перевал Саланг от центра Афганистана к нашей границе, находится под постоянной угрозой обстрела. Свой товар дорог. Потерять его, если машина ляжет на бок или загорится, вряд ли кого устроит. Целостность груза для контрабандиста – его заработок и даже жизнь. Если он связан с группой, дело еще опасней. Потерявшего доверие перевозчика наниматели могут ликвидировать запросто.

Суриков кивнул понимающе.

– Поэтому тайники, – продолжил Синюхин, – должны быть под рукой. Хотя это не значит, что их легко найти.

– Под рукой, – сказал задумчиво Суриков. – Под рукой… Тут возможен ход. Кстати, еще один вопрос. Есть ли у вас на примете местные дальнобойщики, которых вы ни разу не засекли с нарушениями?

– Интересный вопрос, – усмехнувшись, сказал Синюхин и ловко одним щелчком сбил муху, севшую перед ним на стол.

Насекомое отлетело в сторону, упало на пол. Суриков, проследив взглядом, заметил, что муха лежала на спине и беспомощно шевелила лапками.

– Нокаут, – сказал он с улыбкой.

– Один на один я их побеждаю, – сказал задумчиво Синюхин. – А вот когда налетают скопом… Вы, скорее всего, не знаете, что такое настоящие афганские мухи. Магас – так там их называют. С виду все как у нашей, отечественной, но по норову куда злее, прожорливее и плодовитей. Есть места, где этой дряни водятся тучи. Однажды в кишлаке смотрю – стена черная сплошняком. И какая-то странная. Пригляделся – мухи. Миллионы. Одна на одной. Может миллиард. Я кинул камень в стену, чтобы понять, почему они на джиргу, то есть на свой племенной совет собрались. И сразу возник гул. Оказалось, на стене были мокрые лепешки кизяков. Хозяйка собрала навоз, развела в воде, добавила соломы, каких-то щепок и налепила вонючих блинов. Потом прилепила их к стене – сушить. Высохнет – топливо. Так вот для мух это корм, и там их собралось… Э, да! – Синюхин махнул рукой, оставляя тему. – Вопрос вы задали интересный. Дело в том, что не всегда тот, кто проходит таможню чистым, бывает честным на самом деле. Видел пижона – в руках кейс и паспорт. В паспорте виза, в кейсе – носовые платки и два журнала. Чист и прозрачен, как стеклышко. Потом задержали контрабанду на миллион. Оказалось, принадлежала этому пижону. Только доказать этого сразу не смогли.

– Что вы хотите сказать этим примером? – с подозрением поинтересовался Суриков. – Честных не бывает?

– Эко, уважаемый, вы завернули! Я просто хотел обратить внимание на то, что нам, таможенникам, трудно определить, кто и насколько связан с темными делами. Есть у наших дальнобойщиков водитель Таштемир Атабаев. Все время норовит что-то сверх разрешенности провезти. А я знаю – человек он честный.

– Как же так?

– А вот так. Детей у него – куча мала. Их кормить и одевать – спина хрястнет. Он то штаны им тащит, то еще что норовит притащить.

– Хорошо, назовите тех, о ком я спрашивал просто для информации, – предложил Суриков. – Оценок честности мы делать не будем.

– Я таких наперечет знаю, как святых, – сказал Синюхин. – Ни разу не имели замечаний Махкам Ибраев, Виктор Локтев и Аслан Хошбахтиев.

– Хошбахтиев… Хошбахтиев, – вспомнил Суриков. – Это не по его ли однофамильцу велось следствие?

– Почему однофамильцу? То был его отец.

– Кто-нибудь из них коммунист? Не знаете?

– Причем тут партийиость? – искренне воскликнул Синюхин. – Я нашел контрабандные деньги в Коране, а вы хотите, чтобы от прегрешений против закона оберегал партбилет!

– Дорогой Валентин Григорьевич, – обиделся Суриков, – я ровным счетом ничего не хочу. Просто в моем деле фигурирует фамилия Локтева, а недавно замаячила Ибраева. Что касается Хошбахтиева, это имя мне было известно еще в Москве. Странный расклад, не кажется ли вам?

– С чем вас и поздравляю! – иронически воскликнул Сннюхин.

– Поздравлять будете после. Давайте лучше договоримся, что нам делать.

…В двенадцать двадцать пять того же дня на площадку таможенного досмотра из-за государственной границы выкатились два огромных автопоезда с эмблемами и надписями «СОВТРАНСАВТО» на пыльных бортах. Сотрудник таможни, взглянув на машины, жезлом регулировщика указал им направление на другую площадку, которая находилась чуть в стороне от главной.

– Это почему?! – высунувшись до пояса из кабины, возмутился передовик руля и соблюдения дорожных правил Виктор Иванович Локтев. – Почему на «штрафную»?

Таможенник пожал плечами и повторил движение жезлом: «Проезжайте!»

Вопреки правилам, возмущенный Локтев оставил кабину и кинулся к Синюхину, которого увидел неподалеку.

– Что за порядки?! – закричал он еще издали, обращаясь к начальнику. – У нас время! Гоним всю дорогу, чтобы уложиться, а нас здесь в отстойник.

– Становись на мое место! – свирепо огрызнулся Синюхин. – Ты знаешь, что такое карантинная инспекция? Ну вот! Биологические пробы будут брать с кузова.

– Мне в город надо! – поняв, что причина задержки совсем не та, которой он опасался, Локтев уже говорил по-другому. – Вы же часа на три задержите?

– Не мы. Медицина. И не на три, а часов на пять.

– Могу я уехать?

– Один водитель должен быть при машине.

– Хуб аст! Хорошо, начальник, – обрадованно сказал Локтев. – У меня дома – во! – он покрутил ладонями, показывая коловращение.

Некоторое время спустя Локтев, держа в одной руке круглую синюю сумку, сшитую из джинсовой ткани, в другой пустую канистру, которую снял с трейлера, прошел к чайхане, удобно расположившейся в тени старых карагачей над арыком. Подошел к молодому парню, сидевшему под навесом и неторопливо потягивавшему чай из пиалы. Переговорил с ним. Допив чай, парень встал, и они вместе прошли к «жигуленку», который был припаркован неподалеку. Хозяин машины открыл багажник. Локтев опустил туда канистру, затем небрежно бросил на нее свою сумку. Водитель захлопнул крышку багажника, оба уселись на переднее сиденье. В этот момент Садек отщелкнул несколько снимков.

На «жигуленке» Локтев доехал до своего дома. Водитель остановил машину у ворот. Локтев вылез, сам открыл багажник, вынул сумку и канистру. Вошел во двор. Вскоре вернулся и подошел к машине со стороны водителя. Достал из кармана двадцатипятирублевую лиловую купюру, помахал ею в воздухе, словно демонстрировал богатство:

– Держи, друг! Как договорились!

– За километр по двенадцать с полтиной, – прикинул Суриков. – Только за желание побыстрее попасть домой такие деньги не платят.

«Жигули», фыркнув и запылив улицу, укатили.

Ровно через двадцать минут Локтев выехал со двора на своем вишневом «москвиче». Проскочив по Вокзальной, он свернул на Фрунзе, затем выбрался на Бухарское шоссе. Для чего потребовалось делать такой крюк, если он мог выехать к тому же месту прямо по Сурхабской, объяснить мог бы только сам Локтев. Скорее всего осматривался. По Бухарскому он гнал весело, с ветерком. Переехал по мосту оросительный канал, повернул к автозаправочной станции. Возле нее стояла длинная череда машин – обычное для этих мест явление. Остановив машину в тени тутовых деревьев, тянувшихся вдоль арыка, Локтев вынул из багажника канистру и деловым шагом двинулся к заправке. Он не оглядывался, ни в чем не проявлял беспокойства. Подошел к остекленной будке заправщиков, переговорил со старшим – Рахимбаевым. Потом зашел за черный металлический бак, в который сливали отработанное масло. За баком стояли одна к одной пять канистр. Локтев поставил свою в тот же ряд крайней справа, а себе взял крайнюю левую. Тут же вернулся к машине.