Сквозь годы войны и нищеты( роман-автобиография)

ГЛАВА V

ВТОРОЕ РОЖДЕНИЕ

После Великой Победы советского народа над фашистской Германией в ГРУ (да и не только там) начался процесс освобож­дения аппарата правительства и всевозможных ведомств от евре­ев. Делалось это, естественно, под разными предлогами. Но вла­сти, между тем, никогда не забывали при каждом удобном случае талдычить о пролетарском интернационализме. Видимо, в выс­ших эшелонах в этот самый интернационализм никак не хотели впускать лиц еврейской национальности. Впрочем, надо при­знать, что в течение длительного периода в Главном разведыва­тельном управлении на разных должностях, в том числе и в руко­водстве, работало много евреев. Некоторые из них действовали весьма успешно. Среди нелегалов назову имена лишь Льва (Лео­польда) Треппера и Шандора Радо, о которых я уже упоминал, известных всему миру разведчиков, внесших неоценимый вклад в разгром гитлеровского рейха.

Я, тем не менее, парил в небесах и, признаюсь, не совсем трезво оценивал обстановку в стране. Может быть, потому что с раннего детства не ощущал себя евреем. Моим родным языком был русский. Я воспитывался в интернациональной среде и не знал ни истоков, ни традиций еврейской культуры. Все, что во мне осталось еврейского, — это фамилия и происхождение. Но и этого оказалось достаточно для мракобесов из Кремля.

В конце 1945 года прозвучал первый тревожный звонок. В это время я был рекомендован на должность начальника совет­ской военной миссии в Великобритании. Прежний наш сотрудник, занимавший этот пост, погиб в авиационной катастрофе. В то время шли сложные военные переговоры с Великобританией — нашим союзником по антигитлеровской коалиции. Назначе­ние ответственное, и поэтому оно утверждалось секретариатом ЦК ВКП(б). Наконец заседание Секретариата состоялось, было принято решение о моей командировке, и я стал готовиться к отъезду. Разумеется, главная цель моей миссии была связана с разведывательной деятельностью. Речь шла о серьезной воен­но-политической работе. Все было готово к отъезду, и вдруг в самый последний момент меня вызвал к себе начальник ГРУ, который, по его словам, только что вернулся от Маленкова. Оказывается, решение секретариата ЦК ВКП (б) должно было быть подписано Георгием Максимилиановичем Маленковым, в годы войны — членом Государственного Комитета обороны, в дальнейшем, правда недолгий период, - председателем Совета Министров СССР... Обычно это было простой формальностью, но на этот раз Маленков перед тем, как окончательно подписать протокол заседания, решил его просмотреть и из десятков, а мо­жет быть, сотен фамилий ему попалась на глаза моя, которая Ге­оргию Максимилиановичу показалась неблагозвучной. Он вы­звал начальника ГРУ. Тот, немного расстроенный, передал мне слова Г.М. Маленкова.

— Зачем мы начальником военной миссии за рубежом посы­лаем Мильштейна? — спросил Маленков. - У нас что, нет Ива­новых или Петровых?

Этих слов оказалось достаточно для того, чтобы мое назначе­ние аннулировали.

Все же, будучи «великим демократом и интернационали­стом», Георгий Максимилианович при этом добавил: «Не взду­майте теперь этого Мильштейна выгонять из ГРУ. Пусть трудит­ся. Он вроде бы неплохой работник».

Так была решена моя судьба или, вернее, так начался поворот в моей судьбе.

Брошенная Маленковым фраза неотступно преследовала ме­ня.

Через некоторое время меня вновь вызвал начальник. Принял хорошо, усадил, даже предложил чаю. Выглядело это подозри­тельно, и я приготовился к худшему.

— Знаешь, — сказал он, — у меня есть хорошая работа для те­бя.

Я молчал.

— Хочу предложить тебе должность заместителя начальника Военно-дипломатической академии. Как ты на это смотришь?

Я не колеблясь отказался от этого «лестного» предложения: в нем была запрятана хитрая ловушка. Дело в том, что бук­вально в те дни я прочел постановление ЦК ВКП (б) о созда­нии этой академии. В постановлении отмечалось, что состав слушателей академии и преподавателей должен комплекто­ваться лицами коренной национальности. Под некоренными национальностями понимались, в первую очередь, евреи и иные, как говорили в царской России, инородцы. А это значи­ло, что я недолго удержусь на этой должности. Кроме того, по­лучалось, что меня в сравнительно молодом возрасте убирают с оперативной работы и фактически выгоняют на пенсионный покой.

Кузнецов возмутился моим отказом. Как же так? Предлагает­ся такая почетная должность, а какой-то Мильштейн отказыва­ется. Но я попытался дать разумное объяснение своему отказу:

— Я — оперативный работник, занимаюсь разведывательной деятельностью уже много лет и не вижу оснований для смены ра­боты. Да и по возрасту мне еще рано идти на преподавательскую должность...

В тот момент меня оставили в управлении, и я продолжал свою работу. Но для меня это был уже второй тревожный звонок за короткий период времени. Ждать третьего было глупо, и я, улучив удобный момент, сам проявил инициативу, напросив­шись на учебу в Военную академию Генерального штаба. Кузне­цов тут же стал возражать.

— Что ты? — говорил он. — Как же я буду работать без тебя? Ты у меня правая рука, мне без тебя никак нельзя!

Я был в полном недоумении. Как же так? Совсем недавно он хотел от меня избавиться, а теперь...

— Нет, не согласен, и забудь об этом, — сказал как отрезал Куз­нецов в конце нашей беседы.

Я вернулся в свой кабинет, конечно, в полном недоумении и немного расстроенный. Но все же твердо решил через некоторое время вновь поставить вопрос об учебе.

Спустя несколько дней Кузнецов позвонил мне сам.

— Ты действительно хочешь идти учиться в академию? -спросил он.

Несколько сбитый с толку неожиданным звонком, я все-таки уверенно сказал:

— Да, конечно, без всяких сомнений.

Он повесил трубку, ничего мне не ответив. Еще через полчаса вновь раздался звонок.

— Скажи спасибо, нарком подписал приказ о твоем зачисле­нии в академию.

Наркомом обороны в ту пору был Маршал Советского Союза Александр Михайлович Василевский. Конечно, я был на седь­мом небе от счастья и, как мог, благодарил Кузнецова.

Тем не менее, где-то внутри я не мог отделаться от чувства тре­воги. Правильно ли я сделал, справлюсь ли я? Ведь для меня на­чинается незнакомый путь. Не опозорюсь ли на новом поприще? Что было плохого на той работе, где я трудился много лет? Я за­нимал высокий пост, меня знали и уважали, считались с моим мнением. Я даже мучил себя вопросом о том, не преувеличиваю ли я проблему антисемитизма в Советском Союзе?

Я пытался всячески оттянуть свой окончательный переход на учебу в академию. Но все уже было решено, и вот в возрасте три­дцати шести лет я стал слушателем Академии Генерального шта­ба, высшего военно-учебного заведения страны. В то время та­кая возможность предоставлялась только командирам, отличив­шимся на войне. Это был самый отборный состав курса за всю историю академии. Между тем я не ошибся в своих прогнозах от­носительно роста антисемитизма в стране.

За короткий срок из управления и всех его звеньев были уволены или переведены на другую службу все лица еврейской национальности, то же самое произошло и в Военно-дипломатической академии. Даже упо­мянутый выше Витчак (Литвин), получивший назначение в эту самую академию и показавший себя блестящим преподавателем, был уволен с военной службы и отправлен на пенсию.

Итак, я оказался в Академии Генерального штаба, и судьбе было угодно, чтобы я пробыл в ней двадцать пять лет. Я об этом не только не жалею, но горжусь и вспоминаю эти годы с удоволь­ствием.

Надо сказать, что Академия Генерального штаба — это особое военно-учебное заведение в системе всех учебных заведений Во­оруженных Сил страны. Ее можно назвать своеобразным мозго­вым центром Генерального штаба, лабораторией Министерства обороны, в которой разрабатываются многие идеи всех видов Вооруженных Сил.

1946 год стал первым послевоенным годом, когда значение Академии Генерального штаба было восстановлено в плане ее влияния на развитие военной науки и военного искусства. В Академию принимали наиболее способных генералов и офице­ров. Учиться там было престижно. Завершение учебы в этом вы­сшем учебном заведении обычно способствовало продвижению по служебной лестнице. В «Положении» об академии говори­лось, что генералы и офицеры, получившие диплом об ее окон­чании, берутся на особый учет Генерального штаба и получают преимущественное право на занятие командных и оперативных штабных должностей — от корпуса и выше. Должность началь­ника академии была приравнена к должности командующего войсками приграничного военного округа, должности замести­теля начальника академии и начальников ведущих кафедр - к должности командующего армией, должности начальников ос­тальных кафедр — к должности заместителя командующего ар­мией. Наконец должность старшего преподавателя была при­равнена к должности командира корпуса. Следует к тому же до­бавить, что все слушатели приема 1946 года были участниками Великой Отечественной войны. Среди них имелось немало ге­нералов, занимавших в войсках высокие посты, вплоть до ко­мандующих армиями. После окончания академии некоторые слушатели этого набора сделали блестящую военную карьеру, став впоследствии Маршалами Советского Союза, заняв руко­водящие должности в армии. Например, Павел Федорович Батицкий был главкомом ПВО страны, Маршалом Советского Союза, Андрей Иванович Якубовский - командующим Объе­диненными Вооруженными Силами Варшавского Договора, ге­нерал армии Павел Николаевич Павловский - командующим сухопутными войсками страны... Таких примеров можно приве­сти великое множество.