Страница 157 из 162
А может быть, Демичеву лучше знать? Чем я рискую?
Представьте же мое приятное удивление, когда через несколько дней мне позвонили и сообщили, что мы с женой прикреплены к Четвертому управлению. Позже я узнал, что на моем письме Суслов написал: «Прикрепить по категории персональных пенсионеров. Очень важно». Сусловская резолюция меня, не скрою, повергла в ошеломление… Правда, я, по состоянию здоровья, годами не беспокоил врачей ЦКБ, но зато с лечением жены стало несравненно проще, и я не могу не быть искренно признателен «серому кардиналу».
Жена была родом из Екатеринослава (Днепропетровска) на Украине, из весьма небогатой многодетной семьи — три брата и три сестры. Высокая, стройная, красивая, она уже в юности привлекала к себе внимание. Ею был увлечен сам приехавший в Екатеринослав Александр Вертинский, приметив на своем концерте хорошенькую гимназистку. Неизвестно, насколько серьезны были намерения «печального Пьеро», собирался ли он взять с собой за границу екатеринославскую красотку, но Шура, старший брат ее, заметив вовремя этот начавшийся флирт, надавал сестре пощечин, а Вертинского, явившегося в очередной раз с букетом цветов, образно говоря, спустил с лестницы.
Все три брата жены были убежденными и преданными членами коммунистической партии. А старший брат — человеком, которому здорово везло. Я имею в виду Бориса Михайловича Волина — за семьдесят лет, прожитых им на белом свете, он не раз и не два попадал в ситуации, которые у других, как правило, добром не кончались. Трудно сказать, было ли это следствием простого везения, благоприятным для него расположением звезд или знаков зодиака — я не берусь судить. Более вероятно, что это следствие умения Бориса Михайловича разбираться в обстановке, понимать суть происходящих событий, чувствовать, куда и откуда дует ветер, а также — интуиция, позволяющая во время «перестроиться». Так, например, в начале 20-х годов в своей книжке «12 биографий» он писал о Троцком, что «благодаря его гениальному руководству, Красная армия разгромила белогвардейцев и вышвырнула из страны иностранных интервентов», а уже в 1925 году круто изменил свою точку зрения и на деятельность Троцкого смотрел другими глазами. Мне запомнилось торжественное собрание в Большом театре, посвященное двадцатилетию революции 1905 года. Мы оказались с Борисом Михайловичем в одной ложе. С докладом о событиях 1905 года выступал Троцкий, как всегда ярко, образно. Закончив речь, он уходил со сцены под аплодисменты зала. И тогда Волин очень громко сказал:
— Приветствуют уход Троцкого. И правильно делают.
Можно предположить с полным основанием, что такая «перестройка» во взглядах Бориса Волина, известного партийного публициста, большевика с 1904 года, пришлась по вкусу товарищу Сталину. Тем более, что в своем вышедшем громадным тиражом учебнике «Политграмота» Волин уже с абсолютной уверенностью сообщает, что подлинным организатором Красной армии является товарищ Сталин, под руководством которого Советская Россия отстояла свою свободу и независимость. Из «Политграмоты» Бориса Михайловича Волина мы узнаем:
«…Сталин — общепризнанный вождь нашей большевистской партии. …Сталин — самый близкий, самый лучший ученик Ленина, наиболее опытный пролетарский революционер, лучший теоретик нашей партии. Сталин усвоил глубочайшие основы учения Маркса — Ленина и развил его дальше. Сталина любят, Сталиным гордятся, к Сталину прислушивается весь международный пролетариат и угнетенные массы мира».
Разумеется, не один Волин патетически восхвалял Сталина как великого и мудрого «Вождя и Учителя», продолжателя дела Ленина и тому подобное. Должны были об этом писать поневоле многие старые большевики, в том числе и раскаявшиеся оппозиционеры, что редко кого из них спасало от ареста, ссылки или расстрела. Но Бориса Михайловича эти беды не коснулись, ему выпал счастливый жребий. Хотя в страшном тридцать седьмом году у него, как и у многих деятелей партии, стояла наготове сумка с теплыми вещами на случай прихода незваных ночных гостей…
…Я впервые увидел Бориса Михайловича в 1920 году в Харькове на многолюдном митинге в цирке «Миссури». Он был в то время председателем харьковского Губревкома. Волин поразил меня своей яркой, сильной речью, призывавшей к отпору врагам, защите Советской Республики. Я не раз встречал его и в последующие годы в Москве, где он стал личностью весьма известной и популярной. Он умело сочетал в себе отличного литератора-публициста, деловитого и компетентного редактора, деятельного и энергичного администратора.
Мое личное знакомство с Волиным началось, когда он пришел в редакцию «Известий» в качестве заместителя нового редактора И. И. Скворцова-Степанова. Не раз Борис Михайлович принимал и утверждал к печати мои рисунки, но более близких отношений у меня с ним не было до тех пор, пока…
Как-то мы с женой в театре в антракте увидели Бориса Волина с супругой. К моему удивлению, он поздоровался с Раисой Ефимовной и с какой-то шутливой интонацией спросил:
— Как поживает твоя мама?
— Спасибо, — сухо ответила моя жена. — Здорова.
На этом их разговор окончился, супруги Волины отошли, и я с интересом задал вопрос:
— Ты, оказывается, знакома с Борисом Волиным?
— Да. Знакома. Это мой родной брат, — и жена сердито повторила — Как поживает твоя мама?! Какая свинья! Еще спрашивает… А сам месяцами не удосуживается заехать ее проведать!
Возможно, что Борис Михайлович был не слишком внимательным сыном, но братом в свое время он показал себя достаточно заботливым. Его хорошо знал Ленин, о чем, между прочим, свидетельствует известная фотография, на которой Волин стоит рядом с Лениным и Свердловым на открытии временного памятника Марксу и Энгельсу на Театральной площади Москвы 7 ноября 1918 года. Так вот, по просьбе Бориса Михайловича его сестра была принята на работу в секретариат Совнаркома одним из технических секретарей. Кстати сказать, не раз Раисе Ефимовне доводилось печатать на машинке под диктовку Владимира Ильича. Сам Волин в это время был направлен на Украину, где занимал, главным образом, административые посты — был председателем губисполкомов в нескольких городах. Вернувшись в Москву в 1921 году, перешел на партийно-публицистическую деятельность, в частности, стал редактором столичной газеты «Рабочая Москва», журнала «На посту». Это дало мне повод изобразить его в дружеском шарже, в виде часового, стоящего «на посту» с игрушечным ружьем на плече. Шарж позабавил Волина, но он не преминул мне сказать:
— Что это вы нарисовали меня каким-то толстым буржуем?
В 1924 году Волин был направлен на дипломатическую работу. Он занял пост секретаря советского полпредства (посольства) в Париже. И тут тоже дала себя знать его братская забота — моя будущая жена поехала в Париж одним из сотрудников советского торгпредства. Во Франции Борис Михайлович пробыл недолго. Темпераментный, боевой характер его сказался в том, что он выступил с яркой пропагандистской речью на рабочем митинге, организованном Французской коммунистической партией. Это никак не соответствовало его дипломатическому статусу, разразился крупный скандал, Волин был объявлен «персоной нон грата», и ему пришлось, естественно, расстаться с Парижем.
Вернувшись в Москву, Волин занимает ряд ответственных постов. Я уже упоминал его приход в «Известия» в качестве заместителя главного редактора. Потом снова заграничная работа: заведующий отделением ТАСС в Вене. Четыре года он в должности заведующего отделом печати Наркоминдела. Несколько лет начальник Главлита. На этом посту он проявляет строгую партийную бдительность, вплоть до того, что не дает разрешение на выпуск в свет известного романа Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев», о котором он отозвался, как «о похождениях жулика в стране дураков». С точки зрения своей должности главного партийно-литературного цензора он правильно уловил смысл романа, как беспощадную и острую сатиру на советский быт и нравы, на всю советскую систему. Тем не менее, роман со многими купюрами вышел в свет, и по сей день — это любимейшее произведение нашей сатиры, а его главный герой — Остап Бендер — стал нарицательной фигурой наряду с такими классическими персонажами, как Хлестаков или Чичиков.