Страница 59 из 365
Вот и комендатура. Уже открыта? Ну, что ж...Женя решительно пошла напрямик через площадь к подъезду. В пяти шагах от него её обогнал Эркин и вошёл первым. Женя, не меняя шага, подошла и потянула на себя тяжёлую дубовую дверь, чем-то напомнившую ей ту, за которой она когда-то впервые увидела Эркина.
Эркин стоял в трёх шагах от стола дежурного, напряжённо глядя на дверь, и дежурный - немолодой круглолицый сержант - рассматривал его удивлённо и чуть насмешливо. Увидев Женю, Эркин мгновенно улыбнулся и отступил в сторону, пропуская её к столу.
- Здравствуйте.
Женя поздоровалась по-русски, и дежурный широко улыбнулся ей.
- Здравствуйте. Русская? На выезд?
- Да, - Женя выразительно посмотрела на Алису.
- Здравствуйте, - строго сказала Алиса.
- И ты здравствуй, - совсем развеселился сержант. - Молодчина какая, по-русски знаешь. В седьмой кабинет идите. На второй этаж и направо.
- Спасибо, - поблагодарила Женя.
Она пошла к лестнице, крепко держа Алису за руку, и даже не обернулась, услышав за спиной:
- А ты?
- Документы на выезд, сэр, - ответил Эркин по-английски.
- От своих отстал? Второй этаж. Налево. Кабинет номер три.
Ну, слава богу, обошлось у Эркина. Женя поднялась по лестнице, подошла к двери с цифрой семь и табличкой. От волнения она вдруг забыла русские буквы и прочитать не смогла. Женя быстро поправила Алисе беретик, пригладила волосы и вздрогнула, ощутив рядом человека. Эркин? Да, он. Нагнал.
- Ну, я стучу, - тихо сказала Женя по-русски.
Он молча кивнул. Женя подняла руку и постучала.
- Войдите, - ответили по-русски.
Женя открыла дверь, и они вошли. Все вместе.
Просторная из-за нехватки мебели комната в два окна. На стене чей-то портрет и русский флаг. Под ними большой письменный стол, перед столом два стула. Ещё стулья и простой стол у стены. В углу большой несгораемый шкаф. Румяный голубоглазый офицер - Женя сразу узнала его: он приезжал тогда на Весенний Бал - со спокойным ожиданием смотрел на них.
- Здравствуйте, - начала Женя. - Я русская, это моя дочь и мой муж. Мы хотим оформить все документы и подать заявление на выезд в Россию.
Казалось, ни речь Жени, ни их вид нисколько не удивили офицера. Похоже, его вообще невозможно удивить - подумала Женя.
- Здравствуйте. Проходите, садитесь, - он показал на стулья перед столом. - Пожалуйста, поподробнее.
Женя села и достала из сумочки пакет с документами. Эркин вытащил свои справки и сел на другой стул. Алиса стояла рядом с Женей, строго разглядывая офицера.
- Я вас слушаю.
Рассел мерно покачивался в такт вагонным толчкам. Маленькое двухместное купе, мягкий кожаный диван, за отмытым до прозрачности окном мирный осенний пейзаж. Всё как когда-то...
...- Я рад, что ты становишься самостоятельным, - отец, сидя напротив, смотрит на него насмешливо блестящими глазами. - Не скажу, что одобряю твой выбор. Но всё равно, рад.
- За меня или за себя? Что наконец избавился от такой обузы.
- Обузы? Да, ты прав. Мне теперь будет легче.
- И ты наконец женишься, - усмехается он.
- Это не твоя проблема, Рассел. Я оплачиваю твоё обучение...
- Начну работать, верну, - перебивает он отца. - Мы об этом уже говорили. Не беспокойся, я проживу.
- С чего ты взял, что я беспокоюсь? - отец подчёркнуто удивлённо пожимает плечами. - У меня свои проблемы, у тебя свои. И не надо мешать. Разумеется, ты можешь приезжать на каникулы и праздники.
- Я предупрежу о возникновении такого желания. Не думаю, что оно скоро появится.
- Меня это устраивает, - кивает отец.
И молчание. Стук колёс, плавное покачивание и летящая за окном земля.
- Ты сейчас в столицу?
- Нет. В Русскую зону. Там выявлено много помесей, хочу посмотреть контингент.
- Не мелко для тебя, отец? Это работа надзирателя.
- Не дерзи. Сортировку надзирателю не поручают. Невыгодно. Тем более для отбора племенного материала, - отец задумчиво глядит в окно, усмехается. - В университетском городке студенток мало и Паласа нет, тебе придётся ездить...
- Я слишком хорошо знаю, - опять перебивает он, - как они делаются, чтобы меня это привлекало.
Взгляд отца становится жёстким.
- Ты не должен выделяться. Будь как все.
- Да, я знаю, - он повторяет привычные отцовские слова. - Бравада неуместна.
- И невыгодна, - отрезает отец...
...Рассел развернул газету. "Вестник Джексонвилля". Глупая провинциальная болтовня. Ладно - остановил он себя - не заводись. Всё равно её никто не читает, только объявления. А вкладыш комиксов для цветных, как и предсказывал Хьюго, пользуется успехом только у белых дураков. В купе он один, прикрываться газетой не от кого. Сиди, смотри в окно и вспоминай...
...- Я не понимаю твоего беспокойства.
- Отец, война проиграна.
Отец пожимает плечами. Они сидят в холле у камина в глубоких уютных креслах. Коричневые с вытканным узором шторы прикрывают светомаскировку на окнах, от камина мягкий приятно-красный свет.
- Я не вижу причин для беспокойства.
- Отец, из-за чего мы воевали с русскими? Все эти территориальные споры и претензии - чепуха. Они против рабства. И победив, они освободят рабов. Питомники, распределители, Паласы... ничего этого не будет.
- И тебя это волнует?
- А тебя нет?
И снова пожатие плечами.
- Конечно, мне жаль, что моя работа... так закончится. Но...я начну другую. Я решал и решил одну проблему. Теперь буду решать другую.
- Реабилитации?! - догадывается он.
- Да. Я всё рассчитал, Рассел. Пока я делал спальников и... не будем вдаваться в детали. Так тогда мне давали всё. Давала Империя, потому что ей были нужны спальники и многое другое, что мог дать только я. Русским не нужны спальники. И уже они мне дадут всё. Для моей новой работы. Я решу проблему реабилитации, Рассел. И русским будут нужны и другие мои работы. Но поговорим о спальниках, - отец отхлёбывает коньяк и улыбается. - Нет, Рассел. Я нужен. Я один знаю весь процесс, рецептуру, методику... Мне нечего бояться русских. И не четыре спальника, а все Паласы будут в моём распоряжении. Это будет большая интересная работа. А попутно продолжатся те, другие, которые нужны всем и всегда. Разумеется, - отец подмигивает ему, - тебе найдётся место.
- Облучение необратимо.
- Необратима только смерть, Рассел. И то... пока я не брался за эту проблему. Но потом... посмотрим...
...Рассел скомкал газету, открыл окно и выбросил комок. Ворвавшийся ветер ударил его по лицу. Он закрыл окно и сел на своё место. Что толку в этих воспоминаниях? Как и в любых других. Смерть необратима. А вон и Гатрингс на горизонте.
Бумаг было много. Анкеты, заявления, ещё что-то. Сидя за столом у стены, Женя писала, писала и писала. То сверяясь со своей метрикой, то шёпотом спрашивая Эркина. А он словно впал в какое-то оцепенение, изо всех сил стараясь не дать прорваться наружу внутренней дрожи. Он отвечал на вопросы русского офицера и Жени, двигался, улыбался, но это был не он, а кто-то другой. Слишком это странно, непривычно, невероятно.
- Эркин, а отчество?
- Андрей сказал: Фёдорович.
- Хорошо, - кивает Женя, старательно выписывая русские буквы.
Алиса стоит у стола и смотрит, как она пишет, потом вздыхает. Так, что Женя поднимает голову и улыбается ей. И увидев эту улыбку, Алиса прислоняется к Эркину, а потом забирается к нему на колени. Он же не пишет, ему она не мешает. И у Эркина обрывается сердце, но офицер молчит. Не видит? Эркин осторожно косится на русского. Улыбается?! Значит... значит...
- Эркин, дата рождения?
Он вытягивает правую руку, засучивая рукав.
- Девяносто шестой.
- А дата? Ну, день, месяц...
- Женя, нам считали сразу после Нового Года.