Страница 51 из 365
- Пожалуйста.
Внешне все, включая Бурлакова, сохраняли полное спокойствие, но Старцев чувствовал общее напряжение и сам заражался им.
- Лагерные песни - начал перечислять Бурлаков. - Сигнальные свисты, ругань, сформированное долгим заключением поведение, седина у двадцатилетнего парня...
- Доказательством лагерного прошлого может быть только номер, - перебил его Фредди.
Джонатан чуть не выругался вслух от досады: Фредди изменила выдержка! Он же заведётся сейчас. И...
- Вы правы, - кивнул Бурлаков. - Но нежелание ни при каких обстоятельствах снять рубашку или закатать рукава, я думаю, можно отнести к косвенным доказательствам. Далее. Он, белый, был постоянно вместе с цветными. Приговорённые к лагерю теряли расу. Ещё одно доказательство, не так ли?
Фредди заставил себя промолчать.
- А что же против? - пришёл ему на помощь Джонатан, переключая внимание на себя.
- Против два обстоятельства. Первое. Это нормальная психика. Все отмечают адекватность поведения. А другие выжившие не сохранили этого. Второе. Дружба со спальником. Спальники и лагерники - смертельные враги. И вражда эта, как они сами утверждают, сохраняется при любых обстоятельствах. Бывший лагерник и бывший спальник остаются, должны оставаться врагами, - Бурлаков сделал паузу, но Джонатан и Фредди молчали, и он продолжил: - Я считаю оба контраргумента несостоятельными. Дружба и вражда - это эмоциональные личностные связи, где социальные и прочие предрассудки уже не важны. А сохранённая в нечеловеческих условиях психика... У каждого человека свой запас прочности. Как и свой болевой порог.
- Хорошо. Допустим, - Джонатан улыбнулся в ответ на бешеный взгляд Фредди и продолжил: - Но это только допущение. Продолжим. Допустим, повторяю, это так. Но зачем он вам?
- Хорошо. Примем как допущение и продолжим. Причин две. Первая. Существует Комитет, объединяющий бывших политических узников и участников Сопротивления. Мы называем себя Комитетом защиты узников и жертв Империи.
- Понятно, - Джонатан кивнул с улыбкой. - Союз ветеранов. Взаимопомощь и так далее.
- Если хотите, так, - Бурлаков не сорвался, как ожидал Старцев, а может, и хотел Джонатан. - Это достаточно точно отражает суть нашей деятельности. Но не исчерпывающе. Я вхожу в руководство Комитета, и этим объясняется мой интерес к уцелевшему лагернику.
- Допустим, - Джонатан продолжал благодушно улыбаться. - А вторая причина?
- Тринадцать лет назад, в сто девятом, я перешёл на нелегальное положение. Через три года, в сто одиннадцатом, моя семья была арестована. Жена и обе дочери погибли во время допросов. А сына отправили в специальный приют. Для перевоспитания. И уже оттуда через два года как неисправимый он был отправлен в лагерь.
Голос Бурлакова очень спокоен, академически ровен.
- Я ищу сына, джентльмены, - закончил Бурлаков, - и полагаю это веской причиной.
Последние слова, вернее, интонация заставила Старцева нахмуриться: неужели старик сорвался?!
- Разумеется, - сразу ответил Джонатан, - иной взгляд просто невозможен. И, поверьте, мы понимаем ваше... горе и сочувствуем ему, но... мы только допускаем, что он бывший лагерник, а это... уже второе допущение.
- Что он мой сын? Конечно, я понимаю. Восемь лет лагеря... это больше пожизненного срока. Разумеется, такое совпадение невозможно. Но возможно другое. Они могли... он может что-то знать...- Бурлаков оборвал себя, заставил замолчать.
Старцев посмотрел на окаменевшее лицо Фредди, таким тот не был даже в "Приме". У Джонатана застывшая вежливая улыбка. Да, у них положение... непростое. Сказать "нет", отказать человеку, ищущему сыну, и после того, что он для них сделал, подписав акт... Но и "да"... нет, они не скажут.
- Но почему вы думаете, что... этот парень знал вашего сына? - спросил Фредди.
- Он русский, - просто ответил Бурлаков. - И я не думаю, а предполагаю.
- А что он русский с какого ветра надуло? - Фредди вдруг перешёл на ковбойский говор.
- Знает русский язык и любит чай, - быстро сказал Бурлаков.
- Ну, это фуфло. И я чай хлебаю и по-лагерному могу завернуть и послать. Я что, тоже русский и лагерник?
Джонатан удивлённо посмотрел на разгорячившегося Фредди, но остановить его не успел. Это сделал Бурлаков.
- Вы видели его номер?
Фредди застыл и с видимым напряжением заставил себя разжать лежащие на столе кулаки. Бурлаков молча в упор смотрел на него. "Нашла коса на камень", - подумал Старцев.
- Генни, а вы? - Джонатан явно хотел снизить накал. - Вы тоже так считаете?
Ну, вот и его черёд. Играем в открытую.
- Я согласен с тем, что косвенные данные подтверждают эту версию.
- Вы говорите как следователь, Генни, - усмехнулся Джонатан.
Усмешка была злой, но Старцев не отступил.
- Исследователь, Джонатан. Если хотите, заменим версию на гипотезу. Но сути это не изменит.
- Да, - сказал Фредди, - сути это не меняет, - он уже взял себя в руки и заговорил на правильном английском. - Вам нужен лагерник. Хорошо. Допустим, это он. Допустим, вы найдёте его. Что дальше?
- Закономерный вопрос, - кивнул Бурлаков. - Ему ничего не грозит.
- Это слова, профессор. Угроза угрозе рознь. Я говорю об аресте и допросах.
- Я о том же. Его не за что арестовывать.
- А допросы?
- Для вас любая беседа - допрос? - улыбнулся Бурлаков.
- Для меня - нет, - ответно улыбнулся Фредди. - А для него... не знаю. Если принять ваше допущение, что он лагерник, а вы утверждаете, что сохранение адекватного поведения для лагерника редкость, почти чудо, то любое напоминание о лагере, о пережитом, а допрос есть допрос, в любой форме, нарушит его психику.
Джонатан перевёл дыхание. Да-а, умеет Фредди загнуть, когда надо, похлеще любого адвоката. И аргумент очень крепкий. Трудно опровергнуть.
Но Бурлаков не стал опровергать.
- Что ж, это вполне возможно. Похоже, вы правы. Вы не доверяете мне, и это закономерно. Нет оснований предполагать, что парень будет мне доверять. А это сделает любой разговор бессмысленным. Согласен. Но я надеюсь, что сумею убедить его.
- Убедить? - переспросил Фредди. - За вами стоят... другие. То, что вы нам сказали... один человек не может собрать столько и такой информации. За парнем следили. Я верю, что вы будете тактичны и деликатны, но те, за вами... выйдя на парня, вы выведете на него и их. А у них один метод. Летом один из них тоже... побеседовал с одним из наших пастухов. Мы парней коньяком потом отпаивали, чтобы в чувство привести. Один раз крыша удержалась, во второй раз может и поехать.
- Как я понимаю, вы отказываете не мне, а тем, кто может прийти следом за мной, - улыбнулся Бурлаков.
- За вами государство, - мягко сказал Джонатан. - Человек против государства заведомо в проигрыше. Если он один.
- Если он один, - повторил Бурлаков. - Да, вы правы, Джонатан, но...
- Слишком многие охотятся за парнем, - вмешался Фредди.
- Поэтому вы оборвали связь, чтобы не навести на него, - не спросил, а сделал вывод Бурлаков.
- Да, - Фредди и Джонатан одновременно кивнули, и Фредди продолжал: - Когда мы заметили охоту, то решили, что иначе прикрыть не сможем.
Бурлаков кивнул, повертел в руках чашку с кофе.
- Кофе остыл, - встал Джонатан. - Давайте крепкого, - и пошёл к бару.
- Я за рулём, - сказал ему в спину Старцев.
- Я учту, Генни, - ответил, не оборачиваясь, Джонатан, перебирая бутылки.
Фредди достал сигареты, жестом предложил Бурлакову и Старцеву. Те молча кивнули и взяли по сигарете. Джонатан поставил на стол стаканы с пузырящимся разноцветным напитком, сел и тоже закурил.
- Что ж, я согласен с вами, - сказал наконец Бурлаков. - Мой опыт подполья говорит о том же. Мы тоже спасали, обрывая связи. Правда, моей семье это не помогло. Но кого-то и выручило. И всё-таки... разговор с этим парнем - мой последний шанс узнать хоть что-то о сыне. Может, вы всё-таки найдёте возможность встретиться с ним и передадите ему.