Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 329 из 365

   Жариков ни о чём его не спрашивал, и он заговорил сам:

   - - Я не знал, что он сын Большого Дока. Знал, что он Новенького на День Империи мордовал, а на Хэллоуин его арестовали, ну, в тюрьме у него крыша поехала, и его сюда отправили. Я... - Андрей стал перемешивать русские и английские слова, - я думал, он - обычный беляк. А Новенький и так... жил-дрожал, а его увидел... такой ни одну сортировку не пройдёт.

   - Что-что?! - перебил его Жариков. - Ты это чего несёшь? Какие ещё сортировки?!

   - Нет, Иван Дормидонтович, это... это не то, я понимаю, сейчас их нет, но... я же видел таких, их убивали. И Новенький таким становился. А сейчас... понимаете, он увидел, что беляк боится, его боится. Что он не слабее беляка. Он... он себя человеком почувствовал.

   - Увидев страх другого?

   - Да. Я понимаю, что вы о нас думаете, но это так.

   - Вам тоже это было надо? - спросил Жариков.

   Андрей поднял голову и твёрдо посмотрел ему в глаза.

   - Мы видели их зависимость от нас. А на Хэллоуин увидели и страх. А кое-кто и в заваруху увидел, и ещё раньше... бывало. Да, это так. И... нет, не только это, - Андрей тряхнул головой. - Не только, нет. Мы же видели, понимали, нас спасали, лечили, но... нас. Попали к добрым хозяевам. Бывает. Редко, но бывает, повезло. Мы... мы оставались, кем были, рабами, спальниками, поганью рабской. Только потом, когда доходило, и тоже... нет, я путаюсь, простите. Я думал, Новенькому поможет.

   - И помогло? - прикрывая иронией искренний и чуть ревнивый интерес, спросил Жариков.

   - Да, - улыбнулся Андрей. - Он совсем другим стал, вы заметили? Он... он имя себе взял. И не Новенький теперь, а Новиков, Александр Новиков, Алик. И учиться начал всерьёз. Да, - Андрей нахмурился, - ему помогло, но... но я потом понял, это, ну, что я сделал, это тоже... по-рабски. Я таким же получился. На слабом силу свою показываю. Я же сильнее, ну, беляка этого. И вот получилось, что я... придумал и на человеке... нет, он получился материалом для меня. Я когда это понял... - у Андрея расширились глаза, - я спать теперь не могу, всё думаю. Иван Дормидонтович, что мне теперь делать?

   - Ты сам эту кашу заварил, - Жариков и боялся перегнуть палку, и не мог сдержать накопившуюся за эти дни горечь, - сам и расхлёбывай.

   - Я не знаю, - вздохнул Андрей. - Может... может, мне пойти к нему, извиниться...

   - Думаешь, он примет твои извинения? - спросил с интересом Жариков.

   Андрей снова опустил голову.

   - Да, вы правы, Иван Дормидонтович, я для него... раб, он меня и слушать не станет, или подумает, что это вы мне приказали.

   - Что приказал?

   - Ну, прощения попросить, - Андрей невесело улыбнулся. - Нас всегда заставляли прощения просить, на колени вставать, руки им целовать, сапоги... все мы так... в ногах у них навалялись. Вы же помните, мы и здесь первое время так же... просили.

   Жариков кивнул. Он помнил эти мольбы о пощаде, милостивом прощении. Не все, правда, вели себя так, но... Жариков встал и пощупал чайник. Чуть тёплый, надо подогреть.

   - Сейчас чаю попьём.

   - Спасибо, Иван Дормидонтович, - Андрей потёр лицо ладонями, взъерошил пальцами волосы, вздохнул. - Я не знаю, что мне теперь делать, как мне жить дальше.

   - А остальные что говорят? - осторожно спросил Жариков.

   - Они не знают, - просто ответил Андрей. Так просто, что Жариков понял: это правда. - А узнали бы, сказали, что молодец, всё правильно, жалко мало врезал. А если ещё узнают, что он сын Большого Дока... - Андрей даже головой покрутил.

   - Как же вы с такой ненавистью к белым работаете в палатах? - спросил, садясь к столу, Жариков.

   - Так это же совсем другое, - Андрей искренне удивился его вопросу. - Это же русские. Они защищали нас. Мы это понимаем. И... и не пристают они к нам, - Андрей сделал выразительный жест, от которого Жариков невольно покраснел. - Мы для них не спальники, и не рабы даже. А как они к нам, так и мы к ним. Я уже даже не замечаю давно, что они белые. Будто... будто мы одной расы. Только цвета другого, - и смущённо улыбнулся. - Ахинею несу, да?

   - Да нет, не такая уж это ахинея, - задумчиво ответил Жариков.

   Андрей вздохнул.

   - Я вот Чаку завидовал, что он сумел отомстить. За себя, за других. А я... и вот попробовал. И только мне же хуже.

   Жариков встал, выключил чайник и стал накрывать на стол. Андрей молча смотрел, как он ставит тарелку с печеньем, чашки, разливает чай...

   - Сахар сам клади.

   Андрей кивнул, пододвинул к себе чашку, обхватил её ладонями, будто замёрз, и тихо, устало повторил:





   Что мне делать, Иван Дормидонтович?

   Жариков пожал плечами.

   - Не знаю. Я не шучу и не играю с тобой, Андрей. Я действительно не знаю. Ты хочешь поговорить с Шерманом, так?

   Андрей вздрогнул, услышав это имя, но сдержался, резко мотнул головой.

   - Нет, не хочу. Он... он похож на Большого Дока, я это не понял сразу. Не хочу. Боюсь... сорваться боюсь. Но если надо...

   - Кому? Тебе или Шерману?

   Андрей зябко передёрнул плечами.

   - Как вы скажете, Иван Дормидонтович?

   - Не увиливай, - Жариков шутливо погрозил ему пальцем и тут же стал серьёзным. - Это нужно и тебе, и ему. Но по-разному. Знаешь что, Андрей, не спеши. У тебя будет ещё возможность поговорить, - и усмехнулся. - И охрану не придётся отвлекать.

   - Джо с Джимом не при чём, - сразу сказал Андрей. - Это всё я.

   - Ты, ты, Андрей, - не стал спорить Жариков. - Всё ты.

   И не выдержал, улыбнулся. Андрей тут же расплылся в ответной радостной улыбке. Всё, его простили. И поняли. Глядя на его довольное лицо, Жариков вздохнул. Ну, нельзя на него сердиться. Мальчишка. Это не инфантильность, не отставание в развитии, нет. Отсутствие социального опыта, семейного, полная неприменимость имеющегося опыта к жизни, необходимость адаптации... Жариков тряхнул головой и увидел внимательные глаза Андрея.

   - Ты что?

   - Вы... вы ведь изучаете нас.

   Жариков насторожился: опять неожиданность.

   - С чего ты взял?

   - Вы на нас смотрите... - Андрей запнулся, подбирая слово. - Вы рассматриваете нас, - и заторопился. - Нет, я не в обиде, я понимаю. Иван Дормидонтович, вы ведь знаете, скажите мне, что со мной. Я не могу понять, но вы понимаете. Скажите. Что мне делать? Как мне жить?

   - Ты недоволен своей жизнью? - осторожно спросил Жариков.

   Андрей пожал плечами.

   - Я не знаю другой. Всегда всё решали за меня.

   - Остаться работать здесь ты решал сам, - возразил Жариков.

   - Я... я боялся. Другого решения. Боялся остаться один.

   - А ехать в Россию?

   Андрей быстро посмотрел на него и опустил глаза, рассматривая свою чашку с остывающим чаем.

   - Да. Это я решил сам. Как остальные, но сам. Но... я не знаю, как объяснить. Тот сержант... я даже не знаю, где он сейчас, он меня и не помнит, наверное, но я ещё тогда подумал, что если все русские как он, то буду жить в России. Хотя нет, вру, это я потом так думал. Нет, путаюсь я, я не пьян, не думайте. Я просто понять не могу. Нет, - Андрей встал. - Не то несу совсем, извините, Иван Дормидонтович, я пойду.

   Встал и Жариков.

   - Хорошо, спокойной ночи, Андрей, - и улыбнулся. - В другой раз поговорим.

   - Ага, - просиял Андрей, - спасибо Иван Дормидонтович, спокойной ночи.

   И выскочил за дверь с такой скоростью, будто боялся, что Жариков передумает.

   Жариков покачал головой. Смешно, конечно, но... Андрею всего восемнадцать, самое время мучиться такими вопросами. Крису, например, не до этого, у него свои проблемы. Влюблён по уши и уверен, что безответно. А Люся так же твёрдо уверена, что она - урод, и что влюбиться в ней не могут, вот и страдают каждый сам по себе. А Эд ждёт роковой даты, когда ему исполнится двадцать пять, и из кожи вон лезет, доказывая свою полезность... Да у каждого свои проблемы. Есть, разумеется, и общие. Но в этом: "Как жить?" - в этом Андрей достаточно оригинален. М-мыслитель! Шерман два дня был в полной прострации, только сейчас стал как-то адекватно реагировать. Ну... ну, ничего. Больше к нему не полезут. Новенький, как его теперь, да, Алик, сам на это не рискнёт, а до Андрея вроде бы дошло. Надо подготовить остальных, что Шерман - сын Большого Дока. Приедет Северин с официальным заключением, и Шермана надо будет переводить на обычный режим. Выписывать его, разумеется, рано. Там ещё минимум две недели на общем режиме. А скорее всего и больше. Для социальной адаптации и психической стабилизации. Но на общем и только на общем.