Страница 218 из 365
- Да не бойся, простирну, выглажу, нитки не пропадёт!
Не желавшие связываться с бабьём стирали себе сами в умывальной или в бане, а то и в грязном ходили. Таких тоже хватало.
И сейчас не успел Эркин закрыть за собой дверь и проморгаться в пахнущем мылом парном тумане, как с десяток голосов уже на все лады звал Женю, Женьку, Морозиху, мужик ейный пришёл, позовите там, никак в сушке она...
Только этот весёлый русский гомон и отличал эту прачечную от той, в имении. Даже запахи те же - коричневого рабского и жёлтого хозяйского мыла. Только здесь их называли жёлтое - бельевым, а коричневое - грубым.
Вынырнула из облаков пара Женя, с выбивающимися из узла прядями волос, в летней кофточке без рукавов и старой юбке.
- Ой, Эркин, давай сюда, - она взяла узелок и развернула его лицом к двери. - Иди-иди, парно тут, чего тебе в духоте.
- Ой, чего ж ты его гонишь? - рослая черноволосая красавица с выпирающими из выреза кофточки грудями озорно подмигнула ему. - Давай, уж раз пришёл, и тебя простирнём. Отмоем - так уж отмоем, будешь беленьким да румяненьким.
Эркин встретился с ней глазами и улыбнулся.
- Чёрного кобеля не отмоешь добела, неужто не слыхала?
- А это по прачке глядя, - подбоченилась та. - Не бойсь, Морозиха, от раз аего не убудет.
Женя рассмеялась вместе со всеми. Рассмеялся, показывая, что понял шутку, и Эркин.
Так под общий смех он уже было вышел, как его догнал голос Жени.
- Эркин, Эркин!
Он резко бросился назад.
- Что?!
- Помоги нам, мы поднять не можем, - потянула его за рукав вглубь прачечной Женя.
Нужно было раздвинуть стоящие на плите баки, поднять с пола и втиснуть между ними ещё два, наполненных водой и бельём. Не такие уж они и тяжёлые, но не по женским силам. И ручки неудобные, непонятно даже под какую руку сделаны.
Эркин снял куртку и огляделся. Куда бы её положить, чтоб не на мокрое?
- Женя, подержи, ладно? - она взяла куртку. - И тряпка есть какая?
Несколько рук сразу протянули ему тряпки. Он выбрал, на его взгляд, самую надёжную и взялся за работу.
Сначала ему пытались помогать, но, увидев его напряжённо сведённые брови и сжатые губы, только указывали, что и куда ставить, хотя и эти указания он, как излишние, оставлял без особого внимания.
- Ага, ага...
- И вот сюда его...
- А этот подними...
- И этот...
- Ой, Женька, до чего ж он силён у тебя!
- Это ж как мужика откормить надо!
- Вот эту дурынду ещё, милок, подними.
Эркин этот гомон не слушал: он и сам видел, что и куда ставить.
- Ну вот, - он выпрямился и вытер рукавом мокрый не так от пота, как от пара лоб. - Всё?
- А может, - это всё та же грудастая, - ещё кой-чего поднимешь?
И залилась звонким смехом, перекрывшим женский гомон.
- Ой, покраснел! - ахнул кто-то.
- Женька, не тушуйся, что останется, тебе отдадим!
- В конвертике!!
В первый момент Эркин действительно испугался, потом рассердился на себя за свой страх, оттого и покраснел, а потом... потом рассмеялся со всеми.
- Больно много меня одного на всех вас!
- Ай, молодец какой! - восхитилась одна, совсем седая и морщинистая. - На тебя такого посмотреть и то в утешение.
- Ой, прибедняйся, старая! - кричала ей другая. - Тебе не посмотреть, а чего другого охота!
- Я сейчас мужика твоего сюда пришлю, - пообещал Эркин, забирая у Жени куртку и пробираясь между корытами к выходу.
- Да на хрен он ей нужен, когда ты здесь?!
- Свой всегда под боком, а...!
- А у чужого...!
- Ага, в чужой миске каша гуще!
- А у чужого мужика больше и твёрже!
Тут грудастая завернула такое, что Эркин не выдержал. Он обернулся, увидел смущённую, покрасневшую до слёз Женю и быстро, сам не ожидая от себя такого, притянул её к себе, зажал ей уши своими ладонями и ответил одной из длинных английских фраз, какими спальники переругивались со спальницами.
После секундной паузы - не все настолько знали английский - прачечная заорала и завизжала так, что Эркину стало ясно: победа за ним! Он отпустил Женю и выскочил наружу. Натянул на разгорячённое тело куртку и побежал. Сейчас главное - не стоять. Зимним ветром прохватит по мокрому телу - не миновать Пустыря, а то и Оврага. Сейчас к себе, растереться...
Он влетел в свою комнату, быстро, ни на что не глядя, бросил на вешалку куртку, стянул рубашку и крепко растёрся насухо полотенцем. И уже спокойно, удовлетворённо ощущая, как горит на спине и плечах кожа, повесил и расправил полотенце, пощупал брошенную на кровать рубашку. Нет, не мокрая, так... даже не сырая, на теле высохнет. Он оделся и, уже застёгивая пуговицы, увидел, что не один.
На пустой кровати у окна сидел... чужой. Вернее... нет, ни в одежде - самая обычная синяя в чёрную клетку рубашка, обычные тёмные брюки, ботинки, ни в позе - сидит на кровати, уперев локти в колени, а подбородок в сплетённые пальцы, ни во внешности - продолговатое лицо, серо-голубые чуть прищуренные глаза, будто припорошенные серой пылью коротко подстриженные волосы, мягкое лицо, хотя видно, что недавно худым был, голодал, наверное, что тоже обычно, - во всём этом не было ничего необычного, но Эркин насторожился. И почему этот... всё-таки чужак матрац развернул, а бельё и одеяло не тронул. И куртка не на вешалке, а лежит рядом, кожаная, на меху, с блестящими молниями застёжек. Не по лагерю куртка.
- Здравствуй, - сказал по-русски мужчина. - Ты Эркин Мороз?
- Здравствуйте, сэр, - почему-то Эркин ответил по-английски и назвал чужака сэром, как никого в лагере не называл, если не считать тот случай с лейтенантом.
- Ты хочешь говорить по-английски? - удивился мужчина.
Эркин неопределённо повёл плечами и сел на свою кровать.
- Ну, как тебе удобнее, - кивнул мужчина.
Если он ждал вопроса от Эркина, то ждать бы ему пришлось долго. Нет, конечно, самый первый и естественный вопрос: "Ты что, новенький?" - так и вертелся на языке, но Эркин упрямо молчал. И мужчина начал первым.
- Меня зовут Никлас, - заговорил он по-английски. - Мне надо поговорить с тобой. Я, - он улыбнулся, - специально приехал.
Эркин не ответил на его улыбку. После шуток в прачечной, после того, как он понял, что Женя простила его, ощутил, что его руки не противны ей, после утренней прогулки, было так трудно держать лицо неподвижным, но ему приходилось справляться и не с таким.
- Ты не хочешь говорить? - опять улыбнулся Никлас. - Не доверяешь мне? Или всем белым?
Улыбка у него не злая, мягкая, но Эркин не верил ей. В комнате установилось молчание. И почему-то не было ни Грега, ни Романа, ну, Фёдор с утра ушёл в город, Ив наверное гуляет с Призом за забором, а эти-то где? Обычно после обеда они до ужина спят или так лежат.
Резким рывком распахнулась дверь, и на пороге встал Ив, крепко держа за ошейник Приза, молча дыбящего шерсть на загривке. По лицу Никласа скользнули, мгновенно сменив друг друга, удивление и узнавание.
- Мороз... Эркин, - Ив тяжело дышал, как после бега, - пока не предъявлен ордер и не открыт протокол, ты имеешь право молчать. И право на адвоката всегда за тобой.
- На кого?! - Эркин изумлённо повернулся к Иву. - Ты о чём?
- Допрос, - Ив перевёл дыхание, - проведённый с нарушением процедуры, без ордера...
- Не надо, - остановил Ива Никлас. - Не надо демонстрировать свою эрудицию, сейчас это неуместно. И успокойте собаку. Мне бы не хотелось открывать здесь стрельбу.
- Вам же я нужен, а не он, - ответил, словно не услышав его, Ив. - Ну, так берите меня, а его оставьте в покое.
- Молодой человек, - голос Никласа спокоен, и сидит он неподвижно, но глаза Приза наливаются кровью, а из горла рвётся тихое глухое рычание, - предоставьте мне решать, кто мне нужен, а кто нет. Вы мне как раз не нужны. Хотя с вашим отцом я бы побеседовал. Не скажу, что с удовольствием, но с интересом.