Аналогичный мир

— Я с работой, — пожал плечами Эркин.

— Можно и так, — согласился Андрей. — Это уж как сможешь.

Эркин кивнул.

— Завтра тогда прямо сюда, так?

— Так, — кивнул Андрей. — Чтоб засветло начать. Бывай?

— Бывай.

К дому он подошёл уже в темноте. В окнах горели огни. По военной привычке многие на ночь задёргивали плотные шторы, но уже не так тщательно, и узкие щели казались очень яркими. Эркин нашёл взглядом окна Жени. Не щель, а целая полоса. И виден силуэт стирающей женщины. Надо будет задёрнуть. Усталость придавливала плечи. Как всегда, она настигала его на лестнице, но стоило ему сбросить сапоги, ставшие по тёплому времени слишком тяжёлыми, умыться под внимательным взглядом Алисы и сесть за стол… ну, за едой он никогда не спал.

Женя, увидев его, улыбнулась, и, хотя с ходу начала выговаривать, что он ушёл в грязной рубашке, ему этого приветствия было достаточно.

— Мойся и иди ужинать. А рубашку давай сюда, замочу.

Он отдал ей рубашку, но в комнату не пошёл. Из белой леди, нарядной и… и немного чужой, она уже стала прежней… Золушкой.

— Ты чего? — подняла на него глаза Женя. — Иди, поешь.

— Я не голоден, — ответил он. — Женя… мы нашли большую работу. Заплатят хорошо, но когда кончим. Это несколько дней. Сейчас у меня только вот… две кредитки. А завтра я буду только на той работе, — Эркин перевёл дыхание и осторожно спросил. — Это ничего?

— Конечно, ничего, — засмеялась Женя. — Работай спокойно. А я сегодня спала до полудня. Вот, только сейчас взялась. А ты почему сигареты не взял? Ну, поменять.

— Забыл, — Эркин сел на корточки перед плитой, заглянул в топку. — Подложить?

— Не надо. Я уже заканчиваю. Ну, ужинать не хочешь, так чаю попьёшь? С куклами.

— Попью, — улыбнулся он. — А почему ты говоришь ужинать? Ведь это обед.

Женя сначала не поняла, а потом рассмеялась.

— Я же русская, Эркин. У нас обедают днём. А вечером ужинают.

— А ленч?

— Нет, ленча нет. Есть полдник, ну между обедом и ужином.

— А как это, — Эркин секунду помедлил перед вопросом. — Как это по-русски?

И старательно повторил за Женей русские слова.

Женя и раньше замечала, как он ловит в её речи русские слова, старается догадаться об их смысле, повторяет, пробует вплетать в свою речь. Но открыто спросил впервые.

Эркин подправил поленья в топке и подошёл к окну. Тщательно расправил плотную тёмную штору.

— Зачем? — удивилась Женя. — Война же кончилась.

— Чтобы с улицы не видели, — сразу ответил он.

Женя медленно выпрямилась, стряхнула с рук воду. Он стоял у окна спиной к ней, глядя в тёмно-синюю ткань, будто что-то мог там увидеть. Женя подошла к нему и обняла его сзади, ткнулась лбом ему между лопаток.

— Ох, Эркин, Эркин.

— Я… я что не так сказал? — тихо спросил он.

— Нет, всё так. Всё так, — повторила Женя, чувствуя, что сейчас заплачет.

И разжав объятия, даже как-то оттолкнувшись от него, сказала уже совсем другим тоном.

— Чайник закипел. Пошли чай пить, потом закончу.

За чаем Женя опять завела разговор о сигаретах. Алисе дали их пересчитать, и результат заставил Эркина даже присвистнуть. Набралось изрядно.

— Вот и выменяешь себе штаны, — решила Женя.

— Эти же крепкие, — недоумённо вскинул он на неё глаза.

— Будешь их каждый день таскать, заносишь, — возразила Женя. — И стирать их пора. Голым в город пойдёшь, что ли?! Рубашки ты же меняешь, мне и стирать легко, — выдвинула она решающий, как предполагала, аргумент. — А с ними возни на полдня.

— Сам постираю, — буркнул он. — За ночь высохнут.

— Не дури. Не штаны, так ботинки сменяй. А сапоги до зимы оставь.

— На ботинки не хватит, — решительно возразил он.

— Тогда штаны, — голос Жени исключал варианты.

К полному удовольствию Алисы, Эркин скорчил самую почтительную гримасу.

— Да, мэм, слушаюсь, мэм.

— То-то, — рассмеялась Женя.

— Закончим работу, поменяю, — уже серьезно сказал Эркин, — раньше я на рынок не попаду.

— А что за работа? — поинтересовалась Женя.

— Пристройка к магазину.

— Да-а? Это на Мейн-Стрит?

— Почти. Сзади, — он попытался изобразить что-то руками. — Ну, магазин на Главной, потом дом, а на заднем дворе пристройка к нему. Как второй магазин.

— Ага, — кивнула Женя, — понятно. И кто же это строится? Чем торговать будут?

— Ну-у, — он замялся. — Не знаю. Андрей договаривался. А! Служанка там, говорила, что хозяек две, мисси Лилли и мисси Милли, — он изобразил восторженную интонацию мулатки.

Женя засмеялась.

— Тогда я знаю. Это кондитерская. Зачем им второй магазин? — пожала она плечами. — Но так-то они хорошие. Кукол этих я у них покупала.

Эркин повертел белого сахарного медвежонка и катнул его по столу в сторону Алисы. Как бы сказать, предупредить Женю? Вдруг она обидится? А! Была не была!

— Женя, я видел их. Они приходили смотреть работу. Они… они всё высматривают. Хвалят, шумят, но… но они всё видят и… и ты сам не замечаешь, как о себе говоришь. Ты… ты поосторожней с ними, — и нагнулся над чашкой, пряча лицо.

Женя протянула руку и осторожно погладила его по затылку.

— Спасибо, родной, — и вдруг засмеялась так озорно, что он невольно ответно заулыбался, морща шрам на щеке. — Знаешь, знаешь, о чем я подумала?

— Ну?

— Они, наверное, тоже сейчас чай пьют и вас обсуждают. Ну, тебя с Андреем.

Она продолжала смеяться, но Эркин невольно поёжился, представив эту картину. Он от такого ничего хорошего не ожидал.

Женя шутила, не подозревая, насколько она близка к истине.

Они пили не чай, а кофе. В маленькой уютной гостиной потрескивали поленья в камине, из кухни доносилось тихое пение старой Нанни. Она всегда пела за чисткой серебра. Мисс Лилли и мисс Милли, Лилиан и Миллисент Шеппард, сидели в креслах перед камином, между креслами на маленьком круглом столике изящный кофейный сервиз на двоих. Бьюти хотела разлить кофе по чашкам, но Миллисент остановила её.

— Спасибо, Бьюти, можешь идти спать.

— Да, мэм, — Бьюти изобразила нечто среднее между поклоном и реверансом. — Спокойной ночи, мисси Милли, спокойной ночи, мисси Лилли.

— Спокойной ночи, Бьюти.

Наступил тот час, когда сёстры отдыхали, перебирая и обсуждая события дня.

— Всё-таки после бала можно было и не открываться, Милли. За весь день ни одного покупателя.

— Мы открыты всегда! Мы сами выбрали этот девиз, Лилли, и отступать нельзя.

— Да, конечно. Мы всю войну не закрывались.

— Ну, Лилли, мы войны толком и не видели.

— Бог спас, Милли.

— Да, бог спас.

Миллисент отпила глоток. Не так уж много истинных радостей в жизни, чтобы отказывать себе в маленьком удовольствии. Хороший кофе был слабостью сестёр.

— Какая все-таки странная пара, — Лилиан задумчиво смотрела в огонь.

— Да, — Миллисент сразу поняла, о ком идёт речь. — Белый и индеец. И ты заметила, Лилли, белый договаривался о плате, инструменты его, но индеец не подчиняется ему. Они действительно напарники. В прямом смысле.

— Да, это видно. Но, Милли, может он цветной или из "недоказанных"?

— Ну, по виду он чисто белый. И ни один "недоказанный" не будет на равных с индейцем. Кстати, и ни один нормальный индеец не будет так держаться с белым.

— С нормальным белым.

— Да, Лилли. И одежда… Армейская рубашка, сапоги и куртка рабские.

— У индейца рубашка магазинная.

— Да, и из неплохого магазина. И ты заметила штопку? Я не знаю, кто в городе умеет так штопать.

— Он мог её получить за работу.

— Да, конечно. Но почему белый таскает с собой куртку, а индеец нет? Оставил на квартире? Они не похожи на бездомных.

— Да, но живут раздельно. Белый вчера, когда договаривался, был один.

Они помолчали, наслаждаясь кофе. Лилиан вздохнула.

— Но как же он красив.

— Да, и шрам его совсем не портит.

Лилиан засмеялась.

— Без шрама он походил бы на спальника.