Аналогичный мир

— Ну а теперь, жилец, рассказывай. Так ты за ночлег платишь?

Эркин поднял на неё смеющиеся глаза.

— Значит так. Вся мужская работа по дому. Там дрова, вода, починка и всё такое. Это раз, — Женя кивнула и стала загибать пальцы. — Мне готовят, но продукты для себя я приношу. И, — он вдруг сообразил, — если нет, то плачу за еду тоже. Это два. За стирку я плачу, это три. И за ночлег плачу, это четыре.

— Три, — перебила его Женя. — Стирка, бельё постельное и ночлег вместе считаются. И где ты такую обдираловку нашёл?

Эркин поперхнулся чаем.

— Это как?

— А вот так. За постель на полу у всех под ногами, да ещё платишь за всё… Чистая обдираловка. Это что, этот парень так снимает?

— Снимал, — уточнил Эркин. — Говорит, к его хозяйке муж вернулся, и ему отказали.

— Ну, ясно, — засмеялась Женя. — Только если он даже с хозяйкой в одной койке спал, всё равно обдираловка.

Эркин покраснел.

— А что, так обязательно? — глухо спросил он.

— Да нет, — пожала плечами Женя. — Но когда и то, и то, и то… И работает он по дому, и все деньги, получается, что зарабатывает, отдаёт, и стирают ему, и готовят… это уже по-семейному. Слишком много для жильца, Эркин.

— А как же тогда? — растерянно спросил он.

— Попробую разузнать потихоньку. — Женя весело улыбнулась. — Жилец — это, конечно, хорошо придумано. Это ты молодец. Жильё за работу тоже неплохо. Но и тут подумать надо.

Эркин устало кивнул.

— Парень этот… Ты давно его знаешь?

— Сегодня сам подошёл. Ну, так бывает, — стал он объяснять. — Когда работы много, подваливают. Мы когда пилили, другие тоже заглядывали. Это-то понятно. Но он ведь белый.

— А белый есть не хочет?

— Да нет, — Эркин досадливо мотнул головой, не зная как объяснить, — странный он. Да, что за имя такое: Андрей? — с трудом выговорил он.

— Русское имя, — сразу ответила Женя. — По-английски Эндрю или Андре.

— Так, выходит, он русский?! — обрадовался Эркин.

И Женя улыбнулась его радости.

Как всегда Эркин проснулся на рассвете. Он уже так знал всё в комнате и кухне, что мог бы двигаться с закрытыми глазами. Иногда он и досыпал на ходу, окончательно просыпаясь только на улице. Вода, дрова — всё столь привычно, что можно не просыпаться из-за таких пустяков. И сегодня в том же полусне он переделал все утренние дела. Но ни разу ему не удавалось не разбудить Женю. И когда он возвращался с первыми вёдрами воды, она уже хлопотала у плиты.

— Я бужу тебя? — однажды спросил он.

— Нет, я и раньше так вставала, — ответила Женя и улыбнулась. — Сейчас даже чуть больше могу поспать.

И так же как-то само собой получалось, что каждый вечер он успевал постелить себе и лечь спать, а она ещё возилась по хозяйству и ложилась уже в темноте. Иногда он засыпал, не дождавшись этого. А иногда слышал, как она осторожно проходит по комнате, и всякий раз обещал себе, что завтра постелет по ту сторону стола, у окон, чтобы ей не обходить его, но всякий раз, когда наступал вечер, укладывался у печки, хотя уже наступило тепло, и Женя топила только плиту. И иногда он слышал, как Женя останавливалась у его изголовья, и чувствовал на себе её взгляд. И замирал, ожидая её слов и боясь этого зова. Но Женя уходила, и он засыпал. От дневной работы ломило спину и ноги, ныло всё ещё не зажившее плечо. Но эта боль не мешала спать. И сны не тревожили его.

Это утро было прохладным, но солнечным. И когда Эркин дошёл до рынка, утренний холодок был даже приятен. На рынке ещё пусто, только у полуобгоревшего барака рабского торга толпились. Но там всегда по утрам собирались ватаги и одиночки, а кое-кто и ночевал тут же. Здесь узнавались все новости и прописывались новички. И сегодня, похоже, ещё подвалило… Скоро работы точно на всех не хватит. Хотя… всем жрать охота…

Над плотной толпой стояло такое же плотное облако ругани. Похоже… похоже заминка с пропиской у кого-то. Эркин полез в толпу из чистого любопытства, отругиваясь и отмахиваясь от наседавших. И увидел.

В центре ругающегося плюющегося круга стоял Андрей. Куртка распахнута, сжатые кулаки оттопыривают карманы, светлые брови кажутся совсем белыми на багровом от напряжения лице. Ни одного ругательства он не оставлял без ответа, и ответы заставляли многих ёжиться, а кое-кто на иные обороты восхищённо крутил головой. Но все — и Эркин это понял сразу — все были против Андрея. А вперёд уже проталкивались Нолл, Айк, вон Стемп, вон и шакалы подбираются. Сейчас достанут ножи… А что будет дальше, Эркин уже знал. Было уже, когда в рослом голубоглазом мулате кто-то опознал стукача. И прописка кончилась изрезанным вспоротым трупом, которого уже никто не сможет опознать. И ещё двоих так же, но там он подошёл к концу и не знал из-за чего их так… Есть! Айк прыгнул первым, но Андрей отбил удар, отшвырнув противника в толпу. И что-то, что было сильнее его, бросило Эркина вперёд. Он сам не понял, как это случилось, но он уже стоял спина к спине с Андреем с ножом в руке и кричал.

— Ну?! Кто первый?

К нему подсунулся кто-то из шакалов, Эркин отбросил его ударом ноги.

— Меченый! — крикнул кто-то. — Уйди!

— Уйди! Он белый! — кричали из толпы.

Но первый запал прошёл, а второго могло и не быть. Уже слышались другие голоса, неприязненные, но не драчливые. Эркин перевёл дыхание и спрятал нож. И почувствовал, что Андрей сделал это же. Круг стал теснее, но ругань поугасла. И уже не смерти требовали, а ухода. Пусть белый убирается, а то…

Андрей стоял спокойно, да и по лицам стоящих вокруг Эркин понял, что начинается торг, а в это он уже не вмешивается. Он отошёл и встал в общий круг. Их глаза встретились, и Андрей еле заметно кивнул ему, благодаря за помощь. Круг постепенно успокаивался, и торг закончился тем, что с Белёсого возьмут две пачки сигарет и полную, непочатую, бутылку. Дорого, но пусть за белизну платит. И к ватагам пусть не подваливает. Нет, когда все, тогда другое дело, подвалить всякий может, но в ватагу не возьмём, пусть его, сам по себе, у него вон напарник есть.

Андрей вытащил из кармана пачку сигарет и деньги на вторую пачку и бутылку. Кого-то из крутившихся под ногами мальчишек послали за выкупом. Пока не принесли, круг не расходился. Вернулись гонцы, и по кругу пошли сигареты и бутылка. Тут и Эркин приложился в знак того, что принимает прописанного. Последним затянулся и глотнул Андрей. Оставив допивать и докуривать вожаков ватаг, толпа расползалась по рынку. Эркина задержал Одноухий.

— Работал с ним или жрали вместе?

— И то и то, — пожал плечами Эркин.

— А ты, Меченый, не прост! — хлопнул его по плечу Нолл. — За беляка нас бы пощипали. Это ты вовремя сообразил.

— Он сам пришёл? — вместо ответа поинтересовался Эркин.

— Нет, он уже третий день то подвалить хочет, то сам пристроится. Ну, мы и перехватили его утром, — спокойно сказал Арч.

Его ватага была самая тихая, незаметная, но хорошую работу перехватывали так, что никто и чухнуться не успевал.

Эркин кивнул. Это понятно. Хочет их работу, пусть прописывается. Так везде.

Рынок наполнялся голосами, и площадка у рабского торга пустела. Андрей устало подошёл к стене и присел. Эркин сел рядом.

— Что ж ты вчера плёл, что три дня не ел, — вдруг спросил Эркин, — а такие деньги таскал?

— Занял вчера, — неохотно ответил Андрей. — Боялся, не хватит на прописку, — и ухмыльнулся. — Теперь ещё не жрать, пока не выплачу.

— А здоров ты ругаться, — улыбнулся Эркин.

— Выучили, — хмыкнул Андрей.

Посидели ещё, подставляя лица утреннему солнцу. Эркин встал первым, заботливо отряхнул одежду — грязного не наймут. Следом поднялся Андрей со своим ящиком, и они пошли по рядам, выглядывая мающегося над мешком или корзиной покупателя. Продавцов они уже упустили.

Работы на двоих не было, и они разошлись.

Подготовка к Весеннему Балу захлёстывала город. В конторе говорили теперь только об этом. Услышав, что уже найдено помещение и назначен день, Женя чуть не расплакалась от досады. Она знала, что на Бал ей не попасть, нет даже смысла заботиться о платье, она… она и не хочет, но так стало обидно.