Аналогичный мир

— Миссис Стоун, это же… это же спальник!

— Наконец-то догадались, Джен, — и уже ему. — Да не трясись ты. Раньше надо было думать.

Он беззвучно открыл и закрыл рот. При первых же словах Жени он опять встал на колени, а её слова о спальнике словно ударили его, он втянул голову в плечи и припал к полу.

— Сядь! — скомандовала миссис Стоун. И когда он вернулся в прежнюю позу, спросила резким, исключающим раздумья голосом. — Ты из Паласа?

— Да, мэм, — получилось у него с третьей попытки.

— Из местных?

Он молчал.

— До освобождения ты был здесь?

— Да, мэм.

— Но… — Женя не выдержала. — Но их же, говорят, расстреляли.

— Их действительно расстреляли, Джен. Этот, видно, случайно уцелел. Где-то прятался, работал, — миссис Стоун усмехнулась, — по специальности. И вот… Зачем ты полез к этой дуре?

— Мэм! — его голос был тих, но он кричал. — Клянусь, мэм, я не лез к ней. Я работал! Меня послали. А она вдруг закричала.

— Что?! — миссис Стоун оторвалась от машинки, но, увидев, что он опять плачет, вернулась к тексту. — Ладно. Сиди пока.

— Да, мэм, — он вытер рукавом лицо. — Слушаюсь, мэм.

Наперебой стрекотали две машинки, да слышались иногда его затихающие всхлипывания. Наконец он успокоился, прислонился опять к стене, даже голову откинул, опираясь затылком на стену. И Женя теперь хорошо видела его лицо. Выражение затравленности, панического страха ушло. Оно теперь было усталым, бесконечно усталым и покорным.

— Сколько тебе лет?

Он вздрогнул, быстро взглянул на миссис Стоун и снова потупился.

— Девятнадцать, мэм.

— И как же ты уцелел?

— Меня забрали на выезд, мэм. На сутки, мэм. А потом хозяйка оставила меня у себя, мэм.

— Вот оно что, — миссис Стоун понимающе кивнула. — И ты так и жил у неё всё время?

— Да, мэм.

— И работал, — это не было вопросом, но он кивнул. — Только с ней?

— Нет, мэм, — он доверчиво смотрел на них. — Я окупал себя. Хозяйка хвалила меня, мэм.

— Палас на дому, — усмехнулась миссис Стоун. — Или на выезде?

— На выезде, мэм. Мне давали адрес, и я шёл. Работал и возвращался.

— Разве ты не мог уйти? — удивилась Женя. — Или тебе нравится эта работа?

— Я раб, мэм, — тихо ответил он.

— Рабов теперь нет, — возразила Женя. — Все получили свободу.

Он тихо засмеялся этому как шутке.

— И много вас у неё таких? — спросила миссис Стоун.

— Девять, — сразу ответил он. — Четыре эла, два джи и три рабыни, две джи и одна эл.

— Эла? — переспросила Женя. — Это…

— Совершенно верно, Джен, — пальцы миссис Стоун выбивали быструю дробь. — Элы от слова леди, работают, — она выделила это слово, — с женщинами, а джи с мужчинами.

— Да, мэм, — тихо согласился он.

Он выглядел успокоившимся, и Женя рискнула спросить.

— Так что же случилось?

— Не знаю, мэм, — его глаза снова наполнились слезами. Он говорил, а слёзы тихо текли по его лицу. — Хозяйка дала мне адрес, велела идти на рассвете и сказала, что заказали жёсткую работу. Очень жёсткую. Я не работал раньше жёстко. Но жёсткая была для всех. Мы все пошли. Я пришёл, куда велели. Меня ждали. Но… но она, эта леди, велела мне рвать дверь. Это делают иногда. Когда заказывают жёстко, чтоб было как насилие. Я всё сделал. Выломал дверь и вошёл. И начал работать. Она сначала молчала, а когда я её уже раздел, вдруг стала кричать. Клянусь, мэм, я не делал ей больно. Я очень мягко работаю. Хозяйка даже сомневалась, что я справлюсь. Но было много заказов и только на жёсткую. Я испугался. Стал одеваться. И тут они… кричали, били… их было много, я вывернулся и убежал… они гнались за мной… — он всхлипнул и замолчал.

— Дать тебе ещё воды? — спросила миссис Стоун. Он только молча поглядел на неё, и она усмехнулась. — Дайте ему воды, Джен. Если не побоитесь подойти.

— Не побоюсь.

Женя встала из-за стола и подошла забрать стакан. Он сразу опять как-то свернулся клубком. Женя взяла стакан, отошла к окну, налила остатки воды из леечки и подошла к нему.

— Возьми, выпей.

Он молчал, вздрагивая всем телом.

— Поставьте и отойдите, Джен. Не пугайте его.

Женя пожала плечами и поставила стакан на пол. Вернулась к своему столу. Он осторожно исподлобья взглянул на неё, на миссис Стоун и взял стакан. Теперь он пил медленно, маленькими глотками. Допил, поставил стакан на пол, взял лежащий на полу скомканный ещё влажный платок и вытер лицо. Внимательно посмотрел на миссис Стоун.

— Оставь себе, — поняла она невысказанный вопрос.

— Спасибо, мэм, вы очень добры, мэм, — он осторожно вытер мокрым платком грудь и спрятал его куда-то за пояс.

Женя прислушалась к далёким, еле слышным крикам.

— Это они всё ещё его ищут?

— Зачем? — миссис Стоун вынула из машины лист и заложила следующий. — Вы же слышали. Четыре эла и два джи. И заказы на жёсткую работу. Шесть изнасилований. Вполне достаточно, чтобы поднять весь город и вырезать всех цветных. Всех, кого они сочтут нужным.

— Так это… — стало доходить до Жени.

— Да, Джен. Во всём мире это называется провокацией. И погромом. И только у нас это разумные меры с минимальными потерями, — она посмотрела на мулата. — Ну и что ты думаешь делать. На улицу тебе нельзя.

— Мэм, позвольте мне остаться до темноты, мэм, — он смотрел на неё с таким выражением мольбы, что Женя опустила глаза на клавиатуру. — Стемнеет, и я уйду. Я буду совсем тихо сидеть, мэм, с места не сойду.

— И куда ты пойдёшь? Опять… к хозяйке?

— Она моя хозяйка, мэм, — и совсем тихо. — Я дал ей клятву, мэм.

— Клятву? — миссис Стоун изумлённо подняла брови. — Впервые слышу. Что это?

Она не договорила. Быстрые громкие шаги по коридору, от сильного толчка отлетела слабая задвижка, и в комнату ворвался тяжело дышащий Рассел.

— Джен! Как вы?! — увидел миссис Стоун. — Приветствую вас, — и тут его взгляд скользнул по стакану на полу, он медленно повернулся и увидел мулата. — Ого! Вот и шестой. Как ты попал сюда, парень?

При его появлении мулат сразу вскочил на ноги и прижался к стене.

Рассел выглянул в коридор и прикрыл дверь, шагнул к мулату, наступив по дороге на стакан. Услышав хруст стекла, тот ещё сильнее вжался в стену.

И всё дальнейшее стало для Жени каким-то невероятно ярким и чётким сном, когда всё видишь, слышишь, и понимаешь, но ничего не чувствуешь и ничего не можешь сделать.

— Иди сюда, парень, — весело сказал Рассел. — Иди-иди, выползай… таракан.

Мулат оторвался от стены и вышел из щели между шкафами, встал перед Расселом, заложив руки за спину и опустив голову. Рассел сильно, хлёстко ударил его по лицу.

— Ему, значит, кричат, велят стоять, за ним белые гонятся, а он вон куда заскочил. Ты ж сюда только что забежал, не так, что ли?

Рассел ударил его кулаком в живот, так что тот медленно осел на пол и скорчился. Тут же последовал удар носком ботинка в лицо.

— Как застукали тебя, так ты и побежал, и бегал всё, пока дверь открытую не увидел. Так, парень? Не слышу, падаль!

— Да, сэр, — хриплым стоном вырвалось из разбитого рта.

— Так что не ври, парень. Погань рабская.

Рассел прислушался к далёкому смутному шуму и ударил мулата ногой. Опять в лицо. Кудрявая голова катнулась от удара, и Женя увидела на паркете тянущуюся ото рта тёмно-красную струйку крови. Рассел снова прислушался, улыбнулся.

— Ничего, подашь голос. На спину! Руки за голову!

И Женя опять услышала этот захлёбывающийся шёпот-крик.

— Нет, не надо, сэр, мне и так больно, не надо, сэр, нет, пощадите…

Но, шепча, умоляя, мулат лёг на спину, закинув руки за голову.

— Ноги разведи! Шире! И не вздумай прикрываться, падаль.

— Нет! Нет, сэр, пощадите!

И с той же ужасающей чёткостью Женя видит, как Рассел отводит ногу и с размаху, как по футбольному мячу, бьёт мулата в пах. И страшный нечеловеческий вопль разрывает ей уши. Она зажимает их руками, но всё равно слышит этот крик, и топот множества ног по коридору не заглушает его. В комнату вваливаются какие-то люди. И Рассел со смехом рассказывает, как он шёл по улице и увидел убегающего, вот этого и побежал за ним, а тот как вильнёт сюда и по коридору, бежит, двери дёргает, нашёл незапертую и ввалился. Хорошо, что он поспел вовремя, а то этот бог знает, что ещё бы натворил. И её спрашивают, не испугалась ли она, и сочувствуют. А она всё слышит этот вопль. И вдруг появляются два русских офицера с пистолетами, и толпа как-то сразу исчезает, выдавливается в коридор. И остаются Рассел, Норман, русские, мулат на полу, и она с миссис Стоун за своими столами.