Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 47 из 52



— Снаряд готов! Стреляй! Порази наконец этого ублюдка окончательно! — закричал он, обращаясь к штурманну.

Тот произвел выстрел. На этот раз снаряд попал прямо в топливный бак «Черчилля». Из башни танка сумел выбраться единственный канадец. Его комбинезон был весь охвачен пламенем. Автомат фон Доденбурга дал короткую очередь. Канадец дернулся в конвульсиях и затем застыл. Пламя начало постепенно пожирать его уже мертвое тело.

Третий «Черчилль» начал быстро окутываться дымом — его командир принялся отчаянно метать дымовые гранаты, стараясь скрыться за плотной завесой. Но Шульце отнюдь не собирался поддаться на эту дешевую уловку. Он уже явственно ощущал запах добычи.

— Матци, — позвал он.

— Да знаю я, знаю! — отрывисто откликнулся одноногий водитель.

Pz-IV бросился вслед за «Черчиллем», и вскоре оказался в самой гуще дымовой завесы. Он медленно ехал вперед, поводя пушкой из стороны в сторону, готовый в любой момент произвести роковой выстрел.

В ста метрах от эсэсовцев командир британского танка яростно кричал на насмерть перепуганного механика-водителя:

— Ты, щенок! Какого дьявола ты драпаешь от него, словно перепуганный кролик? Мы могли бы сами расстрелять мерзавца в упор, вместо того, чтобы бегать от него.

Однако механик-водитель не слушал. Он был весь в поту от животного страха. Его взгляд был устремлен на казавшуюся ему спасительной дымовую завесу. Больше всего он боялся, что из-за нее в любой момент вдруг вынырнет немецкий танк и поразит их — точно так же, как поразил два других британских танка.

— Я приказываю тебе остановиться и дать фрицу отпор! — вне себя от ярости, закричал командир танка.

— Да, трусишка, будь так любезен, останови-ка танк, — поддержал командира стрелок. — С помощью моих шестифунтовых снарядов я могу так причесать немцу голову, что она у него еще долго будет гореть!

— Вот он, вот он! — завопил в панике механик-водитель «Черчилля». — Слева!

Командир танка уставился в окуляры обзорной трубы и увидел, что силуэт Pz-IV вырисовывается в какой-то сотне метров от них. Правда, при этом орудие фашистского танка еще не было нацелено на их танк. Скорее всего, немцы пока их просто не заметили.

— Водитель, остановись!

Но ничего не произошло. Обезумевший от страха механик-водитель продолжал в панике гнать тяжелую машину по крутому краю прибрежного утеса, стараясь как можно дальше оторваться от немецкого танка.

— Джо, ради всего святого, произведи по нему выстрел — до того, как он заметит нас! — в отчаянии вскричал командир, обращаясь к стрелку и нащупывая свой пистолет.

Стрелок яростно развернул башню. Pz-IV появился в перекрестье его прицела, вытеснив из него все остальные вещи и предметы. Он мог явственно видеть черно-белый крест на боку танка, свежие царапины от попадания снарядов, потеки краски и вообще каждый болт на корпусе. Задержав дыхание, он выставил прицельную дистанцию — сто метров.

— Готово, — выдохнул он. — Немец в перекрестье прицела. Можно стрелять.

— Я приказываю тебе остановиться, водитель! — закричал командир, прицелившись в механика-водителя. — Или, клянусь богом, я прострелю тебе башку! — Он взвел курок.

— Остановись немедленно! — взмолился стрелок. — Немец пока еще не заметил нас.

Но никакой реакции не последовало. «Черчилль» продолжал, как безумный, нестись вперед.

— Ну хорошо, — проскрежетал зубами командир, — тогда получай!

В тесноте танка револьверный выстрел прозвучал оглушительным громом. Стрелок от неожиданности сдвинул прицел, и Pz-IV исчез из его перекрестья. Шестифунтовый снаряд просвистел в воздухе без всякого вреда для фашистского танка, высоко над его башней.



Но нога застреленного водителя по-прежнему продолжала давить на газ. И в следующую секунду «Черчилль», управляемый мертвецом, перевалился через край утеса и под вопли обезумевшего командира и стрелка рухнул вниз, прямо на голые прибрежные камни.

— Клянусь обрезанным членом главного ребе[42], это было зрелище! — выдохнул роттенфюрер Матц. Он проводил взглядом снаряд английского «Черчилля», просвистевший у них над головами, и затем посмотрел на край обрыва, за которым исчез последний британский танк.

— Я так устал, что не могу даже пошевелить пальцем, — признался шарфюрер Шульце.

Позади них в дыму возникла фигура фон Доденбурга. Он скомандовал своим четким, несмотря на огромную усталость, голосом:

— Ну все, поднимайтесь, бойцы! Вперед! Мы уже почти у цели!

Глава четырнадцатая

Лэрд Аберноки и Дерта с печалью проследил глазами за тем, как последний из трех «Черчиллей» исчез за гребнем утеса, обрушившись вниз. Обломки двух других британских танков жалко горели на поле боя. Полковник Макдональд каким-то шестым чувством ощутил, что никто больше не предпримет попыток пробиться к ним. Он также почувствовал, что вся операция, скорее всего, провалилась. Над их головами больше не летали самолеты королевских ВВС, прикрывая их с воздуха, никто больше не стрелял и не бомбил в районе Дьеппа; да и вообще гул боя стал постепенно стихать. Все подходило к концу.

Он сел на пол вместе с остальными бойцами и сказал себе, что те, кто остался от его батальона, все-таки сумели кое-что сделать. Пусть они и не смогли поразить остальные орудийные башни снарядами, которые выпускали из своей собственной — угол наклона артиллерийских орудий в действительности не позволял им стрелять прямой наводкой по другим башням, — но все равно снаряды, которые они непрерывно выпускали в том направлении, не позволяли сидевшим в башнях артиллеристам нормально прицеливаться и вести планомерный обстрел морских секторов и находящихся там британских кораблей. Значит, им все-таки удалось по-настоящему помочь своим.

Фергюс Макдональд чувствовал безумную усталость. Они непрерывно сражались уже больше двенадцати часов. Их одежда пропахла потом и порохом. Прошло уже три часа с тех пор, как они в последний раз поели, — а пищей их был лишь кусочек шоколада да несколько изюмин из НЗ. Запасы воды также подходили к концу — во фляжках осталось буквально по несколько капель. Полковник знал, что конец уже близок.

— Какой вам кажется обстановка, сэр? — обратился к нему молодой флотский лейтенант, привалившийся спиной к стене рядом с ним.

Лэрд Аберноки и Дерта повернулся к нему и медленно вытер липкий пот со лба обшлагом рукава.

— Дерьмовая, как обычно, — выдохнул он, с трудом двигая потрескавшимися губами.

— Как вы думаете, нам удастся выбраться из этой передряги?

— Нет.

— А что если мы…

— Нет, мы не сдадимся немцам. Вы только посмотрите на них. — Полковник Макдональд обвел рукой горстку своих людей, сидевших на корточках в полутьме артиллерийского бункера. — Мои парни прожили всю жизнь на открытом воздухе, на просторе. В горах, в долинах, на море. Как вы думаете, во что превратят их несколько лет за колючей проволокой в лагере? К тому же, — в его голосе прозвучала непреклонная решительность, — пока мы сидим здесь и удерживаем это орудие, мы мешаем нацистским подонкам прицельно обстреливать наши корабли и наших парней там, в море.

— Я понял, — проговорил лейтенант, поняв, что полковник Макдональд только что решил их судьбы.

Лэрд Аберноки и Дерта открыл было рот, чтобы произнести какие-то утешительные слова, но затем передумал. Они погрузились в молчание. А Макдональд вновь задумался над ситуацией.

Конечно, он не сказал своим ребятам всей правды. Дело было отнюдь не только в немецких дальнобойных орудиях, которым они не давали сейчас прицельно бить по своим. Основная проблема заключалась в коммандос, погибших во время этого налета на Дьепп. Его батальон был истреблен, и полковник не мог представить себе, как он сможет вернуться назад в Англию и начать создавать его заново. Три года войны уже совершенно изнурили его. Он чувствовал, что больше не сможет заниматься подготовкой новых коммандос и превращать необстрелянных юнцов в закаленных опытных бойцов. К тому же в Англии остались жены и дети погибших. Многие из них жили в его собственном поместье в Аберноки и Дерте. Полковник понимал, что если он выживет и вернется туда, то просто не сможет смотреть им в глаза, осознавая, что в определенной степени несет ответственность за гибель их близких, их мужей и отцов. Нет, он точно не выдержит подобной перспективы.

42

Ребе — раввин, иудейский духовный учитель. — Примеч. ред.