Наружка

— Лучше я рыбку половлю, — променял Белый лопату на удочку.

Лучше-то лучше, но при первом варианте хоть думать не нужно было — копай себе от Енисея и до возвращения Лагуты и в ус не дуй. А рыбалка, извините, искусство. Леску размотать Аркадий еще смог без осложнений, а вот дальше пошли уравнения со многими неизвестными: где ловить, на что ловить и вообще, ловится ли здесь рыба? И какая.

Поковырявшись в прибрежном крошеве, червей, естественно, не нашел. Переместился назад, чтобы заодно можно было искоса наблюдать за дачей. Вполглаза за дачей, вполглаза за поплавком — интересно, а за косоглазие инвалидность дают?

Червей не оказалось и на новом месте, и Аркадий поступил более благоразумно: подобрал кусок картона, написал на нем печатными буквами слово «червяк», наживил находку и забросил в реку. «У природы нет плохих налогов, здесь каждая рыбалка благодать»…

Благодать-то благодать, но не всегда сидение с удочкой лучше землеройных работ. Капитан это начал чувствовать кожей, когда из наблюдаемого адреса вышли двое парней, пощурились на нежарком солнце и прямым ходом направились к нему. Перспектива оказаться в осеннем Енисее восторга не вызывала, даже несмотря на то, что тот течет с юга. И в прямом, и переносном смысле сматывать удочки было поздно, и Белый принялся усиленно подергивать поплавок.

— На что ловим?

Это все равно, что ночью в подворотне попросить закурить.

— На блесну, — почти не обманул капитан: червячная картонка на крючке ближе всего подходила к истине. Но дуриком-дуриком, а попал в точку.

— Осенью на блесну, лучше всего клюет, — со знанием дела согласился один из подошедших. — А какая здесь у вас рыба водится?

«Здесь у вас». Значит, не местные?

Первая вспомнившаяся десятка — карп, карась, окунь и тому подобное — отсекаются сразу. В такие моменты клиента нужно брать чем-нибудь замысловатым.

Одиннадцатым и, скорее всего, последним в запасе — даже после кита и дельфина — вспомнился налим.

— Говорят, налима можно подцепить. Если повезет, — оставил себе путь к отступлению Аркадий: это не он утверждает, ему самому сказали.

— Да? — многозначительно протянул знаток. Обрадованно подсказал: — Подсекай, по-моему, клюет.

Сейчас. Клюнет тебе налим на картон. Если к тому же его здесь не водится.

— Не, я чувствую, — вцепился в удилище, оберегая своего «червя», Белый.

Вот влип. К счастью, те отвлеклись:

— Слушай, а женщины здесь есть? — задал новый вопрос тот же разговорчивый.

Вот это уже другое дело.

— Лучше и богаче выбора, чем в Красноярске, все равно нет, — вполне здраво рассудил капитан. — А вообще-то я больше по рыбке спец.

— Мы не против, конкурентов меньше, — впервые подал голос второй, и парочка направилась обратно за каменную стену.

Белый торопливо вытащил злополучную «блесну» и забросил в реку пустой крючок — для всех остальных налим уже сожрал наживку. Нет бы, подходили нормальные люди — о политике поговорить, а то ведь каждый корчит из себя рыбака-профессионала. И расшифровкой пахнуло, как перегаром в вытрезвителе. Так что с завтрашнего дня вместо газет — книги по пресноводным. Себя иногда нужно наказывать…

Часа через два появился Некрылов. К этому времени Аркадию настолько надоело дергать удилище, что он категорически отверг свою же установку на изучение рыбацкого искусства. И даже на дачу смотрел более дружелюбно, чем на поплавок.

— Собираемся, — отдал самую прекрасную за весь день команду Женя. — Не забудь захватить улов, вечером ушицей побалуемся.

Подколол и Лагута, дремавший в оставленной на кончике «тещиного языка» машине:

— А где уха?

— Отдал в адрес. Подходили нормальные и, в отличие от некоторых, не язвительные хлопцы. Они поплакались, и я пожалел: у них ведь ни ресторана, ни девочек, ни удочек — приезжие.

— Меняю уху на твоих хлопцев, — тут же ухватился за новость майор.

— Команди-и-ир, — Белый даже отстранился. — Тебя интересуют мальчики?

— Интересуют, интересуют. За девочкой, как ты знаешь, послан Моряшин. А после Кости ловить нечего.

— Как повезло Косте. Как не повезло командиру, — рекламно возвел глаза к небу Белый.

— Актум эст, илицет. Дело закончено, можно расходиться, — поставил своей обожаемой латынью точку Лагута.

Когда подобрали у драмтеатра Катю, а рыскающим в поисках пива Моряшину и Вентилятору в наказание за то, что оставили девушку одну, по рации передали команду собственной рысью мчаться в гостиницу, — там, в тесном номере майора сообща нарисовали контуры схемы, к которой прикоснулись.

Некто «X», замеченный в Москве, служит у «Z» в Красноярске. У «X» есть девица, но у кого их нет? Другое дело, что не все могут посылать за ними машины, но тут уж кто на каком суку сидит.

Большой интерес вызывают непонятные гости на даче у «Z». Откуда и зачем приехали? Наверняка не интересоваться у Белого рыбалкой. Несмотря на субботу, «Z» съездил в офис в Красноярск. И самое главное в сегодняшнем «НН» — установлена берлога хозяина. Завтра, в воскресенье, можно в свое удовольствие порыбачить около дачи — Аркадий, не дергайся, — а вот в понедельник придется выставлять пост у офиса.

Чем Красноярск как две капли воды похож не только на Москву, но и на любой другой город России — это неистребимым желанием его строителей рыть траншеи сразу после того, как дорожники закатали асфальт.

В понедельник напротив офиса одной из посреднических фирм грузовик приволок строительную будку на спущенных колесах. Водитель вместе с дорожным мастером долго устанавливали эту колымагу, чтобы меньше мешала и пешеходам на тротуаре, и машинам на улице.

Раскачивались перед работой, как водится, еще дольше. Зато любой, кто пожелал бы заглянуть в домик, отметил бы очень существенную деталь: строители резались не в домино, а в нарды. Вот и верь после этого, что интеллектуальный уровень населения падает..

Мастер, как и положено, в выгоревшей красной спецовке сверял по схеме маршрут очередного вгрызания в землю. И даже сам снял первую пробу.

— На три штыка — семь метров, — указал он рукой направление чуть в стороне от тротуара, пожалев в конце концов и асфальт, и подчиненных.

Передал лопату рабочему, у которого из-под кепки чистым костяным полумесяцем светила лысина. Тот деловито примерился к нарезанному объему, поковырял в яме, сделанной бригадиром, не очень обрадовался каменистой почве:

— И почему именно копать? Можно же, к примеру, и заборы красить. Или рыбку половить, — он многозначительно глянул на подошедшего товарища.

— Покраска забора, дорогой Юра, очень существенно влияет на озоновый слой земли, — мгновенно отреагировал тот. — Да и рыбалка не может служить укреплению биологического равновесия в природе. А здесь — творческий процесс, работа интеллекта: как бы не углубиться на какой-нибудь лишний сантиметр.

— А вот этого никто от нас не дождется, — лысый поплевал на ладони.

— Как будто сто лет прокладывал кабель, — оценил наблюдавший издали Моряшин.

Он — наконец-то! — оказался наедине с Катей. И не в каком-нибудь зачуханном подвале, а в новенькой шикарной машине. Лагута на сей раз сотворил ту комбинацию, которая засветила Косте лучезарной звездой: всех отправил создавать фон, а их с Катей оставил вдвоем. Дело было за малым — все мечты, желания, молчаливые тайные обращения превратить в реальность.

— Что-то ты грустный сегодня, — совсем по-иному восприняла его состояние Катя.

Моряшин торопливо улыбнулся: о чем речь, какая грусть! Скорее, растерялся. Кто же знал, что так сложно остаться наедине с любимым человеком. Словно кто-то невидимый отключает в тебе звук, и хотя ты произносишь монологи, о чем-то спрашиваешь любимую и сам отвечаешь на массу вопросов, все это — внутренне, молча. Скажи вслух слово — обязательно какие-нибудь катаклизмы вызовешь.

— Привыкаю к тебе, — закрыв глаза, чтобы не видеть, как будут рушиться здания, взрываться машина, сверкать молнии, признался Костя.