Тик-так

Булавку Томми положил на стол. Ее черная эмалевая головка блестела, как капля мазута, а по стальному острию пробегали холодные волны электрического света.

Отвернувшись от стола, Томми задернул занавески на всех трех окнах гостиной; то же самое он проделал и в столовой, и в спальне. В кухне он плотно закрыл жалюзи.

Но ощущение, что за ним наблюдают, не покидало его.

Во второй спальне наверху, которую он переоборудовал под рабочий кабинет и где писал свои романы, Томми сел за стол, но лампу не включил. Свет попадал внутрь только из коридора, сквозь открытую дверь, но и этого было вполне достаточно. Придвинув к себе телефонный аппарат, Томми немного поколебался, но потом набрал по памяти домашний номер Сэла Деларио, с которым до вчерашнего дня работал в редакции "Реджистер". На другом конце линии отозвался автоответчик, но Томми не стал оставлять сообщения. Вместо этого он позвонил Деларио на пейджер и ввел свой телефонный номер с пометкой "срочно".

Меньше чем через пять минут Сэл перезвонил.

- Что за пожар, сырная головка? - спросил он вместо приветствия. - Опять забыл, с кем пил вчера?

- Ты где? - спросил Томми.

- На конвейере.

- В конторе?

- Где же еще? Ждем любого мало-мальски любопытного сообщения.

- Опять задерживаешься ради сносной статейки для утреннего выпуска?

- Ты позвонил только для того, чтобы спросить меня об этом? - упрекнул Сэл. - Подумать только, ты всего день не работаешь с горячими новостями, а уже забыл, что такое журналистская солидарность.

- Послушай, Сэл, - перебил его Томми, наклоняясь над трубкой. - Я хотел узнать у тебя кое-что насчет банд.

- Ты имеешь в виду обленившихся жирных котов, которые вертят делами в Вашингтоне, или панкуюшую молодежь, которая пасет предпринимателей в нашем Маленьком Сайгоне?

- Прежде всего я имел в виду местные вьетнамские группировки типа "Парней из Санта-Аны" и тому подобных.

- .."Парни из Натомы", "Плохие Мальчики"... Да ты их и сам знаешь.

- Не так хорошо, как ты, - возразил Томми. Сэл был полицейским репортером, прекрасно знавшим все вьетнамские банды, действовавшие не только в округе Орандж, но и по всей территории страны, Томми же писал по преимуществу об искусстве, событиях в мире культуры и шоу-бизнеса.

- Тебе никогда не приходилось слышать, чтобы "Парни из Натомы" или "Плохие Мальчики" присылали кому-то записки с отпечатком ладони или нарисованным черепом и костями? В качестве угрозы или предупреждения? - спросил он.

- Или оставляли в постели жертвы отрезанную лошадиную голову?

- Да-да, что-то в этом роде.

- Ты все перепутал, чудо-мальчик. Эти парни не настолько хорошо воспитаны, чтобы рассылать предупреждения. По сравнению с ними даже мафия сойдет за общество любителей камерной музыки.

- А как насчет банд, которые состоят не из уличных подонков, а из людей постарше, стоящих ближе к организованной преступности? Таких, как "Черные Орлы" или "Сокол-7"?

- "Черные Орлы" действуют в Сан-Франциско, а "Сокол-7" - в Чикаго. Здешние бандиты называют себя "Люди-лягушки".

Томми откинулся на спинку заскрипевшего под ним кресла.

- Но никто из них не играет в эти игры с лошадиными головами?

- Послушай, Томми-бой, если "Люди-лягушки" решат подсунуть тебе в постель отрезанную голову, то это скорее всего будет твоя собственная голова.

- Это утешает.

- А что, собственно, случилось, Томми? Признаться, ты меня заинтриговал.

Томми вздохнул и бросил взгляд за окно кабинета. Оно осталось незанавешенным, и он видел, как плотные клочковатые тучи понемногу затягивают луну, продолжавшую серебрить их неровные края.

- Тот материал, который я приготовил на прошлой неделе для раздела "Шоу и развлечения"... Мне кажется, кто-то пытается отомстить мне за него.

- Тот, где говорится о талантливой девочке-фигуристке?

- Да.

- И об одаренном маленьком мальчике, который играет на пианино как взрослый мастер? За что же тут мстить?

- Видишь ли...

- Кого ты мог задеть этой статьей? Разве что другого шестилетнего гения, который считает, что это он должен был красоваться на первой полосе. И за это он поклялся переехать тебя своим трехколесным велосипедом.

- Видишь ли, Сэл, - снова сказал Томми, понимая, как глупо все это звучит, - в этой статье подчеркивалось, что далеко не все дети, происходящие из вьетнамской общины, обязательно пополняют собой ряды уличных группировок.

- Ну-у-у... - протянул Сэл, - тогда конечно. Полемика, брат, это уже серьезно.

- Мне пришлось сказать несколько нелицеприятных слов в адрес "Парней из Натомы", "Парней из Санта-Аны" и всех тех, кто в конечном итоге выбрал скользкую дорожку.

- Ну и что? Одна-две строки на весь подвал. Ну, параграф, как максимум. Эти парни не настолько чувствительны. Томми. Несколько резких слов вряд ли способны заставить их вступить на тропу войны.

- Хотел бы я знать...

- На самом деле им глубоко плевать, что ты там себе думаешь, потому что для них ты - вьетнамский эквивалент дяди Тома, только без хижины. Кроме того, как мне кажется, ты слишком хорошо о них думаешь. Лично я не уверен, что эти задницы вообще читают газеты.

Темные тучи, гонимые ветром с запада, заметно сгущались, наползая с океана. Луна погружалась в них постепенно, исчезая с небосвода словно лицо тонущего в холодном море пловца, и ее свет на оконных переплетах то мерк, то снова проступал безмятежным белым сиянием.

- А что ты скажешь насчет женских банд? - спросил Томми.

- "Девчонки Уолли", "Всадницы из Помоны", "Грязные Панкушки"... Не секрет, что они могут быть гораздо более жестокими, чем мужчины, но я все равно не думаю, чтобы они могли заинтересоваться тобой. Сам посуди, если бы их было так легко завести, они выпотрошили бы меня как рыбу еще несколько лет назад. Давай, Томми, не темни! Выкладывай, что у тебя случилось. Из-за чего ты так разнервничался?

- Из-за.., куклы.

- Какой куклы? Барби? - Сэл заметно оживился.

- Признаться, она выглядит несколько более зловеще.

- Да, Барби уже не та... Не нагоняет такой жути, как когда-то. Пожалуй, в наше время она никого особенно не испугает.

Томми коротко рассказал Сэлу о странной кукле со зловещими крестообразными стежками, которую он подобрал на крыльце собственного дома.

- Судя по твоему рассказу, "Пехотинцы Пиле бери" тоже начали панковать, - задумчиво произнес Сэл.

- Это все очень странно, - откликнулся Томми. - На самом деле гораздо более странно, чем можно выразить словами. Ты даже не представляешь себе...

- А что говорится в записке? Неужели ты совсем не можешь читать по-своему, по-вьетнамски? Хотя бы немножко?

Томми достал записку из кармана и снова развернул ее.

- Нет, - сказал он и покачал головой, хотя Сэл не мог его видеть. - Ни слова.

- Что ж ты так, сырная головка? Отрываешься от корней?

- Можно подумать, что ты очень за них держишься! - едко заметил Томми.

- Еще как, дружище! - В подтверждение своих слов Сэл бегло произнес несколько фраз на певучем итальянском языке и снова перешел на английский.

- Кроме того, я каждый месяц пишу своей матери на Сицилию огромное письмо. В прошлом году я прожил у нее почти весь отпуск - две недели с маленьким хвостиком.

Томми почувствовал себя еще большей свиньей Прищурившись, он еще раз проглядел три колонки иероглифов и сказал неуверенно:

- Это старая вьетнамская письменность, которая использовалась до того, как мы перешли на латиницу. Для меня это так же непонятно, как санскрит.

- Ты не мог бы переслать мне текст по факсу? Я постарался бы найти здесь кого-нибудь, кто перевел бы ее для нас.

- Конечно.

- Я перезвоню, как только узнаю, о чем говорится в этом послании.