Скальп врага

— Спасибо. Так. Мы сейчас поднимемся, а ты смотри в оба. Если этот «мы» попробует выйти — в драку не лезь. Лучше свистни. Свисток есть?

— Нет. Да вы не беспокойтесь. Я так умею.

Портье вытянул губы трубочкой и свистнул по-птичьи. Художественно, но очень тихо.

— Понятно, — Лемехов посмотрел на портье. — Лучше тогда не свисти. Лучше кричи. Кричать умеешь?

— А как же.

— Слава богу. Значит, если появится — крикни. — Оперативник оглядел всю компанию. — Дима, ты останься тут. Не стоит тебе в это лезть. Милиция приедет, потом греха не оберешься. Гриша, вы с Катей на лифтах, я — пешком по лестнице.

— Я с тобой, — решительно сказал Дима.

— Дима, на фиг тебе эти проблемы?

— Ничего. Возникнут проблемы — сам улажу. Тем более что тут два лифта и две лестницы.

— Да? Ну, ладно, пошли, — Лемехов мотнул головой.

Они поднялись на третий этаж. В коридоре было тихо, только пел где-то за батареей сверчок.

Лемехов достал пистолет, осторожно оттянул затвор.

— Напрасно, — шепотом сказал Дима.

— Почему это?

— Думаешь, он нас в номере дожидается? Да его след уже давно простыл.

— Да ладно, — хмыкнул Лемехов. — Руки-то не отвалятся?

Они остановились у двери триста тридцатого номера. Подождали, пока поднимутся Катя с Панкратовым. От разъезжающихся створок лифта грохот стоял такой, что им показалось — на шум сейчас сбегутся не только все постояльцы, но и проживающие в соседних домах рядовые граждане. Лемехов страдальчески поморщился.

— Вот так и гибнут великие планы, — пробормотал он, поднимая пистолет стволом вверх.

Катя и Панкратов подошли, встали сбоку от двери. Лемехов осторожно вложил ключ в скважину, повернул…

— На счет три, — предупредил он. — Три! — и толкнул створку, прижимая ее ногой к стене.

Панкратов распахнул дверь санузла, Катя шагнула в комнату.

Дима ошибся. Вдовин дожидался их, сидя на кровати и привалившись спиной к стене. Рот его был залеплен пластырем, голова склонилась к плечу. В груди у Вдовина торчал нож.

— Твою мать, — пробормотал Лемехов, щелкая выключателем. Яркий свет залил номер. — Маленечко опоздали. — Он убрал оружие в кобуру, подошел к кровати, опустился на корточки и осторожно коснулся кисти убитого. — М-да. Ну, что я вам могу сказать, господа? Трупик-то совсем свеженький. Похоже, часа не прошло. В свете вышесказанного сам собой назревает вопрос: если Петрусенко в это время валялся на стоянке с пулей в груди, кто же отдал приказ об устранении этого славного парня?

— Я, Антон Герасимович, — произнес кто-то у них за спиной. — Я отдал такой приказ.

Они обернулись, не сговариваясь. В дверях, держа в руке пистолет, стоял… полковник Америдзе Руслан Рубенович.

— Добрый вечер, — он обаятельно улыбнулся. — Заждался я вас, честно говоря. Думал, вы, Екатерина Михайловна, окажетесь более сообразительной. Но, как говорят мудрые, лучше поздно, чем никогда. Давайте условимся: не хвататься за пушки, ладно? Все равно мои люди лучше обращаются с оружием, поверьте на слово.

Он вошел в номер, а следом за ним вошли Козак, Корабышев и тощий Толик. Каждый из них держал пистолет. А тощий Толик даже два.

— Присаживайтесь, — предложил Америдзе, улыбаясь. — Хотя наш разговор и не займет много времени.

— Я должна была догадаться, — сказала Катя.

— Целиком и полностью с вами согласен, Екатерина Михайловна, — кивнул Америдзе.

— Забавно, — протянул Лемехов. — А мы-то голову ломали: кто это у нас такой умный выискался?

— Спасибо, Антон Герасимович, — пропуская иронию мимо ушей, кивнул Америдзе. — Итак, мне очень жаль, что наша последняя встреча проходит в не слишком приятной атмосфере, но поделать, как вы понимаете, ничего не могу.

Он достал из кармана глушитель, принялся навинчивать его на ствол. Остальные, пришедшие с ним, стояли в углу у двери.

— А кого застрелили вместо вас? — спросила Катя.

— Да какое вам до этого дело, Екатерина Михайловна? Мало ли людей на свете, заслуживающих того, чтобы несколько раньше запланированного срока отправиться к всевышнему? Какой-нибудь барыга, пойманный на улице. Или не на улице.

— Или не барыга, — качнул головой Лемехов.

— Или не барыга, — согласился Америдзе. — Все равно уже ничего изменить нельзя. Вот ведь какая штука, ты думаешь, думаешь, разрабатываешь план и потом — бац! — все идет прахом из-за какого-нибудь пустяка, который совершенно невозможно предусмотреть. — Он закончил навинчивать глушитель, взвел курок. — Ну кто же мог предвидеть, что вы, Екатерина Михайловна, догадаетесь воспользоваться мобильным телефоном и придется выбросить вас из машины на четверть часа раньше задуманного? Кто мог предвидеть, что двое оперативников решат совершить налет на автозак? — Америдзе усмехнулся. — Прямо ковбойские игры, да и только. Кто мог предположить, что дурак майор купится на такой дешевый трюк с диктофоном? — Он обвел взглядом стоящую у кровати четверку. — Верно, никто. Никто. Вот и получается, что из-за мелочей срывается красиво продуманная схема.

— Нам очень, очень жаль, — усмехнулся Панкратов.

Америдзе снова улыбнулся, вполне по-приятельски.

Словно бы и не беседовали они под стволами пистолетов, а так, четверо друзей заглянули на огонек к другим четверым друзьям.

— Да нет, ничего. Я знаю, как все исправить. Мне придется убить вас.

— Ну, разумеется, — засмеялся Лемехов. — Как это мы сразу не догадались?

— Да, представьте, — кивнул Америдзе, усмехаясь в тон оперативнику. — Я убью вас и открою окно. Ночи теперь прохладные. Где-нибудь через час портье решит подняться посмотреть, что это вас так долго нет. И найдет трупы. Пока приедет милиция, пока эксперты, — пройдет еще около часа. Определить точное время смерти не представится возможным. И даже то, что тело Аркадия будет холоднее ваших, ничего не изменит. Вчера утром я заходил к дежурному врачу, здесь, в гостинице, и взял пару таблеток аспирина для Аркадия. У него всегда была температура ниже нормы. Все решат, что он застрелил вас, а один из вас, — скорее всего, это будете вы, Дима, — успел ударить Аркадия его же собственным ножом. Как говорилось в одном фильме, в общем, все умерли. А я… ну, что я… У меня ни семьи, ни детей, ни родственников. Насчет меня отправят запрос, потом получат ответ, пока сообразят, как лучше организовать перевозку, вдруг выяснится, что мой труп исчез… Вот, собственно, и все, — он развел руками. — Кстати, ваш Гравер действительно делал замечательные паспорта. Превосходная работа. Первоклассная. Не всякая экспертиза отличит.

— И кто же вы у нас теперь? — спросил Дима, мрачно усмехаясь.

— Не поверите… Гражданин Саахов Олег Лаврентьевич. Честно-честно. Образ, конечно, собирательный.

— А Олег в честь кого?

— Дань уважения Далю. Грандиозный актер был.

— Не могу не согласиться, — кивнул Дима.

— Ну что, пора? С каждой минутой Аркадий остывает все сильнее и сильнее, — улыбнулся Америдзе. Он поднялся, навел пистолет на Диму. — Начнем с вас, Дмитрий Вячеславович, не возражаете?

— Отчего же? — улыбнулся Дима в ответ. — Один вопрос. А как вы собираетесь выйти из гостиницы? Портье же вас увидит.

— Ах, да. Действительно. Увидел бы. Но не увидит, потому что я выводить не намерен. По крайней мере до утра. Останусь в номере, специально снятом для этих целей Толиком. — Тощий Толик серьезно кивнул. — Пересижу всю эту суматоху, может быть, даже дам показания, как мне не спалось ночью, я вышел покурить на лестницу и увидел вас, входящих в номер Аркаши, потом все уляжется и… Здравствуй, новая жизнь.

Он снова поднял пистолет.

— Знаете, что меня больше всего поражает в людях вашего склада, Олег Лаврентьевич? — спросил Дима.

— Любопытно. И что же?

— То, что вы так умны, хитры, изворотливы, предусмотрительны…

Америдзе полыценно улыбнулся.

— Спасибо, Дмитрий Вячеславович.

— Я еще не закончил, — вдруг резко ответил Дима. — Итак, как я и говорил, меня поражает то, что вы, при всем своем уме, хитрости и изворотливости, ни хрена ничему не учитесь. — Он вынул из кармана руку, в которой оказался зажат мобильный телефон. — Ни хрена, — повторил Дима. — Ничему.