Зверь

Он повернулся и принялся торопливо проталкиваться через живую стену. Толпа пропускала его, образуя коридор, и сразу же смыкалась за спиной.

Корсак рванулся было следом, но толстуха бульдогом висела у него на рукаве.

— Стойте уже спокойно, товарищ Лысенко, — заявила она, отдуваясь через губу. — У меня все равно не вырветесь. Я сторожем на автодормехбазе работаю. Там такие мужики, не чета вам, и тех скручиваю.

— Дура. Корова, — беззвучно промычал себе под нос Корсак и тут же улыбнулся: — Отпустите мою руку на минуту, пожалуйста. Съемка ведь еще не началась. Мне только необходимо уточнить: попадете вы в кадр или нет.

— Как это «нет»? — возмутилась зычно толстуха. — А чего ж я стою-то тут тогда, а? Вы уж скажите там, чтобы я на экран попала. Эта… Как положено. И чтобы привет передать…

— Обязательно, — все с той же безжизненно-застывшей улыбкой пообещал Корсак. — Только вы сначала все-таки отпустите рукавчик…

Толстуха со скрипом разжала пальцы, и Корсак ринулся сквозь толпу, выкрикивая на ходу:

— Никому не расходиться, сейчас будем снимать!

Он побежал через зал, оскальзываясь на мраморе, и полы изысканного редингота развевались у него за спиной на манер птичьих крыльев. На ходу Корсак опустил руку в карман, сжал пальцами рукоять пистолета. Странно, он не испытывал злости. Даже, напротив, некоторое восхищение. Ребята здорово вывернулись. Устроили настоящий спектакль. Они не были похожи на обычных пассивных овец, с которыми ему и Бателли приходилось чаще всего иметь дело. Их находчивость, сообразительность и смелость вызывали уважение.

Корсак выбежал на Никольскую и огляделся. Он не пытался отыскать лицо. Это было совершенно бесполезно. Суматоха, всегда рождающаяся вокруг бегущего человека, вот что его интересовало. Жертва не могла уйти далеко. «В смысле режиссер» должен быть совсем рядом.

Что это за суета там, у перехода? Корсак побежал вправо, крутя головой, высматривая признаки панического бегства.

Но улица жила обычной, спокойной жизнью, болтала, жевала, глазела, плыла от «Детского мира» к ГУМу и обратно. И нигде, нигде Корсак не видел Гектора. «Значит, все-таки пошел в переход, — решил он. — Куда ж еще? Конечно, в переход. Самое оживленное место». Убийца вбежал в переход, быстрым шагом дошел до «Площади Революции», остановился, озираясь. Жертвы не было и здесь. Он задумался. Насчет «осветителя» можно было не волноваться, Бателли своего не упустит, а «режиссер»… Корсак вдруг улыбнулся. Он знал, куда тот направился. Знал, где искать и его, и слепого. На вокзале. Само собой на вокзале.

Отойдя в сторонку, Корсак выудил из кармана редингота телефон, набрал номер:

— Алло, Беркович? Это Корсак. Они ушли. Да, все трое. Нет, никто не пострадал. Нужно срочно перекрыть вокзалы. Хорошо. И автобусные станции. Жду известий от Бателли. Ладно. — Он сунул телефон в карман.

Девчонка. Как же он сразу-то не сообразил? Стареем, братцы, стареем. Почему на вокзале? Да очень просто. «Режиссер» — отец-одиночка, это ясно, иначе не рискнул бы тащить дочь на встречу. А девчонка взрослая и не в курсе дел отца — он побоялся отправлять ее на вокзал одну. Они в этом возрасте сильно самостоятельные, вполне может и «сдернуть». И потом, кто же впутывает детей в такие истории? Лично он, Корсак, ни за что бы не впутал. И девчонка именно его, а не слепого. Послушалась сразу, а к «оператору» обратилась на «вы»: «Пойдемте?» В такой ситуации постоянно таскать дочь за собой, значит, подвергать смертельной опасности. Проще отослать к каким-нибудь родственникам, в другой город. Сумку, опять же, «режиссер» кидал? «Режиссер». А ушла с сумкой именно девчонка. И сумка хорошая, вместительная такая сумка, тяжелая. С вещами, надо думать. Видок у «режиссера» — так себе, прямо скажем. За билет на самолет выложить кругленькую сумму он, конечно, не в состоянии. Да дочке надо что-то с собой дать. На машине она тоже не поедет — мала еще, прав наверняка нет. Да и вряд ли у них есть машина. Руки у «режиссера» без характерных следов ПП и ТО. В смысле профилактических процедур и технического осмотра. Стало быть, остается либо поезд, либо автобус. Все просто, как яйцо вкрутую.

Корсак усмехнулся и направился к метро.

Гектор вышел из ГУМа и осмотрелся. Убийц не было. Ушли? С чего бы? Это вовсе не успокаивало. Даже, наоборот, пугало. Почему не ищут? Значит, им что-то известно… Что? Надо быть предельно осторожным и осмотрительным.

Подняв воротник плаща, он направился к кишке перехода, прошел мимо воющей «хардом» палатки звукозаписи, мимо броских витрин, остановился на лестнице, готовый в любой момент сорваться с места и побежать, побежать, уводя убийц за собой, но… Их не оказалось и здесь. Ни приметно-красивого высокого, ни его комичного лысого спутника. Лысый либо повис на Славке Руденко, либо… О худшем думать не хотелось, хотя было самое время. Борька Жукут ведь так и не появился.

Повернувшись, он нарочито неторопливо спустился сквозь плотный строй бабулек-торговок по ступенькам и свернул направо, к метро…

Эта ночь…

— Да, так все и было, — утвердительно мотнул головой «гость».

— Я и не сомневался, — невесело ответил старик. Он посмотрел на часы и сказал: — Почти одиннадцать. Без пятнадцати. У нас мало времени.

— Вы куда-то торопитесь? — поинтересовался Непрезентабельный.

— Что? — Аид взглянул на монитор и вздохнул: — Да. Нам надо закончить одно дело.

— Нам?

— Именно нам. Однако пока еще рано об этом говорить. Продолжим…

— Ну… Не хотите говорить — не надо. Дальше, дальше… Ах, да! Дальше ничего и не было.

— Ничего? — переспросил старик.

— Ну да. Мы разбежались, — сообщил «гость». — Поэтому я не в курсе деталей.

— Мне это известно, — остановил его старик. — К счастью, я знаю гораздо больше вас. Намного больше. Но сейчас меня интересует ваш взгляд на произошедшее. Даже если вы и не знаете каких-то мелочей.

— Хорошо, — пожал плечами Непрезентабельный. — Я готов рассказать вам.

— Рассказывайте, — произнес, почти приказал, старик.

— Но сперва мне хотелось бы узнать о том, что делали вы после звонка Жнеца. Как говорится, долг платежом красен.

— Пожалуй. Это справедливо, — сказал Аид. — Давайте станем рассказывать по очереди. Так мы получим более полную картину событий и удовлетворим взаимное любопытство.

— Отлично, — согласился «гость». — Вы начинаете.

За день до…

Аид закончил говорить по телефону и положил трубку на консоль. Ему стало немного легче. Человек, с которым он только что разговаривал, занимал очень значительный пост в Федеральной службе безопасности, многое мог и был кое-чем обязан как организации в целом, так и Аиду в частности.

— Жнец? — спрашивал Значительный. — Нет. Никогда не слышал о таком. Кто это? Рэкетир какой-нибудь? Так вы скажите, мы его быстро к ногтю прижмем и раскрутим на всю катушку.

— Нет, — отвечал Аид. — Меня интересует только информация. Я хочу знать, известно ли что-нибудь вашему ведомству о человеке с таким прозвищем. Но мне нужны только проверенные факты. Никаких версий и домыслов. Исключительно подтвержденная информация.

— Сейчас поинтересуюсь. Но если он вам мешает, — басовито, на горле, гудел Значительный, — так вы только скажите. Мы его возьмем и все выясним. Когда родился, где крестился, женился. Всю подноготную на блюдечке принесем. Мне докладывают, что у нас на него ничего нет. А вы уверены, что этого парня называют именно Жнец? Уверены? Ну тогда я сам проверю. Но, сдается мне, вас кто-то пытается водить за нос. Хорошо, я посмотрю и перезвоню. Не беспокойтесь. Если такой человек существует в природе, через два часа вы будете знать о нем все.

Повесив трубку, Аид почувствовал некоторый душевный подъем и даже улыбнулся. Он уже не сомневался: Жнец — один из четверых «погибших» компаньонов. Во-первых, звонивший знал номер специального телефона, во-вторых, ему были известны кодовые имена людей, входивших в ядро организации. Ну и в-третьих, Жнец сумел открыть замки сейфового хранилища, не повредив их. Кстати, смерть — самое лучшее прикрытие. Впрочем, кем бы он ни был, ему удалось невозможное. Всего за одну ночь этот безумец уничтожил организацию практически полностью. Сломал все, что строилось с таким трудом. Мысли же этого человека наталкивали на ассоциацию с изъеденным термитами бревном. Только вместо бревна был его разум, а вместо термитов — паранойя.