Страница 33 из 114
Лэнсинг и робот не разговаривали. Преодолевая сопротивление ветра, они упорно шли на север; время от времени Юргенс проверял по компасу направление. Он ковылял впереди, за ним пошатываясь плелся Лэнсинг. Сначала порядок был обратным, но вскоре Лэнсинг уступил лидерство не знающему усталости роботу.
После нескольких часов пути дюны сменились более твердой, хотя по-прежнему песчаной почвой.
Глядя на энергично шагающего робота, Лэнсинг в который раз сказал себе, что Юргенс остается для него загадкой. Как, впрочем, и все его спутники. Он попытался припомнить все, что знал о каждом из них. В его распоряжении лишь разрозненные факты. Мэри… инженер, жительница устойчивого, но жесткого мира, где все еще властвуют великие империи восемнадцатого века. Он знал о ней совсем немного, но в одном был твердо уверен — он любит ее. И ни малейшего представления ни о ее работе, ни о ее семье — о том, что составляло ее жизнь. Пожалуй, он знал о ней даже меньше, чем об остальных.
Мир Сандры казался ему странным, его культура не понятной, хотя, говорил он себе, Сандра могла быть всего лишь представительницей одного из не самых значительных направлений. Не исключено, что цивилизация ее мира совсем иная и так же мало знакома ей, как и Лэнсингу. Он подумал, что они были несправедливы к Сандре. По сути, они игнорировали ее. Как знать, если бы Сандра, а не они с Мэри, подверглась действию того механизма, может быть, ей удалось бы извлечь из своего путешествия больше, чем им. И сейчас, когда между Сандрой и поющей башней установилась некая связь, как знать, вдруг она найдет ключ, который они все ищут.
Пастор был больше других понятен Лэнсингу, хотя в своем времени и в своей цивилизации он тоже мог быть представителем субкультуры. Действительно ли тот мир столь ограничен, фанатичен и злобен, как он представлялся пастору? Если бы у них хватило времени познакомиться поближе! Не исключено, что им удалось бы понять друг друга, понять, что лежит в основе мироощущения этого несговорчивого человека и даже научиться симпатизировать ему.
Генерал, подумал Лэнсинг, представлял собой совсем иной тип. Скрытный, он старался не говорить о своем мире, отказался рассказать, при каких обстоятельствах попал сюда. С неистовой жаждой власти. Не желающий слушать ничьих доводов, кроме собственных; Лэнсинг так и не смог понять его. Уж он-то явно не был представителем субкультуры. Похоже, в милитаристской анархии его мира сотни предводителей небольших отрядов вели войны друг с другом. Генерал говорил — это только игра, не более, но, подумал Лэнсинг, игра со смертью.
А Юргенс? В его мире те, кто был брошен на произвол судьбы устремившимися к звездам представителями цивилизации, вынужденно скатывались в варварство. Свобода! Юргенс сказал, что он и другие роботы наконец-то освободились от бремени ответственности за выродившихся представителей рода человеческого. Свобода?.. Лэнсинг задумался. Интересно, понимает ли Юргенс, что еще не обрел ее? Он так и остался в роли пастуха при человеческом стаде. Вот и теперь, оберегая свою овцу, он встал во главе крошечного отряда, стремясь побороть пустыню и достичь Хаоса. И в этом неуютном мире робот жил тревогами и надеждами людей, всегда готовый помочь.
Однако почему-то Юргенс не особенно полагался на людей. Лэнсингу, правда, он рассказал о своем мире, о своем увлечении — создании человекоподобных марионеток по образу и подобию героев человеческих преданий (любопытно, его марионетки были похожи на Мелиссу?). В присутствии всех остальных Юргенс ни словом не обмолвился о своем прошлом и отказался ответить даже на прямой вопрос Мэри.
Почему, спрашивал себя Лэнсинг, почему робот открылся только ему? Существовала ли между ним и Юргенсом связь, понятная роботу и не понятая человеком?
Юргенс остановился у подножия небольшой дюны и, когда Лэнсинг догнал его, показал на полузасыпанный песком предмет. Из прозрачного стеклянного или пластикового шара, похожего на шлем космического скафандра, глядел на них человеческий череп. Казалось, он осклабился в усмешке; на солнце блестел золотой зуб. Рядом выглядывала из дюны какая-то закругленная металлическая деталь, а чуть выше и правее виднелся еще кусок металла.
Юргенс достал лопату и принялся разгребать песок. Лэнсинг молча наблюдал за его действиями.
— Еще минута, — сказал Юргенс. И они увидели.
Металлическая конструкция по форме отдаленно напоминала человека. Правда, вместо двух ног у нее было целых три, в высоту она достигала десяти-двенадцати футов. В верхней части имелась полость, и в ней скелет, некогда, возможно, принадлежавший человеку. Кости его теперь лежали грудой на дне капсулы, череп удерживался в шлеме.
Сидя на корточках рядом с находкой, Юргенс поднял голову и взглянул на Лэнсинга.
— Ваши соображения? — спросил он. Лэнсинга передернуло.
— А вы что думаете?
— По-моему, это самоход, — ответил робот.
— Самоход?!
— Почему бы и нет? Во всяком случае, это первая мысль, которая приходит в голову.
— Что такое самоход?
— Нечто похожее создали люди моего мира еще до отлета к звездам. Для работы на других планетах в неблагоприятных условиях. Я никогда их не видел, но слышал об их существовании.
— Машина для передвижения по негостеприимной планете?
— Да. Органы управления связаны с нервной системой. Сложное устройство, способное реагировать подобно человеческому телу Человеку захочется сдвинуться с места, и машина начнет перемещаться. Так же действуют руки — у человека и механизма.
— Юргенс, если вы правы, не исключено, что перед нами местный житель. Люди, подобно нам перенесенные на эту планету, не могли захватить с собой машину.
— Но мы не должны исключить и возможность появления пришельцев, — возразил Юргенс.
— Хорошо, — согласился Лэнсинг. — В таком случае этот человек, если он все-таки пришелец, появился из альтернативного мира, ставшего враждебным человеку. Загрязненного, опасного…
— Из воюющего мира. Со смертоносными излучениями и ядовитыми газами.
— Да, похоже на правду. Но в этом мире он не нуждался в своем механизме. Здесь воздух чистый.
— И при этом он не мог отделить себя от машины, порвать их биологическую связь. Впрочем, возможно, он к этому не стремился. Он привык к самоходу. Да и в этом мире машина давала некоторые преимущества.
— Пожалуй, — кивнул Лэнсинг.
— А здесь он попал в беду. При всем его высокомерии здесь ему пришел конец.
Лэнсинг взглянул на робота.
— Вы считаете всех людей высокомерными и видите в этом отличительную черту нашей расы.
— Нет, не всех. Думаю, вы поймете горечь, которую я ношу в себе. Нас ведь бросили…
— Это мучило вас все эти годы?
— Не то чтобы мучило… — На некоторое время воцарилось молчание, потом робот прервал его. — Вы не высокомерны. И никогда не были высокомерным. А вот пастор был, и генерал, да и Сандра, хотя и в свойственной ей мягкой манере.
— Надеюсь, вы простите их, — отозвался Лэнсинг.
— Вы и Мэри, — сказал Юргенс, — за вас я готов отдать жизнь.
— Тем не менее вы не рассказали Мэри о себе. И не ответили на ее вопрос.
— Она стала бы жалеть меня, это невыносимо. А вот вы меня никогда не жалели.
— Не жалел, — подтвердил Лэнсинг.
— Эдвард, забудем про высокомерие Нам пора идти дальше.
— Тогда вперед. Нельзя понапрасну терять время. Мне так не хотелось оставлять Мэри, я едва удерживаюсь от того, чтобы не повернуть назад.
— Три дня, и мы вернемся к ней. С ней ничего не случится. Четыре дня — максимум.
Им не удалось найти дров по дороге. Ночевать пришлось без костра.
Ночь была по-своему прекрасна — подобна холодной миниатюре на эмали. Безжизненный песок, восходящая луна, а по краям небосвода, несмотря на потоки лунного света, ослепительное сияние звезд.
Лэнсинг чувствовал, как ночь заполняет все его существо холодной жесткой красотой. Однажды ему показалось, что он слышит что-то похожее на вой. Звук донесся с юга и напоминал голос того огромного несчастного зверя, который стенал в холмах над городом и на утесе в бедлендах. Лэнсинг прислушался, но звук больше не повторился.