Последний довод

Поблескивая стеклами очков, директор ЦРУ говорил, что он не может понять, откуда к журналистам попали сведения о чертовых бумагах, которыми пользовались в ту избирательную кампанию.

— Это не люди Грайнза, — категорически утверждал директор ЦРУ, — я сразу обратил внимание на то что они не спешат воспользоваться этой историей. Они вроде бы тоже были удивлены. А теперь понимаю, что для них здесь мало приятного. Выходит что в их лагере были проходимцы, которые служили двум хозяевам.

— Так кто же это? Один из наших? — предположил Дуглас.

Директор ЦРУ неопределенно пожал плечами.

— Сегодня перед пресс-конференцией меня вызывал президент. — Генри Дуглас посмотрел прямо в глаза своему собеседнику. — Он во что бы то ни стало хочет узнать, кто рассказал о похищении бумаг. Главная опасность: этот некто может поведать, что президент был в курсе нашей операции по получению бумаг. Тогда у него нет никаких шансов на выборах. Придется вам всерьез заняться связями тех журналистов, которые раскручивают эту историю.

— Иными словами, начать прослушивание их телефонов? — уточнил директор ЦРУ.

Он откинулся в кресле.

— Для этого мне нужно письменное распоряжение президента.

Дуглас покачал головой.

— С каких это пор вы стали таким законником?

— Поймите меня. Генри, — сказал директор ЦРУ, — сейчас я фактически парализован. Каждый мой неудачный шаг может обернуться ударом для администрации.

Попрощались они сухо.

Приехав в штаб-квартиру Центрального разведывательного управления в Лэнгли, директор вызвал своего заместителя.

— Послушайте, Ральф, — сказал он Хьюму, — есть срочное и важное поручение президента. Я хочу, чтобы вы докопались до сути этой истории с похищением документов у Грайнза. Кто был источником информации — вот что интересует президента. Записывайте разговоры журналистов, должно же всплыть какое-ни будь имя.

Пока что Бертис Холл не знал пригодится это ему или нет, но вчера на своем “бьюике” он “проводил” одного из тех ребят, которые пронесли в гостиничный номер Уэстлейка наркотик, до дома и записал адрес. Сегодня он уже знал имя и фамилию — Энтони Диркс, место работы выяснить не удалось.

В отделе кадров ФБР ответили, что такой сотрудник у них не числится. Управление по борьбе с наркотиками — ответ отрицательный. Вашингтонская полиция — то же самое. Врут? Этого Холл не знал.

Он размышлял о том, что делать дальше. С одной стороны, было ясно — влезать в это дело резона нет: клиент мертв.

Холл не любил кустарщины. Разумнее всего было бы воспользоваться услугами одного из многочисленных частных детективных бюро, но в данном случае он вряд ли имел на это право. Как адвокат он понимал, что такая слежка была бы сочтена нарушением законности и могла бы стоить частному детективу лицензии. Слежку за Энтони Дирксом Холл никак не мог оправдать интересами своего клиента.

Телефонный звонок отвлек Холла.

— Послушай, Бертис, — адвокат узнал голос патологоанатома, которого попросил участвовать во вскрытии тела Уэстлейка, — я выполнил твою просьбу. Мой секретарь перешлет тебе счет за консультацию.

— Чем ты меня порадуешь? — устало спросил Холл.

— Официальная судебно-медицинская экспертиза ограничилась самым тривиальным диагнозом — инфаркт миокарда. Но у меня есть некоторые соображения. Знаешь ли ты что такое общий адаптационный синдром?

Адвокат был вынужден признаться в невежестве.

— Понятие стресса тебе, разумеется, знакомо. — Патологоанатом был полон решимости растолковать сложную материю не разбирающемуся в серьезных науках юристу. — Стресс — это реакция организма на экстремальную ситуацию. При этом в организме активизируется деятельность гипоталамуса, гипофиза и надпочечников — они выбрасывают в кровь так называемые “аварийные гормоны”, которые помогают организму справиться с болезнью.

Холл напряженно вслушивался.

— Однако в определенных ситуациях эта защитная реакция становится причиной смерти человека. Тебе это может показаться парадоксальным, но это так. Огромное количество выделяемого в кровь адреналина и норадреналина приводит к кислородному голоданию миокарда. В нем возникают очаговые некрозы, затем фибрилляция желудочков, и наступает смерть. Эндокринная система Уэстлейка была в плохом состоянии.

— Он был диабетиком, — сказал Холл.

— Дело не только в этом, — продолжал патологоанатом, — но в наши тонкости я тебя не стану посвящать, они все равно будут тебе непонятны. Мы совсем недавно занимаемся общим адаптационным стрессом, здесь много неизвестного, но я больше чем уверен: смерть Уэстлейка наступила после тяжелого нервного потрясения. Возможно, он узнал нечто такое, что произвело на него большое впечатление. Организм отреагировал стандартно — выработкой “аварийных гормонов”, и сердце не выдержало. Других причин смерти я не вижу.

Патологоанатом распрощался с Холлом, оставив адвоката в состоянии еще большей неопределенности.

Бертис Холл просидел в кабинете до вечера, но так и не смог решить, что ему делать.

Мэтью Бродерик был действительно приятным парнем с густой шапкой темных волос, карими глазами и открытым лицом, что сыграло не последнюю роль в успехе фильма. Уступая настояниям жены, Фред согласился вечером пойти в кино, но теперь нисколько не жалел о потраченном времени. Фильм “Военные игры” был одновременно захватывающим и убедительным.

Фильм вызвал много шума, поэтому жена и потащила Фреда в кинотеатр. Старшеклассник, его играл молодой актер Мэтью Бродерик, с помощью школьного компьютера подключается к компьютеру НОРАД — центру системы противовоздушной обороны Северной Америки и едва не провоцирует начало третьей мировой войны. Картину заранее начали рекламировать, но ее успех превзошел все ожидания продюсера: у кинотеатров стояли очереди. “Военные игры” имели настолько большой резонанс, что бригадный генерал Томас Брандт, заместитель начальника штаба НОРАД, выступил со специальным заявлением о том, что все показанное в фильме совершенно невозможно и что нечестно выдавать заведомую выдумку за правду. Его слова никого не убедили: Мэтью Бродерик был так достоверен…

— В газетах пишут, что русские могут вывести из строя нашу оборону, введя неправильную информацию в компьютеры, обслуживающие военных, — сказала жена Фреду, когда они возвращались домой.

Насчет этого Фред ничего не знал, но ему рассказывали, что ФБР уже давно научилось “заглядывать” в хранилища памяти любых компьютеров, если бюро нужна информация о каком-нибудь человеке. Агенты ФБР выуживали немало интересного из компьютеров системы социального страхования, куда заложены сведения о девяти из каждых десяти работающих американцев, о всех, кто получает пенсию и медицинскую помощь по программе “Медикэйр”. Есть и другие источники информации. Служба внутренних доходов хранит в своих ЭВМ данные о восьмидесяти миллионах американцев, министерство сельского хозяйства — о миллионе с лишним фермеров, министерство транспорта — о четырех миллионах, лишенных водительских прав, министерство строительства — о пяти с половиной миллионах, получивших займы на строительство домов, министерство труда — о десяти миллионах, когда-либо получавших работу или профессиональное образование в соответствии с федеральной программой создания рабочих мест. В Пентагоне было досье на семь миллионов человек. Секретная служба хранила данные на сто пятьдесят тысяч человек. Две трети из них представляли потенциальную опасность для президента. Пятьдесят тысяч человек попали в эту категорию, потому что теоретически могли иметь доступ к президенту — все государственные служащие, армия журналистов.

Уходя из дома, Фред пользовался услугами “электронного секретаря” — магнитофона, подключенного к телефону. Перемотав ленту, Фред услышал глухой голос Брунинга, который просил срочно с ним связаться. Поскольку жена уже улеглась, Фред вышел с телефоном в коридор. Брунинг был дома.

— Тут какой-то адвокат Холл очень интересуется историей с Никольсом, — сказал Брунинг. — Вас не было дома, поэтому позвонили мне.