Страница 19 из 20
Горбачев попросил двух членов политбюро объясниться и прийти к общей точке зрения. Яковлев и Чебриков встретились на конспиративной квартире КГБ. Сидели до четырех утра. Яковлев доказывал, что пора прекратить политические преследования — иначе демократические преобразования невозможны. Чебриков напирал на то, что есть люди, получающие от иностранных спецслужбы деньги на антисоветскую деятельность.
«Из его рассуждений, — писал Яковлев, — я уловил, хотя Виктор Михайлович и не называл фамилий, что немало людей из агентуры КГБ внедрено в демократическое движение. Единственное, что я узнал в конкретном плане, так это историю создания общества “Память” и задачи, которые ставились перед этим обществом…»
Анатолий Черняев, бывший помощник Горбачева, вспоминает, как Чебриков позвонил Михаилу Сергеевичу с известием: возвращенного из ссылки выдающегося ученого Андрея Дмитриевича Сахарова избрали в президиум Академии наук.
— Незрелая у нас академия, Михаил Сергеевич, — горестно заметил председатель комитета госбезопасности.
В сентябре 1988 года Чебриков дал большое интервью «Правде». В стране — огромные перемены. Это, вообще говоря, была уже другая страна. Понятно, что председатель КГБ мог не одобрять перемены, но он хотя бы должен был их замечать. Из его слов этого не следовало:
«Зарубежные подрывные центры настойчиво пытаются внедрить в сознание советских людей мысль о том, что негативные явления в экономической и социальной жизни нашей страны вытекают якобы из самой сущности социалистического строя и что единственной возможностью добиться реального улучшения дел является отказ от сделанного нами исторического выбора, от социализма. Усиленно рекламируются ценности буржуазной демократии. К сожалению, находятся люди, которые, если можно так выразиться, “клюют” на эту наживку».
На вопрос корреспондентов о задачах КГБ Чебриков ответил так:
«Усилия чекистов сосредоточены прежде всего на том, чтобы своевременно вскрывать и пресекать разведывательно-подрывную деятельность иностранных спецслужб, а также враждебные действия антисоветски, антисоциалистически настроенных лиц внутри страны, направленные на подрыв и ликвидацию существующего у нас строя».
После этого интервью не прошло и месяца, как Горбачев передвинул Чебрикова с поста председателя КГБ на уже менее значимый пост секретаря ЦК. Чебрикова поставили курировать административные и правоохранительные органы вместо Анатолия Ивановича Лукьянова, перешедшего в Верховный Совет СССР.
Генеральный секретарь дорожил надежным и неамбициозным председателем КГБ, унаследованным от Андропова. Но потом увидел, что Виктор Михайлович не только внутренне сопротивляется духу перемен, но и не очень годится на эту роль. Молчаливый, строгий и немногословный Чебриков казался, наверное, человеком, который более всего боится сказать лишнего. Потом, видимо, выяснилось, что ему, возможно, просто нечего сказать.
Горбачеву понадобился человек с более широким кругозором, более гибкий и готовый ему помочь. Вот он и сменил Чебрикова на другого андроповского человека — начальника разведки Владимира Александровича Крючкова, о чем потом горько пожалел.
Почему Горбачев выбрал именно его? Предлагали, скажем, кандидатуру генерала Филиппа Денисовича Бобкова, бывшего начальника 5-го управления. Можно предположить, что Михаил Сергеевич выбрал человека из разведки, полагая, что тот меньше руководителей внутренних подразделений КГБ станет противодействовать перестройке.
Крючкова приблизил к Горбачеву Александр Николаевич Яковлев. После смерти Андропова Крючков почувствовал себя крайне неуверенно. Он лишился опоры и стал искать, на кого опереться. Он еще при жизни Черненко поверил в судьбу Горбачева, но не знал, как подойти к нему. Он попытался сделать это через Яковлева.
Александр Николаевич вспоминал:
«Крючков напористо полез ко мне в друзья, буквально подлизывался ко мне, постоянно звонил, зазывал в сауну, всячески изображал из себя реформатора».
Во всех разговорах давал понять, что он — именно тот человек, который нужен Горбачеву.
«Он всячески ругал Виктора Чебрикова за консерватизм, — писал Яковлев, — утверждал, что он профессионально человек слабый, а Филиппа Бобкова поносил последними словами и представлял человеком, не заслуживающим доверия, душителем инакомыслящих».
Крючков упросил Яковлева познакомить его с Валерием Ивановичем Болдиным, главным помощником Горбачева, — «объяснял свою просьбу тем, что иногда появляются документы, которые можно показать только Горбачеву, в обход председателя КГБ Чебрикова».
Постепенно Крючков добился своего. Яковлев вспоминал, что перед уходом на пенсию Чебриков, как всегда, очень спокойно сказал ему:
— Я знаю, что ты поддержал Крючкова, но запомни — это плохой человек, ты увидишь это.
И добавил слово из разряда непечатных — что-то близкое к негодяю.
Уже после провала путча на выходе из Кремлевского дворца съездов Чебриков догнал Яковлева, похлопал по плечу и сказал:
— Помнишь, что я тебе говорил о Крючкове?
Горбачева, наверное, подкупило такое качество Крючкова, как его безраздельная преданность хозяину и несамостоятельность в политике. Михаил Сергеевич знал, каким верным помощником Крючков был для Андропова, и хотел обрести такого же толкового и исполнительного подручного.
Преемник Крючкова на посту начальника разведки генерал-лейтенант Леонид Владимирович Шебаршин пишет:
«Видимо, Крючков показался Михаилу Сергеевичу более гибким, динамичным и податливым человеком… Думается, генеральный секретарь сильно заблуждался и не заметил за мягкой манерой, внешней гибкостью и послушностью Крючкова железной воли и упрямства, способности долго, окольными путями, но все же непременно добиваться поставленной цели».
Валерий Болдин рассказывал, что с особо важными документами к Горбачеву Крючков приезжал сам. Иногда почта шла Горбачеву в закрытых конвертах, которые он вскрывал лично и лишь иногда просил это сделать секретарей. К Горбачеву по каналам КГБ поступала информация определенного толка. Записи разговоров, в том числе телефонных, назывались «материалами технического контроля». Прослушивали тех, кто был на виду. После провала ГКЧП новый руководитель президентского аппарата Григорий Иванович Ревенко расскажет помощникам Горбачева, что КГБ прослушивал всех, начиная с самого Михаила Сергеевича, что весь Кремль утыкан «жучками» и потребуется месяц, чтобы их все извлечь.
Окружающих Крючков поражал заботой о собственном здоровье. Он каждое утро вставал без четверти шесть и час делал зарядку на улице в любую погоду. Жил он только на даче в поселке 1-го главного управления КГБ, который строили для иностранных гостей, а использовали как дачи руководства разведки.
Отпуск брал зимой, поскольку обожал бегать на лыжах. Ходил в парилку, правда, не в русскую баню, а в сауну. Плавал в бассейне. Мало пил, предпочитал виски и пиво, очень умеренный человек…
Крючков был завзятым театралом, не пропускал ни одной интересной премьеры. Я сам впервые увидел его в театре в середине семидесятых. Мой отец сказал: смотри, вот начальник советской разведки. Невысокого роста невыразительный человек в очках сидел где-то во втором ряду.
В августе 1991 года при обыске в квартире Крючкова следственная группа искала его записную книжку. Жена объяснила, что он обходился без книжки. Он помнил все имена, фамилии, телефонные номера. Ему и компьютер не был нужен.
На посту председателя Крючков оказался в трудном положении. Его всегда недовольное лицо правителя канцелярии постепенно становилось символом, как тогда говорили, антиперестроечных сил. Ход перестройки, логика развития событий не только противоречили его личным политическим взглядам, но и прямо вели к разрушению империи КГБ. Власть комитета таяла на глазах. Наступали новые времена. Крючков, как мог, пытался к ним приспособиться. На Лубянке подготовили и провели через Верховный Совет первый закон об органах государственной безопасности. Закон вступил в силу в мае 1991 года.