Незнакомцы

На улице, сидя за рулем своего «Камаро», Джек глядел на проходящих мимо пешеходов и проезжающих водителей с раздражением. Его соотечественники. Простые, добрые, вежливые, добропорядочные люди из честного мира, они отшатнулись бы от него с презрением и отвращением, узнай они, что он профессиональный вор, хотя именно по их вине, из-за того, как они поступили с ним и Дженни, он и стал преступником.

Джек понимал, что гнев и озлобление ничего не меняют, ничего не решают, а только ранят того, кто испытывает это чувство. Ожесточение разрушает личность, он не хотел озлобляться, но временами ничего не мог с собой поделать.

Позже, поужинав в одиночестве в китайском ресторане, он вернулся к себе домой. У него была просторная квартира с одной спальней в первоклассном здании на 5-й авеню, с видом на Центральный парк. Официально она принадлежала одной корпорации со штаб-квартирой в Лихтенштейне, которая оплатила квартиру чеком, выписанным на бланке швейцарского банка. За коммунальные услуги ежемесячно поступали взносы из «Банк оф Америка». Джек Твист жил в ней под именем Филиппа Делона. Для привратника и нескольких других служащих и соседей, с которыми он общался, он был эксцентричным отпрыском богатой французской семьи, человеком с чуть подмоченной репутацией, которого отправили в Америку не столько ради интересов фирмы, сколько для того, чтобы от него избавиться. Он бегло говорил по-французски и мог говорить по-английски с весьма убедительным французским акцентом часами, ни разу при этом не выдав себя. Конечно же, никакой французской семьи не было и в помине, а оба банковских счета тоже принадлежали ему, что же касается капиталовложений, то он мог инвестировать лишь то, что украл у других. Но он не был обычным вором.

Войдя в квартиру, он направился прямиком в спальню к встроенному платяному шкафу и отодвинул ложную заднюю стену. Затем извлек из тайника два мешка и перенес их, не зажигая света, в темную гостиную, где поставил возле большого окна.

Потом он достал из холодильника бутылку пива, откупорил ее, вернулся в гостиную, сел там в полумраке возле окна и взглянул вниз на парк: на фоне отраженных от снега огней тени обнаженных деревьев сплетались в странном узоре.

Он намеренно тянул время и сам отдавал себе в этом отчет. Наконец он включил торшер возле кресла, подтянул к себе самый маленький из мешков и принялся изучать его содержимое.

В мешке были драгоценности. Бриллиантовые подвески, бриллиантовые ожерелья, бриллиантовые броши, браслет из бриллиантов и изумрудов, три браслета из бриллиантов и сапфиров, кольца, заколки, булавки для галстука и многое другое.

Все это богатство он добыл шесть недель назад, в одиночку совершив дерзкое ограбление. Эта работенка была, правда, скорее на двоих, но он все так точно рассчитал, что справился с ней и один.

Плохо было только то, что он не получил от нее никакого удовлетворения. Обычно после успешного дела Джек несколько дней пребывал в отличном настроении. На его взгляд, он не совершал преступлений, а мстил ненавистному честному миру, расплачивался с ним за все, что тот сделал с ним и с Дженни. До двадцати девяти лет Джек успел немало сделать для общества и страны, а в награду его отправили в забытую богом латиноамериканскую страну, где он попал в тюрьму диктаторского режима и был всеми забыт. А Дженни... Его мутило при одном только воспоминании о том, в каком состоянии он нашел ее, когда ему наконец удалось бежать и он вернулся в Штаты. С тех пор он уже ничего не давал обществу, а только брал у него, испытывая при этом громадное наслаждение. Самым большим удовольствием для него было нарушать закон, брать то, что хочется, и исчезать, не оставляя следов. И так было всегда, за исключением этой операции с драгоценностями шестинедельной давности: завершив ее, он не почувствовал себя победителем, не ощутил радости мщения.

Это напугало его: ведь, по большому счету, только ради этого он и жил.

Сидя возле окна в удобном кресле, Джек перебирал на коленях драгоценности, поднося особенно понравившиеся ему изделия к свету, и пытался вновь настроиться на столь желанное ощущение удовольствия от сделанного, испытать радость осуществившего возмездие.

От драгоценностей надлежало избавиться как можно скорее, однако ему не хотелось расставаться с ними, пока он не получил хоть толику удовлетворения.

Встревоженный затянувшимся безразличием, охватившим его, Джек сложил сокровища назад в мешок, из которого достал.

Следующий мешок был набит пачками банкнотов: это была его доля добычи от налета на склад мафии, совершенного пять дней назад. Им удалось тогда вскрыть лишь один сейф, но и в нем хранилось три миллиона 100 тысяч наличными — почти по миллиону долларов на каждого, в не зарегистрированных нигде купюрах по двадцать, пятьдесят и сто долларов.

Ему уже пора бы начать переводить их в чеки и другие ценные бумаги и платежные документы, чтобы переслать по почте в Швейцарию, на свои банковские счета. Но и тут он не спешил, поскольку, как и в случае с драгоценностями, еще не насладился добычей.

Он достал несколько толстых пачек из мешка и повертел их в руках, поднес поближе к лицу и даже понюхал: запах денег всегда волновал его — но не на этот раз. Он не радовался тому, что умен, удачлив, безнаказан, в общем, в любом смысле гораздо выше любой законопослушной мыши, делающей лишь то, чему ее учили. Он чувствовал внутри себя пустоту.

Если бы эта перемена в нем была обусловлена исключительно операцией на складе, еще можно было бы объяснить ее тем, что деньги украдены у других воров, а не у честных людей. Но точно так же реагировал он и на бриллианты, похищенные у честных торговцев. Именно апатия после того дела в ювелирном магазине и толкнула его на новую работенку, хотя обычно он делал трех-четырехмесячный перерыв. На этот раз после ограбления магазина прошло всего пять недель.

Ладно, допустим, он просто потерял интерес к деньгам. В конце концов, он уже достаточно отложил на черный день, и на приличную жизнь ему тоже хватало, как и на лечение Дженни. Возможно даже, что он добывал деньги незаконным путем вовсе и не из чувства протеста, как ему казалось, а просто из-за самих денег, обманывая себя высокими соображениями.

И все равно трудно было в это поверить. Он хорошо помнил, что чувствовал раньше, и ему остро не хватало прежнего ощущения.

С ним что-то происходило, какой-то внутренний сдвиг, крутой перелом. Он утратил цель, смысл существования. Он не мог позволить себе потерять интерес к воровству, иначе незачем было продолжать жить вообще.

Он сложил деньги назад в мешок, выключил свет и остался в темноте с бутылкой пива в руке, над пустынным Центральным парком под окном.

Утрата удовлетворения от работы была не единственной напастью, свалившейся на него в последнее время. Не меньшее беспокойство доставляли мучившие его по ночам кошмары. Начались они шесть недель назад, незадолго до ограбления ювелирного магазина, и снились ему уже восемь или десять раз. Это были очень странные, яркие сновидения, ничего подобного он раньше во сне не видел. Во время их он убегал от человека в мотоциклетном шлеме с темным защитным стеклом. По крайней мере он думал, что это именно мотоциклетный шлем, хотя и не видел его в деталях и не мог что-либо еще сказать о своем преследователе. Великий незнакомец бежал за ним по каким-то комнатам, бесконечным коридорам, пустой автостраде, загоняя на безлюдную равнину, залитую зловещим лунным светом. И всякий раз Джеку становилось до такой степени страшно, что он просыпался.

Было бы естественным предположить, что во сне он получал предупреждение о грозящей ему опасности со стороны полиции. Но ничего подобного во сне он не чувствовал, у него не было ощущения, что этот парень в шлеме полицейский. Тут было что-то другое.

Он молил Бога избавить его сегодня от этого кошмара. День и без того был довольно противным, не хватало еще ночью трястись от страха.