Страница 7 из 34
— Вражда на всю жизнь! За доски ты ещё ответишь!
Надо сказать, что Леденцов-папа оказался разумным человеком и за обрезки своих досок никаких претензий Говорову не предъявил, даже похвалил за сообразительность:
— Молодец, малый. Так и в генералы выйдешь, голова работает.
Вражды с Леденцовым тоже не получилось: Аркадий как легко вспыхивал, так быстро и остывал. Потом они даже стали приятелями, но об этом подробный рассказ впереди.
7. ГЛАВА О ЧАЕПИТИИ В ДОМЕ УЧИТЕЛЯ
На катке Лёня снова столкнулся с Лазаревым, на этот раз в буквальном смысле: въехал головой в грудь господину спортивного вида в шерстяном костюме и разноцветной шапочке.
— Прошу простить, — сказал он. — Я нечаянно!
И узнал в спортивном господине учителя Лазарева. Без мундирного сюртука и фуражки с кокардой Лазарев выглядел молодым человеком худощавой комплекции и небольшого роста. Он сказал, приветливо кивнув:
— Вы, Говоров? Рад встрече.
— Я тоже, — ответил Лёня. — Ещё раз прошу прощения…
— Чем удивил вас господин чиновник за минувшие дни?
Лазарев повернул дело так, будто никакого толчка и не было.
— Господин Буриданов, — ответил Лёня, — доказывал, что перпендикуляр равен наклонной, опущенной из той же точки. Теоретически всё верно, но чертёж сделан неправильно. Я быстро догадался.
— Вас теперь не очень-то поймаешь, — усмехнулся Лазарев. — Скажите, а чем вы интересуетесь помимо математики?
Они катились рядом, описывая вдоль бруствера круг за кругом.
— Всем понемногу, — ответил Лёня. — Что интересно, тем и занимаюсь.
— Много времени бездельничаете?
— Случается, — признался Лёня. — С ребятами заиграешься в казаки-разбойники или в снежную крепость — с трудом себя домой загоняешь…
— Это не совсем безделье. На улице надо бывать побольше, — заметил Лазарев. — В училище никакой физической культуры не преподают, сидите целый день взаперти. Если ещё и вечер дома у печки просидеть, так и чахотку приобрести недолго.
— Здоровьем пока не страдаю, — сказал Лёня.
— Да, на вид вы крепкий юноша, — подтвердил учитель. — Природная силёнка чувствуется, но стати маловато. Не хватает вам изящества движений. Всё у вас напрямик, напором. Музыку любите?
— Не знаю, — помотал головой Лёня. — Кроме церковного пения да оркестра пожарных, никакой музыки слышать не приходилось.
— Филармония от нас далеко, — согласился Лазарев. — Ну, а рисовать любите?
— Люблю. Но времени не хватает. Начнёшь рисовать, глянешь вдруг на ходики — уже и спать пора. Очень быстро за рисованием время летит.
— Знакомая ситуация… Что читаете?
— Сейчас Жюля Верна в библиотеке беру. И тоже времени не хватает.
— Время есть вещь на первый взгляд бесплатная и общедоступная, — стал рассуждать Лазарев. — Но именно его-то и не хватает усердным и думающим. Зато как много времени у бездельников! Несправедливо, да?
— Может, спать надо поменьше?
— Это не выход, — отверг Лазарев. — Спите восемь часов в сутки и не вздумайте недосыпать. От невыспавшегося работника мало толку. Нужно другое: самодисциплина. Не считайте время неисчерпаемым океаном. На все дела вам даётся только двадцать четыре часа в сутки, то есть очень мало. Каждая минута предназначена для определённого дела. Не сделали его, значит, что-то в жизни уже упустили, потому что следующая минута — для другого. Один великий человек сказал: «Я сделал в жизни так много потому, что не считал пять минут не временем».
— Неужели и на пять минут садился работать?
— Тут возможно преувеличение. Но поверим в полчаса. Холостые полчаса мы сплошь и рядом отправляем в вечность без сожаления. Если научиться рационально использовать все маленькие отрезочки времени, возникающие между крупными делами, сразу станешь обладателем огромного резерва. Тут нужна сильная воля. И ещё нужна цель. Понимание, для какой необходимости концентрируешь время. Чем его наполняешь.
— У меня есть цель: я хочу стать судостроителем.
— А как пришли к такому желанию? Старик Жюль Верн повлиял?
— Нет, господин учитель…
— Называй меня Александром Ивановичем, — сказал Лазарев. — Господином я буду в училище, ради формы, этикета… Итак?
— Я хочу строить речные пароходы. Был такой случай: мы перебирались из Яранска: увидел я бечеву бурлаков…
И он рассказал Лазареву о разговоре с капитаном парохода.
— Со своим возвышенным мечтанием ты, пожалуй, опоздал, — сказал учитель. — Бурлаков, надо думать, сейчас уже почти не осталось. Пароходов понастроили порядочно. Конечно, речных пароходов потребуются ещё сотни и сотни, но гораздо перспективнее задуматься о морских судах…
Устав от катания, они присели на лавочку и продолжали свой разговор под музыку оркестра пожарных. Плечистые и щекастые трубачи пожарной части не боялись не только огня, но и мороза.
— Морские суда нужны России гораздо больше, — говорил Лазарев. — Да и строить их интереснее. Морское судно — это совершенно самостоятельный город на воде. Строя современное судно, ты как бы создаёшь целое мироустройство по своему вкусу. Прельстительно?
Лёня представил себе громадный морской пароход, выходящий из бухты в открытое море. Светит маяк, об утёс разбиваются волны…
— Морские пароходы… — проговорил он. — А мне можно?
— Боже мой! — воскликнул Лазарев. — Вашего деда освободили от крепостной зависимости полвека назад, а вы всё пребываете в растерянности ума и стремлений: можно ли прилагать свои способности к развитию отечества без разрешения начальства?! Можно, Говоров! И очень даже желательно… Не кажется ли вам, что мы больше не хотим кататься? Если кажется, тогда пойдём ко мне, попьём чаю…
Дома Лазарев познакомил Лёню со своей маменькой Татьяной Сергеевной и удалился разводить самовар, оставив их вдвоём.
Лёня удивился: какое глубокое кресло! Старушка, почти утонув в нём, читала, а может, просто перелистывала большую в кожаном переплёте книгу. Изредка она взглядывала с любопытством на молчавшего гостя. Лёня понял, что неприлично так молчать, и решил начать разговор.
— Тепло у вас, — молвил он.
— Я люблю, чтобы тепло было, — охотно отозвалась старушка. — Ты из каких Говоровых будешь? Не припомню подобной фамилии.
— Мы приезжие, — доложил Лёня и объяснил, при каких обстоятельствах прибыли в Елабугу Говоровы.
— А мы, Лазаревы, здесь коренные. Со времён царя Ивана Грозного, четвёртый век проживаем да служим.
— Это очень интересно, — сказал Лёня, — только я историю плохо знаю, нам её не преподают, а самому изучать времени не хватает.
— Ты на историю время-то найди, — вразумляла старушка. — Без истории какой ты гражданин своего отечества? Чего тебе любить, чего работать, чего защищать, если война? Елабугу эту мещанскую да купеческую? За неё живот свой класть нет резонов. А история тебе всё досконально расскажет и объяснит, в каком великом отечестве ты проживаешь… Вся наша жизнь состоит из истории и будущего времени. Вот мы с тобой побеседовали — это уже достояние истории, — улыбнулась ему старушка. — Станешь велик, и обо мне вспомнят…
Лёня смутился от таких слов и спросил:
— Чем это у вас так приятно пахнет?
— Мёдом, — опять улыбнулась старушка. — Я люблю, чтобы в доме мёдом пахло, соты держу.
Александр Иванович внёс окутанный паром самовар. Расставил на столе чашки, мёд, печенье. Несмотря на древность рода, прислуги у Лазаревых не было. «Наверное, на жалованье живут, как и мы», — подумал Лёня.
— Не соблаговолите ли присоединиться, маменька?
— Кушайте с богом, — сказала Татьяна Сергеевна. — Я потом, по-своему, по-старомодному…
Она переворачивала листы книги и слушала, о чём говорят мужчины.
Говорили они о смысле жизни, о душе и о том, для чего живёт на земле человек.
— Строить корабли — это не цель жизни, — сказал Лазарев, — а только средство. Цель жизни должна быть другая, высокая и всемирнообъемлющая. Ей можно служить, строя корабли, как и всяким другим полезным трудом.