Александр Беляев

Печатал свои произведения Беляев всегда сам на старинной пишущей машинке, на желтоватой бумаге, говоря, что только такой цвет успокаивает глаза.

Замечал я, что после сдачи каждого романа в печать Беляев охладевал к нему, его мысли занимала новая идея. Так, когда работа над «Прыжком в ничто» близилась к концу, Беляев уже раздумывал над другим романом, и он вскоре принес мне несколько глав «Тайги» — романа о покорении с помощью автоматов-роботов таежной глухомани, поисках таящихся там богатств. Роман не был окончен: видимо, сказалась болезнь.

Очень не любил Александр Романович «советов со стороны» о темах новых произведений. Так, помню, один из научных фантастов (это был В. Д. Никольский, инженер-энергетик) с увлечением агитировал Беляева написать роман… о гигантских изоляторах, которые начинала тогда осваивать наша электропромышленность. Беляев откровенно высмеивал такие «социальные заказы», добавляя, что «ежели научная фантастика займется подобными с позволения сказать темами, то ей грош цена! Цель научной фантастики служить гуманизму в большом, всеобъемлющем смысле этого слова».

«Часто бывал я у него дома, — продолжает Мишкевич. — Жил Александр Романович в неудобной квартире на нынешней улице Калинина, на Петроградской стороне. Любил сиживать на подоконнике — широком и большом, ближе к свету и солнцу.

В те годы при Ленинградском доме инженера и техника существовала секция научно-художественной литературы, руководителем которой был историк техники профессор В. Р. Мрочек. Там встречались А. Р. Беляев, Н. А. Рынин, Я. И. Перельман, А. Е. Ферсман, Д. И. Мушкетов, Б. П. Вейнберг, В. О. Прянишников, Л. В. Успенский. Многие из них основали впоследствии знаменитый в Ленинграде Дом занимательной науки — детище Я. И. Перельмана. На секции читались статьи, очерки, главы книг. Читал там куски из своей «Тайги» и Александр Романович».

В 1937 году руководитель секции и ряд ее участников подверглись необоснованным репрессиям, как и инженер-фантаст В. Д. Никольский, тоже встречавшийся с Беляевым. Так сужался круг людей, с которыми общался писатель.

Те, кто встречался с ним, вспоминают высокого худого человека с усталым лицом. Застенчивые глаза за стеклами пенсне, длинные пальцы тонких рук… В те дни, когда болезнь приковывала его к постели, казалось невозможным предположить, что этот неподвижно лежащий человек может думать еще о чем-нибудь, кроме мучавшей его боли. Но он снова поднимался и продолжал работать.

В книгах он перевоплощался, становился таким, каким хотел быть. В них он поверял людям свои сокровенные мысли, мечты и желания. Его книги изумляют силой человеческого духа, сумевшего отрешиться от своих страданий.

Мечта живет в каждом из нас. Но иногда, чуточку повзрослев, мы прячем ее в отдаленные уголки памяти, стараемся забыть о ней. И какая это огромная радость — встретить на своем пути человека, который вернет нам забытое в сутолоке будней, который с предельной искренностью и побеждающей убежденностью расскажет о своей мечте. Как открываются ему навстречу сердца, какие распахиваются безграничные дали, какая появляется радость!

Таким другом — и юных, и взрослых — был и остается Беляев.

Талант и работоспособность Беляева удивляет каждого, кто знакомится с его творчеством. Сколько создал бы он интересных произведений, если бы преждевременная смерть не оборвала жизненный путь этого удивительного человека и писателя!

Когда думаешь о всех событиях его жизни — жизни мучительной и трудной, то становится ясным, что он сумел прожить ее — как совершают подвиг — мужественно, вдохновенно, прекрасно.

Часть вторая

В 1925 году в журнале «Всемирный следопыт» появился научно-фантастический рассказ «Голова профессора Доуэля», подписанный никому не известным тогда именем «А. Беляев».

Рассказ привлек к себе внимание любителей фантастики и сразу же принес известность автору. Фантастика оказалась подлинным литературным призванием Беляева, а «Голова профессора Доуэля» была первой — и удачной — пробой пера на избранном им поприще.

Непривычный фантастический замысел, напряженный, полный неожиданностей сюжет, глубоко драматичный образ профессора Доуэля, страстная ненависть автора к злу и убежденность в торжестве правды — все это потрясало и захватывало воображение читателя.

Профессор Керн работает в своей лаборатории над проблемой оживления органов, отделенных от человеческого тела. Керн — крупный ученый, но он не останавливается ни перед чем во имя достижения своих личных, эгоистических целей. Он идет даже на преступление. Оживив голову своего учителя — профессора Доуэля, он силой заставляет находящегося в ужасном положении ученого помогать ему, служить «генератором идей».

Молодая лаборантка открывает эту тайну Керна, разоблачает его с помощью сына Доуэля. Справедливое возмездие настигает преступника, вынужденного покончить жизнь самоубийством.

Вся эта коллизия была вписана Беляевым в будничную и реалистическую обстановку. Поэтому достигался эффект максимального правдоподобия — и самих событий, которые могли произойти, и поступков людей, которые были участниками этих событий.

В рассказе есть такой эпизод: когда отделенная от тела и оживленная голова профессора остается одна, в раскрытое окно влетает жук, кружит вокруг головы, садится и ползет по ней. Лишенный возможности что-нибудь сделать, Доуэль переживает невероятный страх перед этим маленьким чудовищем.

Эпизод очень реалистичен. Кажется, будто автор сам пережил то, что описывает.

И действительно, писал Беляев, «Голова профессора Доуэля» — произведение, в значительной степени автобиографическое. Болезнь уложила меня однажды на три с половиной года в гипсовую кровать. Этот период болезни сопровождался параличом нижней половины тела. И хотя руками я владел, все же моя жизнь сводилась в эти годы к жизни «головы без тела», которого я совершенно не чувствовал… Вот когда я передумал и перечувствовал все, что может испытать «голова без тела».

Хотя Беляев и не давал точного решения проблем, которыми занимались его герои, он все же глубоко заинтересовывал самой возможностью производить удивительные хирургические операции. Оживить такой сложный орган, как человеческий мозг, возвратить человеку сознание, мышление после смерти — что может быть заманчивее и одновременно фантастичнее? Беляев не оставлял эту тему впоследствии, он не раз возвращался к ней, углубляя и дополняя ее, находя вее новые и новые аспекты, уже не только биологические и социальные, а и морально-этические и психологические.

В те времена, когда писалась «Голова профессора Доуэля», мысль о возможности оживления мозга и вообще органов, отделенных от тела, казалась невероятной. Правда, первые опыты по оживлению пытались проводить еще в XIX веке. Тем не менее о них забыли, а работы советских врачей, в частности С. С. Брюхоненко, в этой области еще не начинались. Вероятно, поэтому критики так яростно нападали на произведение Беляева, которое казалось им мистикой, пустым фантазированием без всякой научной основы.

По-иному встретили рассказ специалисты. «Голова» обсуждалась студентами и преподавателями Ленинградского медицинского института. Проблемой, поставленной Беляевым, заинтересовался профессор В. А. Неговский, известный своими успешными работами по оживлению людей после клинической смерти.

Беляев силой воображения сумел придать своей фантазии поразительную убедительность, вполне ощутимую конкретность. Она заражала верой в невозможное. Именно потому уже первая научно-фантастическая вещь писателя вызвала огромный интерес.

Неудивительно, что одна молодая читательница из Курска прислала такое, хотя и наивное, но очень искреннее письмо: «Прочитав такой роман, я сама решила учиться на врача, чтобы делать открытия, которых не знают профессора мира…».

Предвидение Беляева в наши дни начало воплощаться в жизнь. Ход развития биологической науки привел — и будет дальше приводить — к тому, что научная проблематика беляевской фантастики звучит все более и более современно.