Страница 52 из 60
Командовать в этом пороховом аду было незачем, и Юримару это понял в первые же секунды. Он не мог обожжёнными ладонями стрелять из «Бергмана», а потому взялся за меч. Драться им он мог в любом состоянии. Юримару занял позицию, перехватив меч поудобнее, и принялся тыкать в лезущих в вагон каии и рубить тех, что пытались лезть в распахнутую дверь или утащить ближайшего к нему пулемётчика.
Он думал, что в окопах царил жуткий шум из выстрелов, солдатской брани и воплей каии, но тут, в замкнутом пространстве, все звуки усилились многократно. Они, казалось, отскакивали от дырявых стен вагона, бились в уши, грозя разорвать барабанные перепонки. От концентрированной пороховой гари уже начинало тошнить, и Юримару серьёзно опасался, что его вывернет. Он до боли сжимал зубы, лишь бы не допустить этого. Так опозориться на глазах солдат, которых ему, скорее всего, вести на смерть, Юримару позволить себе не мог.
Бой закончился как-то неожиданно. Вот вроде ты только что тыкал и рубил мечом, поражая лезущих отовсюду каии, и тут — раз и нет их. Не надо больше никого рубить и колоть, вокруг только свои, а трупы врагов ногами выталкивают из вагона. Среди солдат снуют медики, перевязывая раненых, вкалывая морфий тем, кому уже не помочь. В отдельный угол оттаскивают трупы.
— Телефонист, за мной, — махнул обожжённой рукой Юримару, — и отделение солдат для прикрытия.
Они выбрались из вагона, и Юримару широко зашагал прямо по трупам каии. Солдаты и телефонист с коробом на спине старались поспеть за резвым командиром, направившимся к деревянному столбу телеграфной и телефонной связи.
— Свяжитесь с Иокогамой, — махнул на него рукой Юримару. — Мне надо знать обстановку в городе.
Телефонист отстегнул от пояса жутковатого вида крючья, больше похожие на орудия пыток, надел их на ноги и ловко вскарабкался на столб. Несколько минут поколдовав с проводами, он кинул вниз эбонитовую трубку, шнур которой оказался на удивление длинным. Юримару подхватил её и несколько раз дунул в трубку.
— Иокогама, — крикнул он, — Иокогама, вы меня слышите?!
— Иокогама на связи, — донеслось до него сквозь помехи. — Штаб эвакуации города.
— Что у вас происходит? — спросил Юримару. — Почему эвакуация?
— В залив вошли линейные корабли «Нагато» и «Муцу», — ответил штаб эвакуации, — и открыли огонь по заражённым частям города. Население эвакуируется в срочном порядке.
— Можно возвращаться в Токио, — махнул рукой телефонисту Юримару, — Иокогаму обстреливают линкоры, скоро от города останутся одни руины.
— Значит, весь наш поход зря? — спросил подошедший комбат.
— Отчего же зря, сёса, — удивился Юримару. — Как вы думаете, куда направлялись летучие твари, если не в Токио. Мы отразили их атаку на дальних рубежах, так что ни один из ваших солдат не погиб зря. А теперь нам надо возвращаться в столицу, там на счету каждый боец.
Растащив трупы каии, батальон снова занял позиции у поезда, так они хотя бы были прикрыты с тыла. За противоположной стороной внимательно наблюдали с бронепоезда, и бойцы были готовы в любую минуту перебраться туда. По ту сторону позиции были подготовлены ничуть не хуже.
К Юримару снова подошёл медик и объяснил, что пора менять повязки на ладонях.
— Надо смазать их мазью от ожогов, — сказал он, — и удалить обожжённые ткани.
— Я смогу после этого драться? — спросил Юримару.
— Вам будет очень больно держать оружие, — честно ответил медик, не глядя в глаза командиру, — хотя правую ладонь вы обожгли не так сильно… — Он только плечами пожал, как бы добавляя к своим словам — решайте, мол, сами.
— Давайте, — кивнул Юримару, — только пальцы не бинтуйте, чтобы я мог более-менее нормально сражаться.
— Вам ввести морфий? — спросил медик, извлекая из специального кармашка в сумке готовый к инъекции шприц. — Боль, когда я буду удалять повреждённые ткани, будет адская.
— Я должен оставаться в сознании, — помотал головой Юримару.
— Вы скорее от боли потеряете сознание, — заметил комбат, — так что морфий вам в этом поможет.
— Колите, — сжал зубы Юримару. Он никому не говорил о своей несколько постыдной слабости — до дрожи в коленках бесстрашный самурай и гроза каии боялся уколов.
Колол, надо сказать, медик легко и профессионально. Юримару зажмурился, когда он поднёс к его бедру шприц, но особенно больно не было. Когда он открыл глаза, врач уже откупоривал пузырёк с перекисью водорода. Он щедро полил ею руки Юримару — перекись зашипела на бинтах, ладони обожгло, Юримару втянул воздух, сквозь плотно сжатые зубы, но сдержался, и ругаться не стал. Медик принялся сноровисто снимать бинты — и это было во сто крат больнее любых уколов. Он отшвыривал почерневшие от засохшей крови полоски марли прямо под ноги. Однако очень скоро боль в руках притупилась — начал действовать морфий. В голове слегка зашумело, ноги налились свинцом, но Юримару приложил все усилия, чтобы удержаться и не осесть на землю. Однако медик заметил его состояние, и прежде чем приступить к очистке ран, мягко, но непреклонно усадил Юримару на железнодорожную насыпь. А когда медик начал чистить раны, Юримару зарычал от боли, не смотря на укол морфия. Военврач швырнул несколько почерневших тампонов на бинты, валявшиеся под ногами, и принялся обрабатывать ладони Юримару какой-то остро пахнущей мазью. Это было не так больно, по сравнению с процедурой очистки ран, и Юримару смог немного отдышаться, откинувшись спиной на железнодорожную насыпь. И плевать ему было, что галька и земля снова посыпались за шиворот мундира.
— На левой руке я пальцы оставил открытыми, — объяснил врач, — их и не обожгло совсем. На правой всё же пришлось забинтовать, но я постарался оставить им максимальную подвижность.
— Спасибо, — кивнул Юримару, осматривая замотанную чистыми бинтами правую ладонь, на ней каждый палец забинтован был отдельно. Так он не только стрелять сможет из «Бергмана», но и рубиться мечом ему будет куда сподручней.
— Вот, держи, — протянул ему кожаные перчатки комбат. — Многие поначалу обжигают ладони, когда хватают «Бергман», как винтовку. Я не исключение. Вот такие перчатки очень помогают. Я их с первых дней, как автомат выдали, с собой таскаю, хоть и не ношу уже. Думаю, тебе подойдут. — Он как-то сам собой перешёл с Юримару на «ты», а тот останавливать комбата не стал.
Юримару натянул их прямо на бинты, слегка поморщившись, руки не болели, но раны саднили. Сжав и разжав пальцы, Юримару кивком поблагодарил комбата и перехватил «Бергман».
Вернулся только один мотоциклист, что сталось со вторым, понятно. Однако вернулся разведчик не один. За ним тянулась длинная вереница грузовиков, тракторов и подвод, с впряжёнными в них спокойными лошадьми и мулами. Рикш, правда, не было.
— Грузиться только тем, кто может сражаться, — распорядился Юримару, — остальные остаются в бронепоезде и ждут прибытия войск. — Он выбрался из окопа и прошёлся по его краю, стараясь заглянуть в глаза каждому. — Только те, кто может сражаться, — повторил он. — Вы не должны красиво погибнуть, ибо это не война прошлого, наша война — война будущего. И мерило победы — не только честь и верность, но и полезность! Каждый из вас должен сам подумать, сможет он помочь товарищам, или же погибнет с честью, но без пользы.
Он спустился с бруствера и зашагал к головному грузовику. Бойцы и офицеры батальона разделились на две части. Одни направились к грузовикам и подводам, вторые выбирались из окопов и лезли в вагоны. Они же помогали товарищам выгружать наполненные дисками короба, и забирали из окопов те, в которых лежали пустые магазины.
Юримару забрался в кабину головного грузовика, где сидел пожилой дядька в промасленном комбинезоне и кепке, надвинутой почти на глаза.
— Куда едем-то? — спросил шофёр, не глядя на Юримару.
— В столицу, — ответил тот. — Бензина хватит?
— У меня да, — сказал шофёр, — за остальных не скажу. Но ехать недалеко, так что должно у всех хватить.
Тут по крыше грузовика несколько раз хлопнули, значит, всё готово — можно ехать. О чём Юримару сообщил шофёру, и тот дёрнул длинный рычаг, мерно стучал двигатель грузовика, и авто двинулось вперёд. Невозмутимый шофёр правил прямо по трупам каии, грузовик переваливался с борта на борт, Юримару пришлось схватиться за ручку, чтобы не налететь на шофёра. А тому было хоть бы хны. Правда, остальные водители оказались не столь невозмутимыми, а лошади и вовсе отказались приближаться к трупам каии. Это существенно замедлило продвижение колонны к Токио, но расстояние было не так и велико, да и миновав поле боя грузовики и подводы двинулись со вполне приличной скоростью.