Страница 23 из 23
— Хватит сказки сочинять! — усмехнулась девушка, и от ее усмешки у меня по спине пробежал холодок. Сейчас я понимал, почему ее уважали в криминальном мире. — Ты обещал, что мы будем репетировать…
— Мисс Коннорс хочет стать актрисой, — с неловкой улыбкой пояснил Ричард Баретт. — Думаю, из нее выйдет настоящая актриса. Точнее, я уверен в этом. Должен заметить, кое-какие способности у нее есть.
— Кое-какие способности? — Голди набросилась на него, как фурия. — Когда ты обещал дать мне большую роль, как ее?.. Офелии, кажется, да?.. ты не говорил: «кое-какие способности у нее есть». Тогда у меня был талант. Я смотрю, у тебя совсем короткая память.
— Конечно, конечно, милая Голди, я ничего не забыл. Я и сейчас этого не отрицаю. — Он взял ее руку и ласково погладил, пытаясь успокоить девушку, которая вспыхнула как порох. — Но понимаешь, здесь не место и не время для серьезного разговора…
— Ну так назначь место и время и перестань водить меня за нос! Мне это все уже начинает надоедать. Мое терпение не безгранично. Это тебе ясно?
Не знаю, как Ричарду Баретту, а мне все было ясно. Я встал и откланялся.
— Извините, но мне пора в редакцию, — сказал я на прощание. — Работы невпроворот. Спасибо за интервью, мистер Баретт. Нужно побыстрее его обработать и сдать в номер…
После того как номер с моей статьей о Баретте разошелся на ура, главный редактор решил продолжить разрабатывать золотую жилу и отправил меня к нему за новым интервью. На этот раз он поручил узнать побольше интересных и пикантных подробностей. Особенно шефа интересовало, как актеру удалось уломать старуху миллионершу дать денег на постановку «Гамлета». Благотворительность благотворительностью, но на театр деньги богачи давали редко…
Ричард Баретт снимал комнату в старом грязном доме. На лестнице и в коридоре пахло дешевым виски и едой. Я уже собрался было постучать в дверь его номера, но услышал громкие голоса и затаился.
— Через неделю премьера, а для меня нет роли! — бушевала Голди (не узнать ее голос было невозможно). — Ты водишь меня за нос, Ричард! Учти, мой милый, ты играешь с огнем. Я тебе не девица из театра, с которыми ты привык иметь дело.
— Я хотел сделать сюрприз…
— Хочешь бросить меня ради этой старой кошелки, толстухи миллионерши? — обвиняла девушка. — Я знаю, ты крутишь с ней любовь. Я права, ты спишь с ней? Ну-ка отвечай немедленно, ты спишь с ней?
— Не впутывай сюда миссис Маккалло, — послышался робкий голос Ричарда Баретта.
Голди зло расхохоталась, и я хорошо представил, как блеснул ее знаменитый золотой зуб. У меня вновь пробежал холодок по спине. Я вообразил, каково сейчас Баретту, и пожалел его.
— Ты этим, мой милый, как раз и занимался — старался, чтобы она не узнала о моем существовании. Боишься, что я ей не понравлюсь и она не даст тебе денег…
Значит, так, мистер Ричард Гамлет Баретт! Слушай внимательно сюда, я повторять не буду. Обещал роль — так изволь выполнять обещание. Иначе пеняй на себя.
Я тебе такую жизнь устрою — пожалеешь, что появился на этом свете.
— Голди, — взмолился Баретт со слезами в голосе, — я всю жизнь ждал этого случая и не могу рисковать. Ну пойми меня, войди в мое положение. Это ведь великий Бродвей, а ты еще неопытная актриса. У тебя нет опыта…
— Неопытная!.. — от возмущения у Голди перехватило дыхание. — Если я не получу роль, то пойду к этой богатой дряни и расскажу, что между нами было. И тогда посмотрим, даст она тебе деньги или передумает. Или попрошу своих знакомых хорошенько проучить тебя. А знаешь, пожалуй, я сделаю и то, и другое.
— Но Голди…
— Разговор окончен! Завтра вечером я уезжаю вместе с тобой и с подписанным контрактом в Нью-Йорк. В контракте будет черным по белому написано, что я играю в бродвейском спектакле об этом Гамлете. Тебе понятно, что я сказала?
— Хорошо! — сдался Ричард Баретт. — Твоя взяла. Не волнуйся, будет у тебя роль. Успокойся, ты будешь выступать на Бродвее.
— Только учти, мне подачки не нужны. Это будет настоящая большая роль, о которой напишут потом во всех газетах, а не какая-то там ерунда без слов!
— У тебя будет настоящая роль. Обещаю! Настоящая большая роль, о каких пишут в газетах.
Решив, что сейчас не самое подходящее время для интервью, я ушел…
Через день после отъезда Ричарда Баретта хозяйка дома, в котором он снимал комнату, почувствовала, что к неприятным запахам кислой капусты и сохнущего белья в грязном коридоре примешивается еще один, даже более неприятный, хотя это и трудно представить. Постояльцы жаловались на сильную вонь на втором этаже.
Новый «аромат» привел пожилую женщину к комнате Ричарда Баретта. Она открыла дверь своим ключом и увидела большой сундук, в котором он хранил театральные костюмы. Похоже, запах исходил оттуда. Замка на сундуке не было. Домовладелица осторожно подняла крышку и заглянула внутрь. Тишину разорвал ее испуганный крик. Забыв про свой застарелый артрит, она помчалась вызывать полицию.
Когда мне сообщили, что в комнате Баретта обнаружен труп, я бросился на место происшествия. При виде обезглавленного женского тела, которое лежало в сундуке, мне стало не по себе, к горлу подступил комок. На своем недолгом тогда еще журналистском веку я повидал уже достаточно всяких ужасов, но тел без головы мне еще видеть не доводилось.
— Этого следовало ожидать, — с тяжелым вздохом прошептал я.
— Чего следовало ожидать? — спросил сержант Эметт, как раз в этот момент вошедший в комнату Баретта.
Мы были знакомы. Джордж Эметт уже не один год работал в отделе по раскрытию убийств, а я, кроме культуры, вел еще и полосу криминальных новостей.
Узнав о разговоре, подслушанном мною несколько дней назад в коридоре у двери Баретта, Джордж Эметт изумленно покачал головой. Вскоре мы уже мчались на железнодорожный вокзал. При помощи его полицейского жетона нам удалось взять билеты на восьмичасовой экспресс до Милуоки, где в этот вечер Ричард Баретт должен был играть Гамлета. Это был его последний спектакль перед долгожданной премьерой в Нью-Йорке.
— Не может быть, — изумленно пробормотал Эметт после того, как я поделился с ним своими соображениями. — Он что, сумасшедший? Нормальный человек на такое никогда не пойдет.
— Сумасшедший, да еще какой! — подтвердил я. — Но заметьте, в этой истории прослеживается не только сумасшествие, но и очень здравый и очень холодный ум. Не забывайте, что премьера на Бродвее — дело всей жизни Баретта. Он пятнадцать лет ждал этой возможности и сейчас не позволит никому и ничему встать у него на пути.
— Может, вы и правы, — вздохнул сержант, — но как мы это докажем? Он действительно поступил очень хитро: зачем возиться со всем телом, если вполне достаточно убрать голову. Без головы ни один судья его не осудит.
Этот вопрос не давал мне покоя всю дорогу. В десять часов вечера мы сошли с поезда в Милуоки. В городе завывала метель, на вокзале, как назло, не было ни одного такси. Нам с большим трудом удалось найти автомобиль. В четверть одиннадцатого мы были у служебного входа в театр «Дэвидсон», еще через пять минут — стояли за кулисами и смотрели на сцену.
Спектакль начался без задержки — ровно в четверть девятого, как было объявлено в афишах. Мы подоспели к началу пятого действия. На сцене были декорации кладбища, у разрытой могилы — два могильщика, Горацио и Гамлет. Глаза принца Датского сверкали яростным огнем, щеки горели лихорадочным румянцем, голос дрожал как струна. Он так вошел в роль, что я не сразу узнал в нем Ричарда Баретта. Сначала мне даже показалось, что с ним что-то стряслось и его заменил дублер.
Первый могильщик нагнулся над могилой и протянул Гамлету череп. Тот поднес его к свету и задумчиво сказал:
— Бедный Йорик. Я знал его, Горацио…
Когда Ричард Баретт медленно повернул череп, в свете прожекторов блеснул золотой зуб.