Страница 3 из 37
Спустя пятнадцать минут после того, как они тронулись с вершины хребта, Чейз остановил машину у полицейского участка на Кенстингтон-авеню.
— Ты сможешь говорить с ними? — спросил он.
— С полицейскими?
— Да.
Девушка пожала плечами:
— Думаю, да. — Она оправилась на удивление быстро. Теперь ее даже хватило на то, чтобы попросить у Чейза карманную расческу и несколько раз провести ею по своим темным волосам. — Как я выгляжу?
— Прекрасно, — ответил он, думая, что лучше вообще обойтись без подруги, чем иметь такую, которая в случае чего горевала бы так недолго. — Пошли.
Она открыла дверцу и вышла; ее стройные аккуратные ножки замелькали под короткой юбкой.
Дверь маленькой серой комнаты открылась, и вошел тоже маленький и столь же серый человечек. Лицо его избороздили морщины, глаза ввалились, как будто он не спал сутки, а то и двое. Растрепанный. Светло-каштановые волосы давно нуждались в стрижке. Он подошел к столу, возле которого сидели Чейз с девушкой, уселся на единственный свободный стул, вжавшись в него так, словно никогда больше не собирался вставать, и представился:
— Я — детектив Уоллес.
— Рад познакомиться, — сказал Чейз, хотя на самом деле особой радости не испытывал. Девушка молча рассматривала свои ногти.
— Ну, так что же случилось? — спросил Уоллес, сложив руки на исцарапанном столе и глядя по очереди на каждого из них, совсем как священник или советник.
— Я уже все рассказал дежурному сержанту, — заявил Чейз.
— Он не занимается убийствами. Их расследую я, — заметил Уоллес. — Так кого убили и как? Чейз стал объяснять:
— Ее дружка, ножом.
— Она не может говорить?
— Почему же, могу, — сказала девушка.
— Как вас зовут?
— Луиза.
— А фамилия?
— Элленби. Луиза Элленби. Уоллес спросил:
— Вы живете в городе?
— В Эшсайде.
— Сколько вам лет?
Она резко вскинула на него глаза — вот-вот вспылит, потом снова перевела взгляд на свои ногти.
— Семнадцать.
— Школьница?
— В июне окончила школу, — сказала она. — Осенью собираюсь поступать в колледж, в Пени-Стейт.
Уоллес спросил:
— Как звали парня?
— Майкл, Майкл Карнс.
— Просто дружок, или вы были помолвлены?
— Дружок, — сказала она. — Мы ходили вместе около года, вроде бы постоянно.
— Что вы делали на Канакауэй-Ридж-роуд? — поинтересовался Уоллес.
Она посмотрела на него, на этот раз спокойно:
— А как по-вашему?
— Слушайте, — вмешался Чейз, — неужели это необходимо? Девушка ни при чем. Наверное, человек с ножом следующей ударил бы ее, не вмешайся я вовремя.
Уоллес повернулся к Чейзу и спросил:
— А как вы, собственно говоря, там очутились?
— Просто катался, — ответил Чейз. Уоллес испытующе смотрел на него несколько секунд, потом спросил:
— Ваша фамилия?
— Бенжамин Чейз.
— То-то мне показалось, что я видел вас раньше. — Тон детектива сразу смягчился. — Ваша фотография была сегодня в газетах.
Чейз кивнул.
— Вы там действительно много сделали, — сказал Уоллес. — Для этого требовалось мужество.
— Гораздо меньше, чем раздувают газетчики, — сказал Чейз.
— Ну конечно! — согласился Уоллес, хотя было совершенно ясно, что он думает, будто на самом деле сделано гораздо больше.
Он повернулся к девушке, которая теперь с интересом искоса разглядывала Чейза. Тон сыщика по отношению к девушке тоже изменился.
— Вы не хотите рассказать мне, что же все-таки случилось?
Она принялась рассказывать, время от времени теряя самообладание. Два раза Чейзу казалось, что она вот-вот заплачет, и ему, признаться, даже хотелось этого. От ее спокойствия — ведь с момента трагедии прошло так мало времени, — ему было не по себе. Возможно, она по-прежнему пытается отрицать существование смерти. Луиза сдержала слезы и, закончив рассказ, полностью овладела собой.
— Вы видели его лицо? — спросил Уоллес.
— Да.
— Можете его описать?
— Вообще-то нет, — сказала она. — У него, по-моему, карие глаза.
— Усов, бороды нет?
— Вроде нет.
— Волосы на висках длинные или короткие?
— Кажется, короткие.
— Шрамы?
— Нет.
— А что-нибудь из его внешности запомнилось? Овал лица, лысина, какая-нибудь особая примета?
— Не помню, — вздохнула она.
— Я нашел ее в шоковом состоянии, — вставил Чейз. — Вряд ли она что-нибудь могла разглядеть и запомнить.
Вместо того чтобы с благодарностью подтвердить это, Луиза бросила на него сердитый взгляд.
Он с опозданием вспомнил, что для девушки ее возраста самым позорным считается потерять самообладание, не справиться с ситуацией. Он ведь выдал ее минутную слабость не кому-нибудь, а полицейскому. Теперь не жди от нее благодарности, пусть даже ты спас ей жизнь. Уоллес поднялся.
— Пойдемте, — сказал он.
— Куда? — поинтересовался Чейз.
— Поедем туда с экспертами.
— Это необходимо?
— Да, мне надо получить от вас обоих более подробные показания. На месте преступления, мистер Чейз, вам легче будет вспомнить какие-нибудь детали. — Он улыбнулся, как будто вспомнив, кто такой Чейз, и сказал:
— Это займет немного времени. Вот девушку придется задержать дольше, чем вас.
Чейз дожидался, когда сможет наконец уехать, расположившись на заднем сиденье полицейского фургона, припаркованного в тридцати футах от места убийства, когда появилась машина с газетчиками. Из нее вышли репортер и два фотографа. Только сейчас до Чейза дошло, во что они превратят эту историю. Какого сделают из него героя. Еще раз.
— Простите, — сказал он Уоллесу, — а нельзя ли не информировать газетчиков о том, кто помог девушке?
— Почему?
— Признаться, я устал от репортеров, — сказал Чейз.
— Но вы спасли ей жизнь.
— Я не хочу с ними разговаривать, — настаивал он.
— Ваше дело, — ответил Уоллес. — Но, боюсь, они непременно захотят узнать, кто помешал убийце. Это будет указано в отчете, а отчет доступен для прессы.
Позже, когда он закончил с Уоллесом все дела и выходил из машины, чтобы присоединиться к офицеру, который должен был отвезти его обратно в город, девушка тронула его за плечо.
— Спасибо, — сказала она.
В тот же миг фотограф сделал снимок: вспышка, казалось, длилась вечно.
Сидевший за рулем машины, подвозивший Чейза в город, офицер в форме, представившийся Доном Джоунзом, оказался весьма словоохотлив. Он читал о Чейзе в газете и хотел бы получить автограф для своих детей. Чейз расписался на обороте полицейского бланка для отчета об убийстве и, по просьбе Джоунза, приписал: “Для Рика и Джуди Джоунз!” Общительный полицейский прямо-таки засыпал его вопросами о Вьетнаме, на которые Чейз старался отвечать как можно лаконичнее.
Пересев возле полицейского участка в свой “мустанг”, он поехал медленнее, чем раньше. Теперь былая злость сменилась безмерной усталостью.
В половине первого ночи он поставил машину перед домом миссис Филдинг, ощутив облегчение оттого, что свет в окнах не горел. Он отпер входную дверь так тихо, насколько позволял допотопный замок, успешно миновал почти все скрипучие ступеньки на лестнице и наконец прокрался в свое чердачное жилье — большую комнату, служившую одновременно кухней, спальней, гостиной, гардеробной и ванной. Он с облегчением запер за собой дверь. Ему, слава Богу, сегодня не пришлось разговаривать с миссис Филдинг, а посему он избежал необходимости лицезреть ее вечно расстегнутый до середины обвисшей и совершенно неаппетитной груди домашний халат, удивляясь при этом, почему в ее возрасте позволительно проявлять такую нескромность, пусть даже по небрежности.
Чейз разделся, вымыл лицо и руки, осмотрел ножевую рану на бедре, о которой не удосужился упомянуть в полиции. Рана оказалась неглубокой и с уже запекшейся кровью. Скорее походила на царапину. Он промыл ее, продезинфицировал спиртом, наложил сверху мертиолат. В комнате он закончил лечение, налив себе виски с двумя кубиками льда и плюхнувшись на кровать со стаканом этого чудодейственного средства в руке. Ежедневно он поглощал его в неимоверных количествах. Однако сегодня, из-за проклятого банкета, пришлось воздержаться. Когда Чейз напивался, он снова чувствовал себя человеком с чистой совестью. Да, только наедине с бутылкой хорошего виски.