Античеловек

– Попытке убийства? – возмутился Гарри. – Что за фигня! Этот парень просто не способен никого убить, если только...

– Гарри, – перебил его я, – давай дадим Леонарду договорить. Наше мнение сейчас не имеет никакого значения. Нужно принимать вещи такими, какие они есть.

– Чушь собачья! – проворчал Гарри, но утих.

Я не был уверен, что обвинение действительно настолько уж смехотворно.

Ведь что я попытался сделать, когда схватил ружье и развернулся? Я выстрелил на свет. Я должен был понимать, что позади меня стоит человек – ведь фонари сами по себе не ходят. Я должен был также понимать, что пуля ранит или убьет этого человека. Как это еще назвать, если не попыткой убийства? То, что я сделал это машинально, не задумываясь, меня не оправдывает.

– Посмотрим, о чем нам не следует особо беспокоиться, – сказал Леонард. – Во-первых, власти не смогут выдвинуть обвинение в воровстве в особо крупных размерах. Прежде всего, они сами же и уничтожили этого андроида. Значит, нельзя доказать, что ты действительно похитил нечто особо ценное.

– Откуда тебе это известно? – изумился я.

– Я ему рассказал, – сообщил мне Гарри. – Чтобы помочь тебе, адвокат должен знать все подробности. К черту секретность.

– Ладно, давай дальше, – сказал я Феннеру.

– Таким образом, – продолжал адвокат, – обвинение в хищении отпадает. Разве что мелкое досадное воровство, а в таких случаях обычно требуется всего лишь компенсация убытков пострадавшей стороне в двойном размере. По законам ВП такое преступление не наказывается тюремным заключением. Следующее обвинение, которое выдвигают власти, – это нападение на правительственного служащего на стоянке такси в Кантвелле. Опиши мне ситуацию.

Я описал.

– Он начал первым?

– Нет.

– Надо подумать. Он полез за оружием?

– Да, но я выстрелил в него раньше...

– Уже после того, как он полез за оружием?

– Да.

Феннер хмыкнул.

– Он полез за оружием до того, как ты достал свой пистолет?

– Я точно не помню, – ответил я.

– Ты был совершенно прав, – изрек адвокат. – Конечно же он начал первым. Откуда тебе было знать, что это не контрабандное оружие и что этот человек вообще является подданным Всемирного Правительства? Это обвинение тоже несерьезно. Дальше. Браконьерство в государственном заповеднике карается штрафом. Чертовски крупным, надо заметить. Но, возможно, нам удастся добиться его уменьшения, если мы сумеем доказать, что вам было нечего есть. Вам ведь действительно было нечего есть?

– Да. Но откуда ты...

– Это мои предположения, – сказал Гарри. – Если андроид продолжал развиваться, то ему наверняка требовалось много пищи для получения энергии. Я тебя знаю – ты не станешь убивать ради забавы.

– Спасибо, – сказал я.

– Черт возьми, господа, – вмешался Феннер, – вы позволите наконец вашему крючкотвору изложить факты и свою точку зрения на них или как?

– Валяй, Лео, – сказал Гарри.

– Ну спасибо, уважили, – сказал Леонард. Он все это время расхаживал по камере, от туалета до койки, на которой сидели мы с Гарри, и обратно. Ему была свойственна привычка жестикулировать – размахивать руками, заламывать их, хлопать себя по бедрам, ну и прочее в том же духе. – Следующая проблема – угнанные машины. Ты признаешь факт угона. Обойти это или как-либо скрыть невозможно. Но мы можем заявить, что поскольку обе машины являлись государственной собственностью, с тобой следует обойтись с меньшей строгостью, чем с теми, кто угоняет частные автомобили. Прецедент – дело "Хальдербон против Всемирного Правительства"

– А теперь – самое плохое, – сказал я.

– Да, вот именно, – подтвердил Леонард и принялся двигаться быстрее, похлопывая себя по бедрам в такт шагам. – В случае с анкориджским копом у тебя все еще сохраняется возможность отмазаться. Мы легко можем доказать, что это нападение не являлось попыткой убийства. В конце концов, ты просто связал его и оставил в обогреваемой машине, так что полицейский даже не замерз. Это простое нападение, и с ним мы как-нибудь управимся. Но самая крупная проблема связана с судьей Парнелом, которому ты прострелил ногу. Как это тебя угораздило, а?

Я описал свое тогдашнее состояние и изложил события, начиная с того момента, как Парнел навел на меня фонарик, и до того, как я оставил раненого на пороге спасательной станции и убедился, что его подобрали.

– Ты принял во внимание, что пострадавший нуждается в медицинской помощи, – сказал Леонард. – Мы можем заявить, что этот факт доказывает, что ты не собирался убивать судью. Но власти будут изо всех сил цепляться за это главное обвинение, поскольку, несмотря на все твои прегрешения, это единственный пункт, позволяющий посадить тебя в тюрьму. Я завтра же поеду к Парнелу. Я попытаюсь уговорить его изменить обвинение с попытки убийства на простое нападение. Поскольку пострадавшая сторона здесь Парнел, он имеет на это полное право, вне зависимости от того, как на это посмотрят власти.

Потом Феннер и Гарри ушли, и я остался один. Два дня меня никто не беспокоил. Но к полудню третьего дня, когда я пытался сосредоточиться на запутанном мелодическом рисунке симфонии (автор явно подражал Леннону), которую передавали по радио, Феннер снова вернулся и принес с собой постановление суда, позволяющее отпустить меня на поруки. Леонард провел меня к столу дежурного, где мне пришлось подписать кучу всяких бумажек.

После этого какой-то чиновник вывел нас из тюремного комплекса и проводил на крышу, к той самой посадочной площадке, куда меня привезли несколько дней назад.

– Погоди минуту, – сказал я Феннеру и оттащил его к стене, в сторону от посадочной площадки, где толклось множество прибывших или отбывающих военных. – Что за чертовщина здесь происходит? Я думал, что попал в серьезную переделку. Каким это образом власти согласились отпустить на поруки человека, помещенного в сверхсекретную тюрьму?

– Тебя поместили в сверхсекретную тюрьму только потому, что власти хотели представить твой арест как крупное достижение сил правопорядка. Но все твои преступления относятся к разряду тех, при которых разрешается отпускать обвиняемого на поруки. То есть все, кроме попытки убийства. Но я поговорил с судьей Парнелом.

– И он изменил обвинение?

– Не только. Он вообще отозвал иск.

– Что-что?

– Парнел снял обвинение.

– Я ранил человека, отправил его в больницу недели на две, а он отзывает иск? – Я покачал головой. – Сколько он за это захотел?

– Судью Парнела подкупить нельзя! – возмутился Феннер.

– Тогда на чем же вы сошлись?

– Ты что – намекаешь, что я ради того, чтобы смягчить приговор своим клиентам, пользуюсь незаконными методами? – Судя по голосу, адвокат готов был вот-вот взорваться от гнева. Впрочем, его характер никогда не называли ангельским.

– Ну хорошо, хорошо, – примирительно сказал я. – Все было совершенно честно. Но, Леонард, скажи мне, ради Бога, как ты этого добился?

Феннер улыбнулся и снова пришел в хорошее расположение духа.

– Мы с судьей просто поговорили. Перед визитом я постарался разузнать о нем все, что только можно, выяснил его политические пристрастия. Я убедил его, не прибегая к прямому лжесвидетельству, что ты придерживаешься тех же взглядов, что и он сам, и что ты похитил андроида, приговоренного к уничтожению, чтобы открыто проявить свою позицию. Я сказал судье, что не имею права во всех деталях рассказывать, почему было принято решение уничтожить андроида и почему ты решил его спасти, но к тому моменту, как мне нужно было уходить, судья Парнел уже отзывался о тебе очень тепло. Он понял, что твой поступок не имеет ничего общего с воровством, и понял, что ты принял его за преследующего вас солдата. Собственно, этого оказалось достаточно, – адвокат пожал плечами.

– Леонард, ты гений! – восхитился я.

– Пустяки. Ничего особенного. Ну а теперь куда тебя подвезти?

– В "Куль-де-сак". Сеть 401. Знаешь это место?