Античеловек

Дежурный был человеком низкорослым и толстым, а его второй подбородок значительно превосходил первый. Его пальцы, лежавшие на пульте управления, больше всего походили на готовые лопнуть сардельки. Роскошная черная с проседью шевелюра явно была результатом действия "Стимулятора Волпера для борьбы с лысиной" и выглядела странновато. Если человека не беспокоит полнота, то почему его смущает лысина? Дежурный не соизволил сразу обратить на нас внимание. Вместо этого он щелкнул каким-то выключателем и повернулся вместе со своим вращающимся креслом вправо. Один из трехдюймовых экранов отделился от панели и на раздвижной ножке подъехал прямо к самому носу дежурного. Дежурный внимательно изучил представшую перед его глазами картину. Теперь я видел, что изображено на экране – камеры. Каждый из этих экранов показывал, что делают заключенные. Наблюдение велось непрерывно.

Когда дежурный решил, что поведение заключенного его устраивает, он снова нажал на какую-то кнопку, и экран вернулся на прежнее место. Лишь после этого дежурный повернулся к нам и произнес:

– Слушаю вас.

– Кеннельмен, – сказал вооруженный охранник, стоявший справа от меня.

Надзиратель слегка приподнял брови.

– Желаете, чтобы мы оставались при нем? – спросил охранник.

– Нет, – сказал надзиратель. – Просто подождите здесь, пока я прицеплю к нему моего Клэнси. После этого преступник уже не причинит мне никакого беспокойства.

Я слыхал о Клэнси, которых используют в полиции, но мне никогда не случалось наблюдать их в действии. Клэнси – это робот размером со средний мяч. С противоположных сторон его шарообразного тела торчат два сильных и прочных кабеля-щупальца, заканчивающиеся наручниками особой конструкции. Эти наручники представляют собой утолщенные петли кабеля, а поскольку кабель эластичен, то их легко подогнать под любое запястье. Но Клэнси – это не просто извращенная форма наручников. В него встроена антигравитационная пластина, и робот парит в воздухе на уровне груди заключенного в трех-четырех футах от человека. (С антигравитационными пластинами та же проблема, что и с магнитомобилями Кесея: пластинка может нормально функционировать только при определенных размерах, восемнадцать на восемнадцать дюймов, и никак не больше. В противном случае поле делается таким неустойчивым, что его просто невозможно использовать. Но Клэнси имеет как раз подходящий размер, и потому в нем антигравитационные пластины применяются вполне успешно.) Коп может сказать Клэнси, куда следует отвести заключенного, и Клэнси доставит его туда, волоча за собой. На тот случай, если заключенный вздумает артачиться, у Клэнси есть очень эффективный способ привести его к повиновению. Наручники начинают сжиматься все сильнее и сильнее, пока боль не убеждает наглеца, что сопротивление бесполезно. Если же это не помогает, Клэнси пропускает по кабелю сильный электрический разряд. В общем, Клэнси – лучший друг полицейского.

А почему, собственно, его назвали Клэнси? Вроде бы так звали того копа-ирландца, которому впервые пришла в голову идея использовать антигравитационные пластины для подобных целей. Он запатентовал изобретение, назвал его своим именем и таким образом единственный из всех полицейских обессмертил себя.

Надзиратель повозился с переключателями и кнопками, потом повернулся к стене. Секунду спустя часть стены отъехала в сторону, и в коридор выплыл синий шар – Клэнси. Кабели-щупальца свисали по бокам, словно толстые пряди волос. Надсмотрщик отдал приказ, потом откинулся на спинку стула и стал созерцать, как робот выполняет свои обязанности.

Я напрягся, когда робот поплыл ко мне. Клэнси двигался плавно и беззвучно. Его единственный нарост – зрительный рецептор, расположенный на макушке и способный отслеживать все происходящее вокруг, – сейчас мерцал зеленым цветом. Щупальца извивались, петли наручников раскрылись и теперь походили не то на два пальца, не то на два когтя. Когти скользнули к моему правому запястью и крепко вцепились в него, хотя я и попытался отдернуть руку. Левую я предпочел отдать уже без сопротивления. Подчиняясь приказу надсмотрщика, Клэнси повел меня к раздвижной двери. Робот замигал, что-то пропищал, и дверь открылась. За дверью оказался все такой же туннель-коридор. Клэнси двинулся вперед, я волей-неволей последовал за ним, и мы вошли в тюрьму ВП. Дверь за нами тут же закрылась.

Разок я попытался не подчиниться чертовой машине. Я уперся и отказался идти дальше. Тогда Клэнси поволок меня за собой, сильнее и сильнее, а потом дернул так резко, что я пошатнулся, потерял равновесие и упал на пол – а он был довольно жесткий. Клэнси плавал надо мной, немного наклонившись, чтобы я находился в поле зрения его нароста-рецептора. Щупальца были вытянуты во всю длину. Робот попытался тащить меня волоком, но эта задача оказалась ему не по силам. Тогда я почувствовал, что наручники сжимаются. Когда боль стала достаточно сильной, я отказался от этого ребячества и встал. Теперь я уже не пытался сопротивляться.

Мы довольно долго двигались по коридору, потом прошли через еще одну дверь. По электронному сигналу она открылась и пропустила нас внутрь. За этой дверью начиналась тюрьма как таковая, район, где были расположены камеры. По обе стороны коридора в стене красовались раздвижные металлические двери, футах в двадцати друг от друга. Клэнси подвел меня к шестой двери справа, пожужжал по-новому, а когда она отворилась, завел меня внутрь.

Камера была просторной, хорошо освещенной и прилично обставленной.

Честно говоря, я даже удивился такой щедрости. В камере имелся коммскрин, транслирующий новости и развлекательные программы, и выход библиотечного трубопровода, по которому можно заказывать копии статей или художественную литературу. Справа располагался отгороженный уголок – туалет. Когда в какой-нибудь мелодраме фигурирует современная тюрьма, ее описывают как жуткую дыру, кишащую крысами, вшами и надзирателями-садистами. Но это описание соответствует тюрьме пятидесятых годов, ну, может, семидесятых или даже начала восьмидесятых. Но за последние пару десятилетий в ходе тюремной реформы были произведены решительные изменения, и теперь с заключенными уже не обращались, как с животными.

Клэнси подвел меня к койке и принялся толкать, пока я не сообразил сесть. Я подчинился и был приятно удивлен – невзрачная на вид постель оказалась мягкой и удобной. Наручники разомкнулись и подтянулись обратно к туловищу Клэнси. Робот подплыл к выходу и удалился, дверь за ним закрылась.

Несколько секунд спустя почтовый трубопровод, соседствующий с библиотечным, издал негромкое жужжание, и на поднос что-то шлепнулось. Я встал, подошел к стене и подобрал с подноса небольшой синий пластиковый прямоугольник. Это была кредитная карточка заключенного с моим именем и присвоенным мне номером. Надзиратель послал запрос в центральный городской банк и за какую-нибудь минуту обнаружил, что я располагаю приличным счетом.

Выяснив это, надзиратель приказал тюремному компьютеру выдать мне карточку, рассчитанную на время пребывания в этом заведении. Теперь я мог заказывать какие-либо товары по телефону (он висел на стене рядом с туалетом) и получать их по почте. Счет за эти товары должен бы был поступать моей жене (если бы она у меня имелась), моему адвокату (если какая-нибудь фирма возьмется разбираться с моими платежами – я обычно пользовался услугами фирмы "Альтон-Боскон и Феннер") или в мой банк. Если я превышу кредит, мой счет будет заморожен согласно правительственному распоряжению. Итак, заключенные получили возможность жить прилично, хотя и за свой счет.

В тот день меня посетил мой юрист Леонард Феннер. Нажав на кое-какие скрытые рычаги, он ухитрился привести с собой Гарри. Мы сели и проговорили больше двух часов, сперва о чем попало, потом о том затруднительном положении, в котором я очутился. Леонард утверждал, что если бы власти могли обвинить меня только в похищении Его, то все было бы не так уж плохо.

Во-первых, андроид не считается гражданином, следовательно, он всего лишь некое имущество, принадлежащее государству. Суд не сочтет это похищением человека; речь может идти лишь о воровстве в особо крупных размерах. Но я не ограничился тем, что украл Его. Я напал на правительственного служащего, который узнал нас в ту ночь в Кантвелле. Я браконьерствовал в государственном заповеднике. Я напал на офицера полиции на заправочной станции в Анкоридже. Я незаконно перевел такси с автоматического управления на ручное и угнал его. Я угнал полицейский автомобиль, принадлежащий аляскинскому государственному патрулю. И, что самое серьезное, я ранил судью Североамериканского Верховного суда Чарльза Парнела. Власти хотят предъявить мне обвинение в попытке убийства.