Земля обетованная

Я снова задрожал: возможно, то был побочный эффект воздействия наркотика, которым меня угостил Мартин-медик. Прошел вперед, отворил заднюю дверь гаража, бросил последний взгляд на сад.

– Видишь ворота? – спросил я.

Они были гнилые, едва держались на петлях, внизу росла густая трава. У нас даже не было времени распахнуть их, впрочем, это не имело значения. Еще при жизни Мириам и Рики воротами почти не пользовались. Мотоцикл легко пройдет через них.

– Куда они ведут? – осведомилась Мириам.

Я задумался, и тут в затылке зазвучал колокольчик… Это было тогда.

– Там пустырь, – сказал я с фальшивой уверенностью. – Мы можем выехать на заднюю дорогу. Доверься мне. Я тебе покажу.

Если нам улыбнется удача – а, исходя из статистики, я чувствовал, что пора судьбе сыграть в мою пользу, – мы сможем доехать до Сандертона по второстепенной дороге.

Я подошел к скамье, сдул пыль со своего старого шлема, надел его. Он оказался почему-то слегка велик, и застежка плохо фиксировалась. Когда я повернулся, Элис уже сидела на мотоцикле в шлеме, со скрещенными руками.

Я вынул из мешка револьвер, проверил его, сунул за пояс, рассовал по карманам патроны и уселся позади нее.

Мотоцикл завелся с первого толчка, хотя звук был нестабильным. Элис медленно вывела байк из гаража в яркое утро. Кто-то в доме начал кричать. Я слышал, как открылось окно. Затряслась задняя дверь.

Она была заперта.

Она была крепкой.

Они стучали кувалдой.

Элис повернулась и испуганно посмотрела на меня.

– Ну… – сказал я.

Лучше бы она позволила мне сесть за руль.

Элис нажала на газ.

Девушка оказалась права: мне нужно крепко держаться. Старый японский байк, словно дикий зверь, выскочил из гаража так быстро, что я поспешно ухватился за сидевшую впереди меня тонкую фигурку. Элис врезалась в ворота, и на нас обрушились цветущие ветки.

Элис закричала, и я тоже. Земля убегала от нас, но этого не должно было случиться: прежнего пустыря не было. Мы прорвались сквозь старую дощатую дверь и оказались на вершине крутого холма. Под колесами ревущего мотоцикла исчезла земля.

Я перегнулся, посмотрел вниз. В голове вихрем неслись мысли… Все, что нужно сейчас сделать, это – приземлиться среди брошенных холодильников и других предметов, разбросанных на мертвой земле, однако земля эта оказалась на тридцать или сорок футов ниже, чем когда-то.

Закричал кто-то еще, послышались и другие голоса.

Среди них – детские.

Мотоцикл взлетел в воздух. Я приподнялся на подножках, взял Элис за хрупкие плечи и посмотрел вниз. Перед нами было море лиц. Дети не старше пяти или шести лет. Их были сотни… Нет, со второго взгляда понял: самое большее – дюжина.

Мой мозг сделал то, что обычно бывает в подобных случаях: свернулся в клубок, где понятия «быстро» и «медленно» не значат ничего, они просто сталкиваются друг с другом, снова и снова. Не помогло и то, что теперь я разглядел окрестности. С тем же успехом это мог быть Марс. Улицы и дома, фабрики и низкие серые административные здания разбежались во всех направлениях. В «мое время» здесь не было ничего, кроме бесконечных пустырей и редких нелегальных сараев.

Мы взлетели, рассекая воздух. Я видел маленькие качели, игрушки: кукол, зверюшек, настольные игры. Возле песочницы выстроились в ряд голубые ведерки.

Но главное, что бросились в глаза, – это дети: мальчики и девочки, в шортах, футболках. Они весело играли в своем крошечном мире, в мире, где могут жить только дети, и в этот момент с неба на них стали падать двое сумасшедших на ревущем мотоцикле.

Кто-то превратил мертвую землю в детский сад и не догадался предупредить об этом меня.

Более благоразумные рассыпались по сторонам.

Элис кричала, вцепившись в руль. На пути следования мотоцикла стоял толстый ребенок, человеческая мишень. Должно быть, не понимал, что на него мчатся сотни фунтов металла и человеческой плоти со скоростью сорок миль в час.

Кричать «прочь с дороги, толстяк» было бессмысленно. Я вспомнил о трюках, которые выкидывал много лет назад на берегу Покапо. В тысячную долю секунды подумал, что делал это ради бравады. Пассажиров со мной тогда не было.

Не было и перекормленных младенцев, вросших в землю. Никто не стоял в нескольких футах от меня, раскрыв рот.

Я резко наклонился вправо, положив мотоцикл набок. Услышал визг Элис. Она не хотела, чтобы мотоцикл перевернулся. Правда, и выбора у нее не было.

«Кавасаки» наклонился к земле под углом в сорок пять градусов. Грязь разлетелась во все стороны. Я притянул Элис левой рукой за талию и держал крепко, а сам подался вперед и ухватился за руль. Правой ногой надавил на тормоз. При торможении шлем слетел с головы и выкатился в песочницу.

Мы пролетели под углом футов десять, и байк наконец остановился, не задев ни одного ребенка, что удивило их не меньше, чем меня.

Это удивительное событие Элис отметила тем, что полетела головой вперед через руль и свалилась на пыльную землю в кучу пластмассовых блоков и игрушечных зверюшек. Она вскрикнула от боли и обернулась ко мне. Выражение ее лица было непередаваемым, я не сразу понял, что с ней случилось.

– О господи, Бирс! – воскликнула она и схватилась за левую руку.

В ее глазах стояли слезы.

– Я сломала запястье. Ты сломал мне запястье.

Благодаря чуду я остался сидеть на мотоцикле. Мотор продолжал рокотать подо мной. Толстый мальчик подошел ко мне. Он оказался чуть старше, чем я подумал. Возможно, ему было семь лет.

Мальчик протянул руку и сказал:

– Круто! Меня зовут Тим.

– Тим! – сказал я, погрозив пальцем. – Никогда так не делай. Понял?

Я взглянул на Элис. Она поддерживала левую руку и смотрела назад, на стену. Я тоже обернулся. Там был какой-то человек в костюме. Он пробирался сквозь створки разрушенных ворот. Вид у него был разъяренный. В его правой руке угадывался пистолет.

Времени на обсуждение не было. Я пересел на переднее сидение, взялся за руль и нажал на газ. В этот момент я был далеко не уверен, что смогу ехать на этой машине после столь длительного перерыва. Впрочем, и выбора у меня не было.

– Ты идешь? – спросил я быстро. – Или останешься поиграть с детишками?

Она произнесла несколько слов, которые Тиму лучше было бы не слышать, вскочила на заднее сидение и вцепилась в меня здоровой рукой.

Все выглядело непривычно. И ощущения были другими.

Элис вопила. То ли это была реакция на мое ужасное вождение, то ли из-за того, что мы оказались теперь так тесно связанными, ей передалось мое потрясение от нового мира. Я был на незнакомой земле, которая когда-то была моей, а теперь принадлежала другим. Этих людей я не знал, знал лишь, что вряд ли полюблю их.

Я оглянулся и ощутил, как в душе поднимается чувство, спавшее два десятка лет. Я узнал его и вспомнил, как оно называется – гнев.

Человек в темном костюме стоял в толпе детей, повернув в нашу сторону руку с черным пистолетом. Я услышал громкий хлопок и детский визг.

Впервые за долгие годы в меня кто-то стрелял. В душе зашевелился страх. Я испытывал его в прежней жизни, потея в тесной униформе на городских улицах.

Накатило бешенство.

– Бирс! – завопила Элис и вжалась в мою спину. – Мы когда-нибудь выберемся отсюда?

«Да, конечно, – подумал я. – И оставим детей с вооруженным маньяком». Но рассудок подсказывал мне, что, судя по всему, этот маньяк – переодетый полицейский.

Я снял с ремня свой старый револьвер. Элис схватила меня за рукав. Ее рука была в крови.

– Ты что, станешь стрелять? – закричала она. – Когда рядом столько детей? Тебе легче станет?

Человек в костюме бежал к нам. Видна была профессиональная выучка. Пистолет по-прежнему был повернут в нашу сторону.

– Нет, – ответил я Элис и сунул револьвер за ремень.

Нажал на газ – мы вылетели из узкого проулка у детского центра. Впереди должна быть дорога. Оказалось, что прежнее мастерство не забывается. Удаляясь от полицейского, я заново открывал былые водительские навыки. Мотоцикл мчался в неизвестность. Я был на незнакомой планете.