Марк Красс

Впрочем, нужно иметь в виду, что о пороках Ганнибала пишет истинный римлянин — Тит Ливий — неутомимый певец великого, вечного, благородного Рима. Как бы то ни было, несомненно одно — Ганнибал был величайшим полководцем.

В ноябре 218 года Ганнибал совершил беспримерный переход через покрытые льдом и снегом Альпы и вторгся на территорию Италии. Так началась Вторая Пуническая война (218–201 гг. до н. э.). Восемнадцать долгих лет карфагенский полководец держал в страхе Италию и Рим. Оторванный от родины, почти лишенный ее поддержки, воюя на чужой земле, имея своим врагом самый воинственный народ, Ганнибал много лет побеждал противника, в несколько раз превосходившего его численностью. Одна лишь битва при Каннах могла обессмертить имя Ганнибала в веках. Здесь карфагеняне окружили и уничтожили вдвое превосходившую их римскую армию. В битве при Каннах Рим потерял почти 70 тысяч человек, Ганнибал — около 6 тысяч воинов.

И все же полководческий талант великого Ганнибала не помог ему одержать победу над мужественным и жизнестойким римским народом. Оставленный на произвол судьбы в чужой стране своим правительством, гениальный военачальник был обречен. Карфаген вновь проиграл войну, а Ганнибал вынужден был остаток жизни провести вдали от родины. Верный своей детской клятве, он до самой смерти боролся с Римом. Вначале Ганнибал в качестве советника сирийского царя Антиоха помогал тому воевать с римлянами. После поражения Антиоха он перешел к Пруссию, царю Вифинии. Римляне не забыли своего вечного врага, они отправили посольство к Пруссию с требованием выдать Ганнибала. Преданный всеми, старик выпил яд, который постоянно носил под драгоценным камнем в перстне.

Карфаген довольно быстро оправился после поражения. Посетившие его в 152 г. до н. э. римские послы нашли город вовсе не в бедственном положении, каким надеялись его увидеть, а цветущим, богатым и многолюдным. Римское посольство возглавлял Марк Порций Катон. Вернувшись в Рим, Катон на заседании Сената высыпал на стол горсть спелых оливок. Сенаторы изумились их красоте и величине, тем более что в Италии пора созревания для них еще не наступила. Катон выслушал похвалы небывалым плодам и сурово произнес: «Знаете ли вы, что эти оливки сорваны в Карфагене лишь три дня тому назад? Так близко стоит враг от стен наших. Никогда римляне не будут по-настоящему свободны, пока они не уничтожат Карфаген».

С тех пор, о чем бы ни шла речь в Сенате, Катон заканчивал свое выступление словами: «И все же, я полагаю, Карфаген должен быть разрушен!» В конце концов почтенный сенатор убедил Рим в своем мнении, и в 149 году римская армия высадилась в Африке.

Три долгих года длилась осада безоружного города (перед началом осады карфагеняне в надежде на мир добровольно сдали римлянам все оружие и флот). Ценой огромных потерь город был взят, вернее, не город, а то, что от него осталось после трехлетней осады. Когда судьба Карфагена была решена, жители начали поджигать свои дома и вообще все, что могло гореть. Вот что пишет Флор о последних днях Карфагена: «О величии разрушенного города можно судить, не говоря уже о прочем, по продолжительности пожара. За 17 дней и ночей едва мог угаснуть огонь, который враги добровольно направили на свои дома и храмы: если не смог устоять против римлян город, должен был сгореть их триумф».

Оставшиеся в живых обитатели Карфагена были проданы в рабство, город разрушен, а земля, на которой он стоял, в знак вечного проклятия посыпана солью. Покоритель Карфагена Сципион Африканский Младший, уничтожая давнего соперника Рима, преследовал цель показать всем, посетившим развалины некогда цветущего города: что ожидает дерзнувшего померяться силами с непобедимым Римом.

Однако у Марка Красса, часами бродившего по развалинам мертвого города, возникали совсем не те мысли, на которые рассчитывал Сципион Африканский. Даже разрушенные и поросшие кустарником остатки крепостных стен вызывали у молодого человека восхищение. Достаточно сказать, что высота южной стены была 15 метров, а ширина 8,5 метра. Внутри стен размещались стойла, рассчитанные на 300 слонов и четыре тысячи лошадей. В стенах же находились склады продовольствия и казармы для воинов. Не меньшее восхищение вызывал и народ, построивший этот город.

Не в силах расстаться с величественными развалинами, Марк Красс остался там на ночь, расположившись на камнях Бирсы. Когда-то самая мощная крепость города была последним оплотом защитников. Внутри ее не росла трава, не было кустов и деревьев. Возможно, римляне более обильно посыпали это место солью, а может быть, земля отказывалась плодоносить из-за рек крови, пролитых при штурме Бирсы.

И еще одно обстоятельство держало Марка Красса в мертвом городе. Мысль, что великий Ганнибал ходил по улицам Карфагена, не давала покоя римлянину. Ступая по раскаленной солнцем земле, Красс представлял, что его нога попадает в след, оставленный великим полководцем сотню с лишним лет назад. Даже глядя на собственную тень, римлянин представлял, что рядом с ним шествует Ганнибал. Да! Самый страшный враг Рима стал кумиром Красса. Он много слышал и читал о Ганнибале, но здесь любовь к великому воителю вспыхнула с новой силой. Красс готов был повторить нелегкую жизнь пунийца, пусть даже с таким же печальным концом.

С наступлением темноты Красс устроился в поставленной рабами походной палатке. Однако уснуть он так и не смог. Всю ночь над ним витала душа великого пунийца, его слава не давала покоя честолюбивому римлянину.

Пираты

Когда до лагеря оставалось полмили, Красс с удивлением обнаружил, что колья частокола, ограждавшего стоянку его легиона, в одном месте сломаны и валяются на земле.

Он безжалостно ударил коня плетью и во весь опор поскакал к лагерю. По мере приближения все безрадостнее и тревожнее становилось на душе Красса. У разрушенного частокола лежало пять легионеров, не подававших признаков жизни. Трава вокруг вытоптана, то здесь, то там валялось сломанное оружие и разбросанные вещи. Среди них Красс заметил изуродованный черпак своего повара, с которым тот никогда не расставался.

Легионеры, едва увидев своего военачальника, толпами начали сбегаться к нему.

— Куда ты нас привел, Красс?! В логово разбойников! — кричали они.

Седой легионер ближе всех подошел к Марку Крассу и поднял вверх руку. На ней недоставало двух пальцев.

— Я участвовал в десятках битв и получил от врагов Рима лишь несколько шрамов на теле. Пальцев на руке меня лишили собратья по оружию. Где же справедливость, Красс?!

Последние слова ветерана потонули в криках десятков людей, спешивших высказать свои обиды. Среди этого шума не было шансов разобраться в сути дела.

— Публий Пет! — сурово произнес военачальник. — Проведи меня в палатку и объясни: что произошло.

— Говори, Публий, — нетерпеливо потребовал Красс, едва они уединились.

— Собственно, я и сам не понимаю, как такое могло случиться. До сих пор мне кажется — я сплю и вижу дурной сон. Ночью на лагерь напали африканские легионеры Квинта Метелла Пия — союзника Суллы, под крыло которого мы так спешили из Испании, — грустно улыбнулся Пет. — Большой толпой они подошли к лагерю и принялись его штурмовать. Врагам (иначе я их назвать не могу) удалось пробить брешь в частоколе, но их отбросили наши легионеры. Трупы этих подлых мерзавцев до сих пор валяются там, где нашли свою бесславную смерть. Не осмелившись больше кидаться на нас, легионеры Метелла окружили лагерь и в один голос требовали отдать серебро. К утру подъехал сам Квинт Метелл. Держась в отдалении, он упрашивал своих легионеров образумиться и вернуться в казармы. Его трубачи непрерывно трубили отход. Лишь перед самым завтраком нас прекратили осаждать, но кто знает, не захочется ли им снова нашего имущества после того, как насытятся и отдохнут.

— Думается мне, Квинт Метелл не виновен в случившемся. Здесь чувствуется рука Гая Фабия. Видел ли ты, Публий, каким алчным огнем горели его глаза, когда речь шла о нашей добыче?