Враг Шарпа

Кинни раздраженно пришпорил коня, и тот зарысил вперед, остановившись всего в полусотне ярдов от стены – на расстоянии мушкетного выстрела. Полковник снова прокричал предложение сдаваться. Потом, краем глаза заметив слева движение, он вдруг дернул поводья и даже наклонился вправо, чтобы помочь коню повернуть – но слишком поздно. На краю разрушенной восточной стены открылась амбразура, а в ней – пушка.

Сначала Шарп увидел дымок, поднимающийся из руин стены, потом донесся звук выстрела, эхом раскатившийся по долине. Этот звук невозможно было ни с чем перепутать – это был треск картечи. Жестяная оболочка взорвалась во вспышке выметнувшегося из дула пламени, и начинявшие ее мушкетные пули вылетели расширяющимся конусом с центром в груди лейтенант-полковника Кинни. Человек и конь, пораженные в бок, рухнули на землю. Конь бил копытами и пытался подняться, всадник же остался недвижим в луже собственной крови. Шарп махнул рукой Фредриксону:

– Поднимайте свою роту и принимайте под начало легкую роту фузилеров! Будете атаковать дозорную башню!

– Так точно, сэр!

Потом Шарп нашел взглядом своих людей, разлегшихся под монастырской стеной.

– Сержант!

Фартингдейл тоже вскочил с кресла. Он потребовал коня и крикнул Шарпу:

– Майор!

– Сэр?

– Вы должны построить людей перед замком! Стрелковая цепь!

Фредриксон, уже бежавший к своим, услышал Фартингдейла и остановился, вопросительно глядя на Шарпа. Шарп, в свою очередь, удивленно смотрел на полковника, с трудом взбиравшегося в седло.

– Разве мы атакуем не дозорную башню, сэр?

– Вы слышали меня, майор! Пошевеливайтесь! – сэр Огастес вонзил шпоры в бока коня и поскакал к застывшему в молчании батальону, выстроенному вдоль дороги, ведущей из селения.

Шарп указал на замок:

– Стрелковая цепь! Моя рота слева, капитан Кросс в центре, капитан Фредриксон справа! Вперед!

Почему же, во имя всего святого, Пот-о-Фе хочет драться? Неужели он действительно считает, что может победить? Пока Шарп бежал по кочковатому пастбищу, он увидел, что сопровождавшие Кинни офицеры пытаются поднять тело полковника. Один из них прикончил раненого коня выстрелом из пистолета. Противник не обращал на офицеров внимания, вероятно, удовлетворенный смертью полковника. Но зачем нужна была эта смерть? Должно быть, они считали, что способны побить батальон в открытом бою.

Но тут мотивы Пот-о-Фе вылетели у Шарпа из головы, потому что траву у его ног прошили первые мушкетные пули. Дымок небольшими облачками поплыл над кустами терновника, росшими между замком и дозорной башней. Шарп крикнул лейтенанту Прайсу:

– Займись ублюдками, Гарри. Возьми мушкеты и четыре винтовки.

– Есть, сэр, – Прайс широко раскинул руки. – Рассыпаться! Рассыпаться! – он достал из кармашка на перевязи свисток и выдул сигнал.

Фредриксон и Кросс использовали для командования на поле боя горнистов. Эти мальчишки, не старше пятнадцати, трубили на бегу, издавая отрывистые ноты, казалось, не имевшие смысла. Но сигналы безошибочно понимались ротами, немедленно сформировавшими стрелковую цепь. Шарп остановил стрелков в сотне ярдов до стены, за пределами досягаемости мушкетов, и приказал горнисту Кросса сыграть одну ноту, долгую «соль», приказавшую стрелкам залечь.

– А теперь «открыть огонь», парень.

– Так точно, сэр, – горнист набрал в легкие воздуха, торжествующе издал три ноты, взобравшихся одна за другой на целую октаву, и повторял их до тех пор, пока не затрещали винтовки. Пули заставили людей Пот-о-Фе спешно искать укрытие.

Шарп поглядел налево: там Прайс не давал высунуться рассеянному в терновнике противнику. Лейтенант ходил за строем своих людей, высматривая цели. Со стороны Шарпа на передовых укреплениях замка защитников не осталось: напуганные точностью винтовочного огня, они попрятались за зубцами или руинами стены. За спиной слышны были крики Фартингдейла, командовавшего фузилерами. Черт побери, да ведь он приказывает атаковать немедленно!

Пушка, спрятанная на небольшом уцелевшем участке стены, будет уязвима только для огня справа от линии, занятой Шарпом. Он снова подозвал горниста Кросса.

– Передайте мои лучшие пожелания мистеру Фредриксону и попросите его приглядывать за пушкой, – «приглядывать» было неправильным словом, но это не имело значения, как не имело значения и то, что Фредриксон не нуждался в напоминаниях.

Винтовочный огонь стих до редких всплесков, сопровождавших появление защитников, которые едва осмеливались высунуть голову. Шарп слышал, что лейтенанты требуют называть цели и не тратить выстрелы зря. За их спиной, в селении, сэр Огастес строил фузилеров в две колонны по четыре, направленные на обрушившуюся стену как огромные тараны. С холма доносились хаотичная мушкетная пальба, но расстояние было слишком велико, чтобы причинить вред.

Сержант Харпер, пользуясь привилегией своего чина, поднялся с земли и присоединился к Шарпу. Здоровяк-ирландец застенчиво улыбнулся Шарпу.

– Сэр?

– Сержант?

– Не сочтите за дерзость, но не мисс Жозефина ли была в монастыре?

– Ты ее узнал?

– Ее трудно забыть, сэр. Стала редкостной красавицей, – Харпер, в отличие от Шарпа, всегда предпочитал девушек попышнее. – Так значит, она теперь леди Фартингдейл?

Шарп хотел рассказать было Харперу правду, но подавил это желание:

– Она заботится о себе.

– Это хорошо. Я бы поздоровался с ней.

– Не стоит, пока сэр Огастес рядом.

На широком лице появилась улыбка:

– Даже так? А сама она не будет против?

– Нисколько, – Шарп поглядел на монастырь. На крыше виднелись стрелки, оставшиеся охранять женщин и пленных, а в нескольких ярдах от дверей темнела зеленая накидка Жозефины. Не она ли стала причиной такой поспешной атаки? Неужели сэр Огастес так горит желанием доказать «жене» свое мужество, что бросит фузилеров на замок, не позаботившись сперва о пушках на дозорной башне? А может, он и прав: до сих пор пушки с холма не стреляли.

Знамена фузилеров достали из кожаных чехлов и развернули: их понесут в окружении алебард сержантов. Алебарды представляли собой огромные стальные топоры, начищенные так, что казались серебряными. Вид знамен, развевающихся над блестящими алебардами, мог вдохновить любого солдата: настоящее боевое одеяние войны. Сэр Огастес, увидев знамена, снял шляпу, взмахнул ею, и две полубатальонные колонны быстрым шагом двинулись вперед.

Шарп сложил руки рупором:

– Огонь! Огонь! – не важно, что целей не видать: сейчас главное, что свист винтовочных пуль отдается в ушах обороняющихся, лишая их боевого духа, заставляя бояться атаки задолго до того, как две колонны перевалят через руины стены. Вернулся, спотыкаясь и задыхаясь, горнист Кросса, и Шарп приказал трубить наступление. Цепь продвинулась еще на двадцать ярдов и остановилась. – Огонь! Пусть знают, что мы здесь!

Рухнувшая восточная стена звала колонны вперед. На нее легко было взобраться: высотой всего по грудь, полузасыпанная обломками, образовавшими пологий накат, из которого пули выбивали фонтанчики белесой пыли. Шарп представил, как две колонны фузилеров, разъяренные смертью Кинни, переваливают через стену во двор. Господи, зачем же Пот-о-Фе настаивал на этой атаке?

Треск винтовок потонул в грохоте двойного пушечного выстрела, раздавшегося с дозорной башни. Шарп повернулся и увидел клубы дыма, поднимающиеся с огневые позиций, – стало ясно, что пушки располагаются среди земляных укреплений. Ядра с шумом ударили в землю прямо перед колоннами и, отскочив, перелетели через их головы. Фузилеры заулюлюкали, и офицерам пришлось кричать, призывая к тишине.

В колоннах ярко сверкали байонеты. Сержанты равняли ряды, громко отдавали приказы. Кое у кого из солдат красные мундиры с белыми нашивками были совсем чистыми, выдавая новобранцев, которым выпало впервые идти в бой этим рождественским утром.

Пушки выстрелили снова. То ли стволы уже разогрелись, то ли канониры сделали поправку с помощью специальных подъемных винтов, но в этот раз ядра врезались в строй ближайшей колонны. Шарп увидел, как ряды ее смешались, как взлетели кровавые брызги, а один фузилер, уронив мушкет, рухнул лицом вперед, прополз пару шагов и затих.