Враг Шарпа

Шарп улыбнулся:

– Она очень красива, сэр.

Кинни посмотрел на восток, где вне досягаемости для картечи из замка или с дозорной башни строился его батальон.

– Что сделать сначала, а? – на этот раз вопрос не был адресован Шарпу. – Очистим от этих нищебродов селение, потом возьмем замок.

– А дозорная башня, сэр?

Кинни внимательно посмотрел в сторону башни. Две пушки, если они там имелись, могли разнести в клочья фланг любой атаки на замок со стороны рухнувшей восточной стены. Если предстоит штурм замка, сперва придется взять башню. Кинни потер щеку:

– Думаете, эти сволочи будут драться?

– Они не сбежали, сэр.

Пот-о-Фе должен был понять, что его эскападам пришел конец. Заложников у него больше нет, монастырь захвачен, а в долине – целый батальон британской пехоты. Здравый смысл, думал Шарп, должен был подсказать дезертирам, что пора бежать – на восток или на север. Но они остались. Люди Пот-о-Фе виднелись на стенах замка и на насыпях у подножия дозорной башни.

Кинни покачал головой:

– Зачем они остались, Шарп?

– Должно быть, считают, что могут побить нас, сэр.

– Придется избавить их от этого заблуждения, – последнее слово Кинни протянул почти нежно. – Мне не хотелось бы, чтобы кто-то из моих людей погиб, майор. Ужасная трагедия – погибнуть в Рождество, – он вздохнул. – Я зачищу селение байонетами, а потом поговорю с этим парнем в замке. Поглядим, не захочет ли он сдаться. Если он хочет по-плохому... – он снова поглядел на дозорную башню, – в этом случае я был бы признателен за роту стрелков, майор.

Кинни совершенно не обязательно было превращать приказ в вежливую просьбу, но он сделал это.

– Разумеется, сэр.

– Будем надеяться, до этого не дойдет. А там и молодой Джилайленд подтянется, – ракетные части, задержанные разболтавшимся колесом, отстали от 113-го полка на час. Кинни улыбнулся: – Пару шутих в задницы заставят их просить пощады, – он подозвал коня, проворчал что-то нелицеприятное, втягивая в седло свой немалый вес, и улыбнулся Шарпу сверху вниз. – Думаю, Шарп, они не сбежали, поскольку перепились. Ну, и ладно! За работу! За работу! – он подобрал поводья, но вдруг остановился и остолбенело уставился поверх головы Шарпа. – Боже мой! Боже мой!

В арке монастыря стояла Жозефина, поддерживаемая под руку разительно преобразившимся сэром Огастесом Фартингдейлом. Его раздражительность исчезла, сменившись самодовольством и вниманием к роскошной женщине, ослепившей Кинни своей улыбкой. В голосе Фартингдейла появилась значительность и гордость от обладания таким сокровищем.

– Полковник Кинни? Разрешите представить вам мою жену. Дорогая, это полковник Кинни.

Кинни снял шляпу:

– Миледи, чтобы спасти вас, мы готовы были обойти полсвета.

Жозефина вознаградила его движением губ, взметнувшимися ресницами и короткой похвалой Кинни и его людям. Сэр Огастес с удовольствием наблюдал за обменом любезностями, наслаждаясь восхищением в глазах Кинни. Он даже разрешил своей «жене» потрепать гриву коня Кинни. Когда она спустилась по ступеням, сэр Огастес ухватил Шарпа за рукав.

– На пару слов.

Неужели она сказала, что была знакома с Шарпом? Это казалось невероятным, но Шарп не мог придумать другого объяснения тому, что сэр Огастес отвел его в сторону, подальше от Жозефины. Лицо полковника пылало яростью.

– Там голые мужчины, Шарп!

Шарп подавил улыбку.

– Пленные, сэр, – он приказал дезертирам продолжать долбить амбразуры в толстых стенах монастыря.

– Какого черта они голые?

– Они опозорили свой мундир, сэр.

– Боже милостивый, Шарп! Вы что, позволите моей жене это видеть?

Шарп проглотил соображение, что Жозефина, должно быть, видела больше голых мужчин, чем сам сэр Огастес, и ответил уклончиво:

– Я прослежу, чтобы они прикрылись.

– Уж сделайте милость, Шарп. И еще кое-что.

– Сэр?

– Вы небриты. А еще смеете говорить о позоре мундира! – Фартингдейл резко повернулся, на лице его при виде Жозефины возникла снисходительная улыбка. – Моя дорогая, неужели необходимо оставаться на морозе?

– Разумеется, Огастес. Хочу посмотреть, как полковник Кинни накажет моих мучителей, – услышав последнее слово, Шарп снова подавил улыбку. Но на сэра Огастеса оно произвело нужное впечатление. Он выпрямился и яростно закивал.

– Конечно, моя дорогая, конечно, – он взглянул на Шарпа. – Кресло для леди и что-нибудь для подкрепления сил, Шарп.

– Да, сэр.

– Серьезного боя не будет, – снова повернулся к Жозефине сэр Огастес. – У них кишка тонка для боя.

Часом позже казалось, что сэр Огастес прав. Дезертиры, оставшиеся в селении, сбежали вместе с женщинами и детьми, как только легкая рота Кинни появилась на северной околице. Они беспрепятственно пересекли долину и нашли убежище в терновнике у подножия дозорной башни. Пара десятков была верхом, у каждого над плечом торчал мушкет, а на боку виднелась сабля. Ненадолго появились мадам Дюбретон и две другие французские заложницы: они выпили чаю с Жозефиной, но холод загнал их обратно в монастырь, так долго бывший им тюрьмой.

Шарп спросил у мадам Дюбретон, о чем она подумала, когда увидела мужа на галерее внутреннего клуатра.

– Я решила, что больше никогда его не увижу.

– Вы не показали, что знаете его. Должно быть, это было трудно.

– Ему было не легче, майор. Но я не могла дать им удовольствие наблюдать мои слезы.

Пока Прайс пытался очаровать Жозефину, Шарп попытался расспросить мадам Дюбретон о трудностях жизни англичанки во Франции, но она лишь пожимала плечами:

– Я замужем за французом, майор, поэтому мои симпатии очевидны. Мой муж не требует от меня враждебности по отношению к родной стране, – она улыбнулась. – По правде говоря, майор, война почти не оказала на нас влияния. Моя жизнь по прежнему такова, словно я не уезжала из Хэмпшира[86]: коровы дают молоко, мы ездим на балы, и лишь раз в год известие о какой-нибудь победе напоминает, что идет война, – она опустила глаза, потом снова взглянула ему в лицо. – Мне трудно, когда мужа нет рядом, но война когда-нибудь кончится, майор.

А война Пот-о-Фе уже подходила к концу. Очистив селение от врага, Кинни выстроил батальон под резким зимним солнцем и в сопровождении двух офицеров неторопливо направил коня к замку. Шарп поднялся по склону: отсюда он мог видеть разрушенную восточную стену. Фредриксон пошел с ним. Капитан кивнул на трех всадников:

– Будут требовать сдачи?

– Да.

– Я все никак не могу понять, почему эти ублюдки не сбежали. Они же должны понимать, что их ждет.

Шарп не ответил: эта мысль тревожила и его. Но, возможно, Кинни прав: наверное, они слишком пьяны, чтобы понять, что происходит. А может, остатки банды Пот-о-Фе решили лучше отдать себя на милость британской армии, чем пытаться холодной зимой выжить в горах, полных мстительных партизан. Может, наконец, Пот-о-Фе просто не желал уходить. Пленные, захваченные ночью, говорили, что толстяк-француз основал в замке собственный шутовской двор и правил там, как какой-нибудь средневековый барон, верша правосудие и вознаграждая вассалов. Фантазия маршала Пот-о-Фе могла даже разыграться настолько, чтобы он и его сторонники вздумали отстоять замок. Как бы там ни было, он остался, и люди его остались, а Кинни с двумя офицерами медленно трусили в восьмидесяти ярдах от рухнувшей восточной стены, руины которой теперь представляли собой барьер высотой примерно по грудь и хоть немного защищали большой замковый двор.

Кинни привстал в стременах и сложил руки рупором. В руинах появилась группа людей, Шарп увидел, что они просят подъехать ближе.

– Они не слышат.

– Боже! – Фредриксон был разочарован и не скрывал своего неодобрения переговоров с противником, запятнавшим свою честь. Он поправил потрепанную повязку глазу. Видно было, что капитан надеется повести своих стрелков на врагов – а те все подзывали Кинни поближе.

86

Графство на юге Англии.