Страница 18 из 47
(8 декабря 2000 г.)
В отличие от своего предшественника, президент Билл Клинтон обладал глобальным видением. Исторический детерминизм, свойственный концепции глобализации, превосходно сочетался с глубоким убеждением Клинтона в том, что Америка, для того чтобы подтвердить свое наименование «незаменимой глобальной державы», должна также обновить и саму себя. Внешняя политика для Клинтона была в основном продолжением внутренней. Через несколько лет он вспоминал, как был удивлен тем, что президент Буш в ходе предвыборной кампании 1992 года уделял так мало внимания внутренним делам. Вся страна видела, как однажды во время президентских дебатов Буш нетерпеливо поглядывал на часы Казалось, что внутренние вопросы нагоняли на него скуку. Это впечатление помогло Клинтону формировать свою предвыборную стратегию и политику в период его президентства.
Внутреннее обновление стало, таким образом, центральной задачей первого президентского срока Клинтона. Но поскольку внешние дела нельзя было игнорировать, Клинтон сделал акцент на глобализацию, придав ей удобную формулу, соединяющую внутренние и внешние дела в единую, совершенно очевидно взаимосвязанную задачу, а это как бы освобождало его от обязанности определять и проводить четко сформулированную, строго определенную внешнеполитическую стратегию. Поэтому глобализация стала темой, которую Клинтон проповедовал с апостольской убежденностью как дома, так и за границей. Во время визита во Вьетнам в ноябре 2000 года он назвал глобализацию «экономическим эквивалентом силы природы», а несколькими месяцами раньше он заявил, выступая в Думе России, что «глобализация — эго черта, определяющая сегодняшний мир».
Относительное снижение международных дел в ряду приоритетов политики Клинтона весьма четко подчеркивается (хотя, вероятно, и непреднамеренно) поразительным контрастом между мемуарами Джорджа Г. У. Буша и Клинтона. Почти шестисотстраничный том Буша, написанный вместе с его советником по национальной безопасности, посвящен — с вполне обоснованной гордостью за достижения авторов — исключительно внешним делам. Даже о вполне заслуживающей упоминания армейской службе Буша во время войны в мемуарах не говорится ничего. Клинтон же (на 1008 страницах!) написал длинный отчет о своей жизни, тактично-осторожный в некоторых личных вопросах, в котором восьмилетнее руководство внешней политикой второго глобального лидера в истории изложено в довольно поверхностном обобщении, занимающем всего около 15 процентов всего объема книги. Даже госсекретарь Клинтона во время его второго срока, гораздо более активная и напористая, чем ее предшественник, посвятила относительно большую часть ее собственных мемуаров воспоминаниям, не относящимся непосредственно к внешнеполитической стратегии и ее осуществлению.
Перефразируя знаменитый афоризм Клаузевица «война есть продолжение политики другими средствами», можно сказать, что Клинтон, в отличие от Буша, действительно рассматривал внешние дела как продолжение внутренней политики. Это отразилось и на внешнеполитических решениях, принимавшихся при нем, и на подборе главных фигур, занимавшихся внешней политикой. Уже первые сделанные Клинтоном назначения советника по вопросам национальной безопасности (Энтони Лейк), государственного секретаря (Уоррен Кристофер) и министра обороны (Лес Аспин) создавали двойственное представление: его команда была явно либеральной по своим взглядам, проявляла внимание к гуманитарным вопросам, была восприимчивой в отношении проблем внутренней политики, но не была склонна к персональной, бюрократической или военной зацикленности. Лейк был особенно озабочен углублением гуманитарного кризиса в Африке. Кристофер, значительно старше Клип тона по возрасту, пользовался большим уважением как человек, избегавший подчеркивать свое положение и известный своей общительностью (в Вашингтоне о нем в шутку говорили: «он у нас такой жизнелюб»), Аспин был опытным политиком, хорошо знавшим внутренние вопросы, с быстрым и ищущим умом, но не имел опыта в стратегическом планировании или в решении крупномасштабных организационных проблем. Ни все вместе, ни в отдельности они не имели желания торопить президента с разработкой программы внешней политики.
Во втором сроке с небольшим запозданием произошли некоторые изменения. К тому времени президенту пришлось заниматься делами более интенсивно, и его внешнеполитическая команда активизировала свою деятельность. Новым советником по национальной безопасности стал Сэнди Бергер, политически искушенный приятель Клинтона еще со школьных лет и поэтому более уверенный в себе и энергичный. Новый госсекретарь Мадлен Олбрайт была решительной сторонницей расширения НАТО и внесла более четкую геополитическую ориентацию в деятельность СНБ с упором на Европу В последующем, когда югославский кризис вылился в крупномасштабное насилие, эта ориентация сыграла важную роль. Билл Перри, ставший министром обороны еще в период первого президентства, был известным специалистом в военных вопросах. Во время второго срока его сменил Билл Коэн, бывший сенатор-республиканец, который до некоторой степени придал работе в сфере обороны и национальной безопасности двухпартийный оттенок.
Еще более заметные различия по сравнению с президентством Буша произошли в механизме управления. Характерной чертой стиля Буша было управление сверху по вертикали, осуществлявшееся узким кругом лично известных президенту лиц под его непосредственным контролем или под контролем «второю я» президента его сдержанного и осторожного советника по вопросам национальной безопасности. Нельзя даже представить стиля более отличного от стиля Буша, чем тот, который ввел Клинтон. Он нарушал большинство принятых правил, и его было даже трудно охарактеризовать. Обсуждения внешнеполитических вопросов в Белом доме при Клинтоне больше походили на то, что немцы называют «кафеклатч» обменом сплетнями, чем на процедуру принятия политических решений высокого уровня. Они выливались в долгие совещания без строгой повестки, редко начинавшиеся и редко кончавшиеся в назначенное время, с неожиданным появлением на них в качестве участников различных сотрудников аппарата Белого дома. Некоторые занимались главным образом внутренними вопросами и присутствовали на заседаниях СНБ по собственному желанию, произвольно включаясь в обсуждение вопросов внешней политики. Президент, особенно в течение первого срока, скорее был одним из участников, чем руководителем с решающим голосом, и когда совещание наконец заканчивалось, часто оставалось неясным, какие же решения были приняты и были ли они вообще приняты. Это делало трудной жизнь советника по национальной безопасности, потому что не было уверенности, что последуют необходимые скоординированные действия по выполнению решении.
Колин Пауэлл, бывший при Клинтоне председателем Комитета начальников штабов, вкратце сказал об этом Дэвиду Роткопфу, который в обстоятельном очерке о системе СНБ, озаглавленном «Управляя миром», писал: «Если вы, например, прилетели с Марса и не знаете, кто есть кто, то вы включились бы в разговор, не зная, кто является президентом». Пауэлл описал атмосферу просто: «Как будто мы были в кафе». И хотя со временем все это улеглось и приняло более обычную форму, другие высшие чиновники все же вспоминают, что даже в течение второго президентского срока Клинтона на заседаниях по внешней политике не было доминирующего голоса. Ни президент, ни вице-президент, ни советник по национальной безопасности, ни государственный секретарь не брали на себя этой функции. Личные влияния были очень изменчивы, и проистекавший отсюда бюрократический разброд так и не удавалось полностью преодолеть. Новообразованный Национальный экономический совет (НЭС), в противоположность СНБ, работал в более четком и профессиональном режиме, возможно, вследствие того, что внешняя политика казалась сферой, в которой каждый может высказать какое-то мнение, в то время как вопросы экономики и финансов доверены лишь посвященным. Во главе Совета был поставлен ответственный представитель на министерском уровне и с четкими полномочиями, и это сразу дало результат, когда администрация Клинтона столкнулась с финансовым кризисом в Мексике и Юго-Восточной Азии.