Страница 8 из 29
— Кто ты? — еле слышно прошептал он.
— Либерта! — удивилась она.
— А я? Кто я?
— Ты Кюн! Глюк оттеснила Либерту от брата.
— Братик, любимый, дорогой, — разрыдалась она от радости.
Кюн смотрел на сестру, не узнавая. Глаза его затуманились, тело его задрожало, и он снова потерял сознание.
* * *
Начиная с этого дня, Кюн каждый день приходил в сознание, выпивал немного вина или молока, старуха-травница никак не могла для себя решить, что ему полезнее, и снова впадал в обморок-сон. Прошла неделя. Кюн исхудал, но на месте ожогов выросла новая, розовая, нежная кожа, совсем не такая, как бывает при ожогах.
— Твои отвары сотворили чудо, — восхитилась успехами травницы Танте.
— Отвары, конечно, помогают … — не отказалась от похвалы старушка. Но произнесла она это с сомнением.
— Брату нужен врач. Он никого не узнает, ничего не помнит. Тётя, ты можешь пригласить другого врача, не того зазнайку, — Глюк посмотрела на Танте с надеждой.
— Я поищу, девочка моя. Всё будет хорошо. Кюн выжил, а память вернется. Только не станет ли твой брат страдать, невеста бросила его.
Глава 4. Школа фехтования
Хард.
Появление в Роззе раненого дворянина Хард воспринял нормально, опять Паша спрятал, нужного ему для допроса, человека. Кюна даже немного подлечили, наложили гипс, но поместили в подземную тюрьму. Прошло два дня, и Хард забеспокоился. Он допросил Кюна, выяснил место схватки и направил в столицу пятерку лучших стражников. Они были снабжены запасами денег и укомплектованы лучшим оружием из обоих миров и амулетами. Хард написал пару писем к своим старым знакомым в имперской страже.
Володя хотел отправиться в столицу в составе сформированной группы, но Хард не захотел вешать на плечи своих спецов такую обузу.
Глюк.
Выздоровление брата проходило невероятно быстро, но душевное здоровье к Кюну не возвращалось. Глюк видела, что он ничего не помнит из прошлого, только то, что успел узнать за последнюю неделю. Врач сказал, что иногда помогает сильное душевное потрясение, и Глюк решилась. Она достала медальон с портретом брата, который вернула Либерта уезжая.
— Твоя невеста попросила вернуть тебе.
— Что это?
— Вы обменялись своими портретами, чтобы хранить на груди образ любимого человека.
— То есть, та худышка-замухрышка бросила меня?
— Я понимаю, что тебе больно, но не надо так грубо. Этим ты не сможешь изгнать из своего сердца любовь к Либерте, — Глюк обняла брата. По правде, ей до сих пор было страшно смотреть на его бесформенное, гладкое, безволосое лицо.
— Хороший портрет, — весело произнес Кюн, — я был красив … Но Глюк услышала в его словах то, чего там не было, горечь от разлуки с любимой, издевку над собой, обезображенным пламенем. И заплакала, неожиданно для Кюна.
— Она была твоей подругой? Ты любила её? — заинтересовался брат.
— Нет. Позавчерашняя простолюдинка! Как она могла мне нравиться? Как я могла с ней дружить? — возмутилась Глюк. Слезы мгновенно высохли.
— Тогда всё в порядке? — деликатно спросил Кюн.
— Ну и кто кого утешает?! — обрадовалась его сестра.
* * *
На следующий день Глюк заметила, что Кюн постоянно вглядывается в свой портрет.
— Что ты хочешь там высмотреть?
— Ничего. Но мне кажется, что, если я буду внимательно смотреть на портрет, то стану прежним, таким, каким был до ожога. Глюк подумала, что Кюн потихоньку сходит с ума. Она убежала к тете и разревелась. Смарт, муж тети Танте, сделал свой вывод.
— Парень уже физически здоров, а нюни распустил, как кисейная барышня. Пора восстанавливать боевые навыки, да и похудел мальчишка чересчур, мышцы нужно нарастить. Сегодня же займусь с Кюном фехтованием, — Смарт решительно встал и двинулся в комнату больного.
— Дядя, дядя …, — напрасно попыталась остановить его Глюк.
Кюн.
Смарт решительно, не постучав, вошел в комнату к Кюну.
— Что-то ты, племянник, залежался. Пора. Давно пора нам с тобой заняться делом, — слишком оживленно и жизнерадостно заявил Смарт.
— Я не против, дядя. Боюсь только, что от меня будет мало толку.
— Посмотрим.
Учебный бой на саблях продолжался недолго. Двигался Кюн сковано, технически он потерял все навыки.
— Хорошо, — заявил Смарт в конце.
— Что тут хорошего? — не понял Кюн, — я совсем не умею фехтовать.
— Именно это и хорошо! Летом, когда я был у вас в поместье, твоя техника боя меня разочаровала. Отцовская школа давно устарела, а переучивать всегда сложнее, чем учить.
— А не поздно начинать учиться?
— Собираешься осуществить мечту отца, купить место судьи, жениться … Должен тебя разочаровать, цены на судейские места сильно выросли. Денег, которые твой отец хотел получить под залог поместья, теперь не хватит.
— А ты что предлагаешь?
— Военная служба. Офицерские патенты, напротив, снизились в цене. Купишь себе должность капитана, но без военной подготовки здесь не обойтись. Надо научиться фехтовать, армия — это дуэли. По прибытии в полк сослуживцы сразу проверят твое мастерство, окажешься слабаком — не примут в свою среду.
— Они годами непрерывно тренируются, а я начну с нуля. Мне их не догнать.
— Настоящих мастеров немного. Тех, о ком ты говоришь. Они стоят особняком, в армию служить из них никто не пошел. Там нет возможности ежедневно заниматься, спарринг-партнеры не те, война не оставляет свободного времени и не создает условий. Это как призовая лошадь, она заболеет там на третий день, через неделю сдохнет.
— Интересно … Ты сравнил мастера клинка со скаковой лошадью! — засмеялся Кюн.
* * *
Смарт определил Кюна в фехтовальную школу. Он посчитал, что в самом начале нужно заложить основы. Школа располагалась недалеко, рано утром учитель задавал Кюну урок, проверял, правильно ли тот понял задание, Кюн возвращался домой и целый день отрабатывал упражнения. Иногда, возвращался и переспрашивал учителя, почему у него не получается упражнение. Кюн старался не встречаться с другими учениками, чтобы не пугать детей своим видом. Заниматься одному Кюну помогала прекрасная зрительная память и отличная координация движений. Учитель фехтования сравнивал Кюна с молодым хищником, легким, подвижным, быстрым, резким. Из-за прогулок по городу юноша начал носить легкую шелковую маску. Скоро она стала привычной даже для дома.
Прошел месяц и Кюн обнаружил легкий пушок на голове. Волосы были совсем белые, седые, но сестра обрадовалась и таким.
— Сними маску. Я хочу посмотреть на твоё лицо, — с надеждой попросила Глюк. Кюн снял, Глюк счастливо улыбнулась и захлопала в ладоши.
— У тебя тонюсенькие брови и ресницы выросли, белые, правда. Ничего, волосы выкрасим орехом. Еще немного и ты станешь прежним красавцем. Либерта локти будет кусать, — неосторожно напомнила брату о невесте Глюк.
— Здесь, в столице, много девушек приличнее и родовитей, чем эта недостойная девица, — вмешалась Танте.
— Пора проверить — не забыл ли ты, племянник, танцы. Через две недели закончится траур, будешь сопровождать сестру на званые вечера, — с облегчением сказал Смарт. Танте возложила эту обязанность на мужа, и тот рад был бы спихнуть её на Кюна. Как выяснила Глюк тут же, танцы её брат все позабыл. Две следующие недели Кюн не имел ни секунды отдыха, он разрывался между двумя школами. Фехтование чередовалось танцами, отработка стандартных фигур — не менее стандартными связками.
* * *
Горечи от потери отца Кюн не ощущал, и водоворот столичной жизни затянул его, он ощутил прелесть вечеров и приёмов, на которых тетя и дядя вращались в своем кругу, а он и Глюк среди молодёжи. Родни у Кюна было много, к тому же он и Глюк получали приглашения от родственников Смарта, занят был почти каждый вечер. Свою сестру-толстушку Кюн не считал красивой девушкой, но он с удивлением отметил нешуточный интерес к ней со стороны молодых людей. Манеры у многих были, на его взгляд, далекими от совершенства, но Кюн списывал всё на своё провинциальное воспитание. Какое? Он об этом ничего не помнил. Старательно всматриваясь в кривляния молодых людей он не находил в них ни красоты, ни чувства, ни ума. Кюн попытался пару раз изобразить то одного, то другого спесивого кавалера Глюк, та хохотала до слез. Во втором случае самолюбивый ухажер Глюк вызвал Кюна на дуэль. Отказаться было нельзя без урона для чести, так оценил ситуацию дядя.