Страница 7 из 29
— Вот тогда ты начнешь писать так коряво, что только врачи смогут прочитать написанное, — смеялся Бюттель.
— А я считал, что это ваша тайнопись, — удивился брат, — меня пару раз приглашали консультировать сложные случаи внезапной смерти, я ни единого слова не смог прочитать в ваших писульках. Братья еще целый час смеялись, правда до этого они выпили две бутылки эльфийского темного.
* * *
Дилижанс появился буквально через пять минут, группа захвата едва успела приготовить оружие. Метров за двадцать до засады дверь дилижанса открылась, и оттуда выскочил мужчина. Один из стражников выстрелил из арбалета, он действовал без команды, рефлекторно. Магически усиленная стрела разворотила грудь, и мужчина умер мгновенно. Это был, явно, посторонний, потому что удар чудовищной силы снес пригорок, земля горела и плавилась. Именно в этот момент Бюттель почувствовал глубокую благодарность «перестраховщикам», выдавшим ему амулет такой силы. Стандартная фитюлька давно бы сгорела от невероятно мощного удара. Бюттель плюнул на расход магии и бросил всю энергию амулета в заклинание силового жгута. Дилижанс потерял всю правую стенку, а молодой, худощавый, бедно одетый мужчина спокойно выдержал давление ужасной силы, и … Бюттель оказался в холодной морской воде. Клубы пара поднялись вверх, магическое железо потянуло Бюттеля на дно. От неожиданности маг нахлебался соленой воды, ужас близкой смерти охватил Бюттеля, три-четыре минуты, на большее его не хватит. Через секунду, неподалеку, раздался громкий всплеск, силовой жгут ослаб, это вражеского мага затянуло в воду вслед за Бюттелем. Злорадство охватило имперского мага, он добавил к мощности амулета свой небольшой запас магии и изо всех сил сжал магический силовой кокон. Видимо, это подействовало, Бюттеля выбросило обратно на дорогу, он покатился по пылающей огнем земле, снова оказавшись в клубах пара. На этот раз чуть дольше, чем в первый раз, на целую пару секунд, пограничник задержался в море. И снова силовой жгут, натянувшись до предела, притащил вражеского мага вслед за Бюттелем. Силовой жгут протащил пограничника по другой стороне дороги, перерезав четверку лошадей и дилижанс пополам.
Пограничник встал на ноги, и, недолго думая, снова отправил Бюттеля в море. На этот раз энергии амулета не хватило, и пограничник остался на дороге. Глубина моря была небольшая, Бюттель сбросил доспехи и всплыл. В сотне метрах, на берегу, виднелись здания, и гуляющие по набережной люди. Последние с интересом посматривали в сторону моря, появление Бюттеля сопровождалось спецэффектами. Без оружия, без магической энергии, в холодной воде, маг почувствовал страх. Никто не торопился к одинокой лодке, чтобы спасать утопающего и Бюттель сам поплыл к берегу.
Павел Ильич.
Невдалеке от меня лежал труп Брокена, чуть дальше стонал его сын. Когда мальчишка успел выскочить из дилижанса, я не помнил. Ноги и правая рука у него были сломаны, было такое впечатление, что его зацепило ударной волной от моей магической атаки на стражников. Я отправил его в Роззе, рассчитывая скоро вернуться туда. Трупы лошадей и остатки дилижанса образовали завал на дороге. Оттуда были слышны стоны и крики, значит, кто-то выжил. Я осторожно попытался освободить пассажиров, первым показался Ричи, бодрый и здоровый. Он поднял магический пистолет и выстрелил в меня, я рефлекторно ударил огнем в ответ. Нервы у меня, видимо, уже начали сдавать, я вложил в удар слишком много силы, амулет у Ричи рассыпался мгновенно, и через пару секунд только облако пепла и пара, да сапоги остались от моего дорожного приятеля. Файербол, запущенный Ричи, был очень странный, он летел медленно и состоял из множества разноцветных огоньков. Казалось, можно легко убежать от такого огненного шара, да он и не казался опасным, скорее красивым, созданным рукой художника. Моя защита тоже не восприняла его, как опасность. Я только успел закрыть глаза рукой. Одежда, обувь и перчатки были прожжены насквозь. Я упал лицом в снег и потерял сознание от острой, мгновенной боли.
Глюк.
Худенькая Либерта лежала сверху, на Глюк, заслоняя её от опасности. Так выглядело бы со стороны, и Глюк спихнула дрожащую подружку брата в сторону. Они выползли из-под обломков, огляделись, страшная картина вызвала у них тошноту. Глюк переместилась на снежную сторону дороги и долго терла лицо снегом.
— Там Кюн лежит, весь обгорел, но живой, — сквозь слезы проговорила Либерта и потащила Глюк за руку назад по дороге. На брата Глюк не могла смотреть без ужаса. Черный кусок обгоревшего мяса издавал булькающие звуки. От одежды ничего не осталось, только шляпа лежала чуть в стороне, и дымящиеся подошвы сапог открыли единственное живое место — ступни ног. Со стороны дилижанса, приволакивая ногу, подошел охранник господина Ричи.
— Кто это? — с дрожью в голосе спросил он.
— Мой брат, — Глюк с надеждой посмотрела на охранника, — у тебя есть исцеляющий амулет?
— Да. Но он очень дорого стоит, — охранник подумал, что гуманнее было бы прирезать юношу, но девчонка его не поймет.
— Я заплачу, — Глюк сняла фамильное ожерелье. Охранник хмыкнул.
— Пятьдесят корон, — подумав, заявил он.
— Я заплачу, — повторила Глюк, — у отца есть с собой полсотни.
— Брокен мертв, — почему-то шепотом сообщила Либерта.
— Либерта, ты не могла бы сама принести деньги. Справа на поясе небольшой, шитый серебром, кошелек, — слезы высохли, но Глюк была готова снова разрыдаться.
Либерта принесла кошелек. Глюк пересчитала деньги. Полсотни корон отдала охраннику, а сама грустно посмотрела на пару оставшихся монет. Охранник достал амулет. По телу Кюна пробежала волна синего света, он резко и глубоко вздохнул и потерял сознание. Минут через двадцать со стороны столицы показался конный отряд стражников. Грохот взрывов и яркие вспышки магической схватки привлекли их внимание.
— Сержант, у меня брат пострадал, лежит без сознания. Помогите отвезти его в город, — обратилась Глюк к командиру отряда.
— Нам некогда. Дождись попутного транспорта. Наверняка скоро целая вереница подъедет. Забздели купчишки, услышав взрывы! И не зыкрай на меня глазами, а то и тебя, и твоего мальчишку, — сержант кивнул в сторону Либерты, одетой по-мужски, — задержу, как свидетелей. А эта «головешка» останется подыхать на обочине. У Глюк не было сил плакать. Она хотела броситься на сержанта, выцарапать ему глаза, но его презрительная, брезгливая усмешка и явная готовность ударить её, остановила. Сержант забавлялся, уверенный в своей безнаказанности. Здесь, в столице, мелкопоместное дворянство, явно, не уважалось. Глюк почувствовала себя простолюдинкой на обочине, в грязи, когда она сама, смеха ради, часто пришпоривала своего коня, чтобы обрызгать с головы до ног, случайно встреченную замарашку. Сержант обошелся с ней именно так. Спустя мгновение Глюк увидела поднимающийся из низины обоз и бросилась ему навстречу.
* * *
Танте, родная тетя Глюк, сестра покойной матери, встретила её сердечно, искренне соболезнуя Глюк, она сама горевала о гибели своего зятя. У Брокена она всегда замечала только достоинства, виделись они редко, а пока была жива сестра, та никогда не жаловалась на мужа. Из-за хлопот с больным Кюном похороны Брокена скомкали, хотя дальней и ближней родни в столице оказалось много, не все они почтили его похороны своим присутствием. Врачи в столице были не такая редкость, как в провинции, Танте пригласила за свои деньги самого дорогого и сильного в этой области мага. Врач осмотрел Кюна, но лечить не взялся.
— Ему осталось жить не дни, а часы. Чудо, что после такого ожога он до сих пор жив. И ушел, но деньги за визит взял. Кюн не знал о вердикте врача и не желал умирать. Не приходил в сознание, не пил, не ел, не умирал.
Старушка-травница готовила отвары, протирала Кюну кожу, вернее, сплошной ожог.
* * *
Через три дня за Либертой приехал отец. Они собрались уезжать в тот же день. Кюн, как будто почувствовал, очнулся, открыл глаза, увидел Либерту.