Страница 21 из 30
— Ну и что?
— Похоже, ее встречали в Юрмале, в компании сомнительных молодых людей, но сведения неточные. Вечно беда с этими паспортными карточками… — капитан кивнул на дверь. — А эта с чем приходила? Опознала нашу птичку?
Кашис покачал головой.
— Все говорит за то, что зря мы стараемся связать обе эти нитки в один узел.
— Может, и правда обыкновенный спекулянт, честно купивший эту камбалу у нечестных рыбаков.
Подполковник неожиданно трахнул кулаком по столу.
— Выкиньте вы из головы эту проклятую камбалу! Официально нам ничего не известно об ограблении гражданки Зандбург. Мало ли что случается на рижском вокзале…
В этот момент зазвонил телефон. Некоторое время Кашис молча слушал, в глазах появилось радостное оживление, затем лицо у него вдруг вытянулось.
— Еду, — наконец сказал он, положил трубку и посмотрел на капитана. — Вот только не промазал ли снова наш брат Теодор?
При виде подполковника Кашиса, входящего в дежурную комнату железнодорожного отделения милиции, Альберт радостно вскочил навстречу и протянул руку. Он не чувствовал за собой вины и потому не намеревался строить из себя жертву закона, уповающую на помилование.
— Здравствуйте, дядя Эджус!
Непривычно фамильярное обращение заставило Кашиса насторожиться. Но он тотчас выкинул из головы преждевременные сомнения. Мальчишка вырос у него на глазах, закадычный друг его собственного сына… Определенно это недоразумение! Да и кто не заволнуется, впервые в жизни попав в милицию, где, кажется, сами стены излучают подозрительность? Однако на приветствие юноши ответил лишь сдержанным кивком головы.
— Привет, привет! Прежде, чем начнем расхлебывать эту… — подполковник воздержался от употребления слова «каша» и, недовольный оплошно начатой фразой, продолжал: — Я должен выяснить один вопрос. И имей в виду: от твоего ответа многое зависит, потому подумай хорошенько. Где ты был вечером в прошлый вторник?
Альберт лихорадочно прикидывал, что мог таить в себе этот вопрос. Но так ничего и не придумал. Наверно, разумней всего сказать правду.
— У вас дома, товарищ подполковник. Это же как раз был Расмин день рождения.
— Правильно! — у Кашиса будто камень с души свалился. — А теперь, голубчик, расскажи, что тут с тобой приключилось.
— Сегодня вечером мы собирались пройтись на яхте. Отметить закрытие летнего сезона. Ночи уже холодные. Ну и решили для профилактики скинуться на две бутылки коньяка. Вчера в Риге я видел хороший и купил. Но не повезу же бутылки домой — сами знаете, мамаша у меня старомодная…
— И мой Варис, конечно, тоже в вашей бражке, — Кашис с трудом удержался от иронической улыбки.
— Что вы, товарищ Кашис! — поспешно стал выгораживать друга Альберт. — Он ничего даже не подозревает! Да и Астра все равно бы ему не позволила.
— Ясно. Классовая солидарность… А дальше?
— Ну куда мне с бутылками? Другие родители тоже могут на это косо посмотреть. В яхт-клубе та же Астра может наткнуться на них раньше времени. Вот и решил оставить здесь на вокзале — в багажном шкафчике. А сейчас пришел, чтобы отвезти прямо на яхту, но ваши подчиненные пристали ко мне с каким-то портфелем… Как он мог оказаться в седьмом шкафу с левой стороны? Не понимаю.
В рассказе не все было до конца логично, и именно потому Кашис был готов в него поверить. Зачастую ложь бывает более связной, чем правда. Такова жизнь…
— А вроде бы вы сказали, что он открывал восьмой? — спросил Кашис у Яункална.
— Я не считал, товарищ подполковник, — и Яункалн заговорщицки подмигнул. — Но было все правильно, дверца отперлась, даже не скрипнула.
— Не надо торопиться. Яункалн… Может, нам самим будет еще очень кстати глоток коньяку во всей этой передряге… Какой там у тебя был? «Голый младенец» или «Под дунайским мостом?» — и Кашис кивнул милиционеру-железнодорожнику, чтобы тот запротоколировал ответ Альберта.
— Армянский «три звездочки».
— Тогда не станем терять времени!..
Процессия двигалась вдоль стенки шкафчиков и вслух отсчитывала дверцы.
Что за чудеса! Открыта была не седьмая камера, а восьмая, у которой дежурил милиционер.
— Какой был твой шифр? — задумчиво спросил Кашис, хотя всегда любил похвастать хорошей памятью.
— Он открывал этот шкаф четырьмя семерками, — опередил Альберта Яункалн.
Кашис вопросительно взглянул на юношу. Альберт утвердительно кивнул. Тогда подполковник собственноручно набрал четыре семерки и потянул ручку дверцы.
Шкафчик беззвучно раскрылся, и все увидели в нем синюю авоську с двумя бутылками армянского коньяка «три звездочки».
— Конфисковать, как вещественное доказательство и приложить к материалам дела? — спросил сержант, чтобы скрыть свой конфуз.
Кашис молчал. Он тщательно проверил оба замка. Они были в полном порядке — нигде ни царапины, ни иных следов насильственного вскрытия.
— До чего же бедна у людей фантазия! Двое запирают свой багаж на четыре семерки, и притом в соседних камерах! — вздохнул он наконец.
— А что особенного? Теперь в Риге что ни сделают — почти все называют «Дзинтарс»[2], — заметил сержант.
— Семерка — мое счастливое число, — сказал Альберт. — С детства.
— Как видишь, не только твое, — с усмешкой заметил Кашис.
— Вот ведь совпадение — как в плохом детективном романе, — позволил себе наконец высказаться Яункалн.
— Бросьте вы цитировать из своего ненаписанного собрания сочинений! — перебил его сердито Кашис, взял Альберта под руку и отвел в сторону. — Послушай-ка, приятель, неужели тебе так необходим этот коньяк? Ведь сегодня довольно теплый вечер, но если уж очень надо, — он достал бумажник и протянул Альберту деньги, — купи еще, а этот пока придется оставить в милиции. Расписочку получишь завтра… Да, кстати, ты этот коньяк покупал в Риге?
Альберт молча кивнул.
Яункалн знал, что по любым вопросам, имеющим отношение к службе, подполковник высказывается только в служебных помещениях. В машине из него слова не выжать — и не потому, что не доверял водителю. В таких случаях он не признавал поспешности… Но как только они переступили порог кабинета Кашиса, Яункалн дал волю своим чувствам.
— Ничего больше не понимаю, — сказал практикант и для выразительности развел руками.
— Студенту это простительно, — ответил подполковник без иронии.
Включив сильную настольную лампу, он стал рассматривать в лупу этикетки на бутылках с коньяком.
— Ленинградский розлив, — пробормотал себе под нос Кашис, поморщился и махнул рукой. — У вас глаза помоложе, прочтите, в каком ресторане куплены эти бутылки.
— На круглом печать не разобрать — смазана, — сообщил немного погодя Яункалн. — Только одно слово можно более или менее понять — Юрмала.
— А парнишка мне сказал, что купил коньяк в Риге, — с удовлетворением усмехнулся Кашис. — Надеюсь, вы не подумали, что я попросил этот коньяк для себя?
— Но это же нечестный прием! — возмутился Яункалн. — Надо было предупредить, составить в его присутствии протокол. Мы должны бороться с преступностью по-настоящему, а не подводить под монастырь таких вот желторотых.
— А может, как раз наоборот, — миролюбиво ответил Кашис. — Хочу его спасти, покуда не поздно. Составить протокол — дело плевое.
— Все равно! Это бросает тень на всю деятельность милиции, — не сдавался Яункалн. — И хорошо, что я твердо решил после университета пойти в адвокатуру!
— Ваш вызов считайте принятым, — улыбнулся подполковник. — А покуда суд да дело, вам придется выяснить, где куплен этот коньяк. Думаю, это будет несложно, потому что армянский коньяк «три звездочки» теперь сравнительно редкое явление. — Он отпер встроенный в стену сейф, достал бутылку коньяка и положил к себе в портфель. — Я, например, сегодня объездил весь город и ничего лучшего, чем молдавский, не нашел.
X
Выйдя из дежурной комнаты милиции, Альберт почувствовал себя так, будто по меньшей мере выиграл в лотерее мотоцикл с коляской. Ему даже не пришло в голову, что его постиг полный провал: задание Петера не выполнено и обещанного вознаграждения ему не видеть как своих ушей. Ну и пусть! Он был на свободе, это главное, и ничто другое его сейчас не заботило. Авось так же просто он выпутается и из остальных неприятностей. В худшем случае сочинит какую-нибудь жалобную историю и напишет отцу, чтобы выслал денег на ремонт машины. Не оторвет же он ему голову? А мать поохает, поохает, выплачется и сама же побежит на поиски запчастей. А краденую «Волгу» он в первую же дождливую ночь отгонит в лес и бросит на видном месте — целехонькую, без единой царапины. Проблемы, которые ему утром непосильным грузом давили на сердце, после только что пережитого ужаса казались мелкими и несущественными.
2
Дзинтарс — янтарь (лат.).