Страница 20 из 30
Варис с удивлением поглядел на сестру:
— А ты сходи, если это входит в твою практику.
«Можешь подначивать сколько влезет, — Расма мысленно продолжала разговор с братом. — На сей раз это действительно воспитательное мероприятие. Только — не для Альберта, а для самой себя. Если сейчас не пойду и до конца не выскажусь, вся моя смелость гроша ломаного не стоит. А тогда пусть его делает, как знает — пусть хоть откажется от должности начальника патруля — у меня будет душа спокойна…»
Но когда Расма нажимала кнопку звонка, душа у нее была отнюдь не спокойна и утихомирилась значительно позже, когда стало ясно, что дверь Альбертова дома перед ней так и не распахнется.
Опытный человек, разумеется, предпочел бы совершить этот поступок перед самым отправлением поезда или же вскоре после прибытия. Тогда в багажном помещении бывает полным-полно народу, спешащие люди бестолково толпятся в проходах и никто не обращает внимания на других.
У Альберта сноровки в таких делах не было. Он как нарочно явился в самое тихое время. Помещение было пусто, под сводами гулко раздавались только его шаги. Шевеля губами, Альберт отсчитывал шкафчики верхнего ряда и постепенно приближался к центру зала. Вот этот и должен быть восьмой…
Юноша колебался. Он никак не мог отделаться от назойливого чувства, что кто-то неотступно за ним следит, даже спина зудела от взгляда этого неизвестного соглядатая. Но стоять неподвижно и изображать теленка перед воротами скотобойни было бы еще подозрительней. К тому же он прекрасно сознавал, что махнуть рукой и смыться он не посмеет.
Альберт огляделся по сторонам. Поблизости никого не было видно, только в самом конце коридора суетился носильщик. Он был в форменной фуражке и с номером на отвороте тужурки.
Рука дрожала, словно от непосильного напряжения, цифры перед глазами сплылись в неразличимую путаницу. Потребовалось напрячь всю силу воли, чтобы приостановить эту чертову карусель.
Оттерев испарину со лба, Альберт стал вращать цифровые барабанчики замка. В окошках одна за другой появились четыре семерки.
7—7—7—7 — шифр, сообщенный ему Петером.
Альберт уже было взялся за дверцу, как вдруг ощутил у себя на плече чью-то руку — столь тяжелую, что ноги оказались намертво прикованными к полу, и даже нельзя было повернуть голову. Прошло немало времени, покуда Альберт спохватился, что еще не все потеряно, надо только сохранить железное спокойствие.
Преисполненным благородного возмущения движением плеча Альберт сбросил с него чужую руку и вызывающе взглянул на стоявшего рядом человека.
Это был Тедис Яункалн, переодетый носильщиком и выполнявший свое первое самостоятельное оперативное задание. Вид у него был настолько смущенный и растерянный, что можно было бы даже не волноваться, не находись тут же рядом железнодорожный милиционер в полной форме.
— Проверка, — выговорил наконец Яункалн преувеличенно громко и предъявил свое временное удостоверение. — Вы заняли именно этот шкафчик?
— Конечно! Опустил пятнадцать копеек и все как полагается, — отчеканил Альберт словно заученную назубок роль. Вроде бы все шло по сочиненному Петером сценарию.
— Тогда, пожалуйста, перечислите, что у вас там находится, — Яункалн тоже ни на йоту не отступал от полученных инструкций.
— Пожалуйста. Синяя авоська и в ней две бутылки коньяка.
На лице Яункална не дрогнул ни один мускул — было бы несолидно преждевременно выказывать свое удовлетворение.
— Открывайте! — В шкафчике лежал желтый портфель из свиной кожи. С тем же успехом он мог быть и пуст, но подполковник Кашис любил такие инсценировки.
По его расчетам, теперь всем троим надлежало изобразить удивление. Но это удалось одному Альберту и то в самой незначительной мере.
— Не может быть! — шумно запротестовал Альберт, когда к нему вернулся дар речи. — Где мои бутылки с коньяком? Я же своими руками поставил их сюда! Седьмая камера слева, потому я и цифру придумал такую — четыре семерки… Товарищи начальники, вы свидетели — меня обокрали! Я не мог спутать, я же не пьяный. Это седьмая камера, правильно?
Он говорил с таким внутренним убеждением, что сержант уже начал колебаться — может, и в самом деле надо бы проверить? Но Яункалн не желал пускаться в разговоры.
— Возможно, конечно, это недоразумение, — уступчиво сказал он, — в милиции все выясним.
— Нет, никуда я не пойду! — возмутился Альберт. — Мне нет никакого дела до этого портфеля! Я сейчас найду свой коньяк, и вы убедитесь. Придется извиниться! — он попытался освободиться от Яункалновой руки. — Какое вы имеете право?
Альберт разошелся вовсю, и Яункалну это надоело. Ему вовсе не хотелось затевать тут публичный скандал.
— Отведите в дежурную комнату! — сказал он сержанту. — А я сейчас позвоню подполковнику Кашису, пусть вышлет машину.
Лицо Альберта вдруг прояснилось. Какой смысл сопротивляться, лучше воспользоваться этой неожиданной возможностью.
— И передайте товарищу Кашису, что друг его сына, Альберт, очень просит его приехать…
Рабочий день близился к концу, а письменный стол подполковника Кашиса все еще был завален всевозможными следственными материалами. Фотоснимки, портреты задержанных на рижском вокзале воришек в профиль и анфас, фотоувеличения отпечатков пальцев. Но погруженный в молчаливое раздумье подполковник не смотрел ни на них, ни на официантку вокзального буфета, что сидела перед ним на стуле для посетителей. Он молчал, потому что не знал лучшего способа вынудить человека говорить.
Однако сегодня молчание грозило чрезмерно затянуться. Терпение Кашиса катастрофически таяло, и он поднял взгляд на допрашиваемую. Та же воспользовалась царившей в кабинете тишиной по-своему и теперь мирно посапывала, во сне уронив голову на грудь.
Кашис улыбнулся. Вот оно, неопровержимое доказательство ее невиновности. Человек, замешанный в темных махинациях, так сладко спать в кабинете следователя не станет. Он откашлялся и вопреки своему принципу заговорил первым.
— Так говорите, сегодня у вас опять торговали вяленой камбалой… Почему сразу не позвали милиционера?
— Я же вам объяснила, что сперва надо было рассчитаться с посетителями. А секретной связи у меня нет.
— Понятно. Значит, сегодня только один барышничал. Мужчина лет тридцати, синеглазый, волос кудрявый, светлый… И он нисколечко не походил вот на этого? — он показал фотоснимки задержанного вора.
— Который раз одно и то же… — устало кивнула официантка. — Этот самый тип, что и тогда, только без той цацы… И вообще нельзя ли побыстрей кончить, вы ведь зарплату мне не платите…
— Сейчас, — Кашис включил магнитофон и потому повторял вопросы. — Вы убеждены, что никогда ранее не видели мужчину на предъявленном вам фотоснимке номер шестьдесят восемь?
— Я и про это уже два раза сказала. Товарищ начальник, я пришла добровольно, а вы меня мучаете как какую-нибудь… — официантка не докончила фразу.
— Ладно, спасибо и на этом, — и Кашис протянул ей подписанный пропуск. — Можете быть свободны…
— Я всегда свободна! — отрезала официантка и встала.
— Не сердитесь, — улыбнулся Кашис. — Это просто такое у нас выражение.
В дверях официантка разминулась с капитаном Лаувой.
— Что нового? — спросил Кашис, пытаясь прочесть ответ по выражению лица капитана.
— Неудачи это ведь не новости, и даже не сделанное дело, — с комфортом расположившись на кресле, ответил капитан Лаува. — Я только что оттуда. Все местные версии отпадают, может быть, кроме одной. В июле в Ригу уехала учиться внучка колхозного сторожа. И в минувшее воскресенье ни с того ни с сего вдруг объявилась снова. Расфуфыренная, как столичная примадонна, привезла родителям новый транзистор «ВЭФ». Приехала на частной «Волге» с двумя кавалерами. Погостили пару часов и укатили.
— Ну и что же?
— А то, что эта Ингрида Каркле не учится ни в одном из рижских институтов и нигде не прописана. Вот, — он положил на стол перед Кашисом увеличенную фотокарточку Ингриды. — Велел увеличить и раздать.