Порыв ветра

Действительность оказалась несравнимо ужасней.

Словно оживший фильм о войне. Вернее, я увидела, как могли выглядеть разгромленная армия, перемешанная с непрерывным потоком беженцев. Джунгли вокруг вытоптаны и объедены до земли и голых стволов деревьев. Дикие, домашние животные, грязные, измученные люди всех возрастов, некоторые даже с оружием. Все друг друга боятся, шарахаются, лес наполнен одиночками. Надо объединяться, чтобы выжить, но с кем? Никто ничего не знает. Многие в отчаянии, лежат на земле и уже ни на что не реагируют. Наверное, их можно поднять, заставить что-то делать, но это должна быть очень большая сила и власть.

Словно в подтверждение моих мыслей где-то вдали прозвучал сигнал горна. Сильный, резкий, повелительный, он привлекал внимание, и многие поворачивали головы в ту сторону, откуда он раздался. Но с места не сдвинулся ни один.

А вот Гман отреагировал весьма живо. Резко остановился и стал прислушиваться, словно пытаясь поточнее уловить направление.

— Сигнал тебе знаком?

— Да, это боевой сигнал барнака Канхи, созывающего войска.

— И что он означает?

— Как что? — удивился моей непонятливости Гман — Все воины должны идти к нему.

— Ты служил у него?

— Нет, но сигнал мне знаком. Да сейчас и без разницы, служил или нет. Если звучит горн, значит, есть командир, и он знает что делать. Всяко-разно лучше, чем в одиночестве загибаться под кустом.

— Ну так иди — я постаралась сказать это как можно мягче — Там твои родичи, там ты будешь нужнее.

Гман дернулся, словно уже готов был бежать, замялся, не зная на что решиться, но быстро успокоился.

— Гораздо больше пользы я принесу если останусь с тобой, госпожа.

— Чем?

— Служить эльхае гораздо важнее.

Чем важнее? Прислуживать девчонке, которую он сам возвел на пьедестал, придумав что-то из своих легенд? Важнее, чем служить своему народу?! Я в очередной раз почувствовала стыд за то, что меня принимают за кого-то другого. Гман чего-то ждёт от меня, надеется, а я… я хочу сбежать. Подальше от всего этого ужаса. Но я не буду обнадеживать его, и постараюсь при первом удобном случае отправить к месту сбора солдат. Там он будет нужен по-настоящему, а я уж как-нибудь перебьюсь. Животные мне теперь не страшны, да и людей я теперь не испугаюсь. На самый крайний случай у меня даже ножик теперь есть. Не пропаду.

Прошли ещё пару километров, и вдруг сбоку резкий окрик.

— А ну стоять!

Гман резко развернулся, по-особому выставив свое копьё. Я тоже повернулась, хоть и не так быстро. Подходившие к нам мужчины выглядели весьма грозно. Парочка громил — родичей Гмана с такими же копьями, да ещё и в доспехах. Трое других выглядели скромнее — обычная одежда (безрукавки, штаны), короткие мечи. Но выражение лиц у этих «гребешков» (так я для простоты стала назвать тех, что с роговым валиком на черепе) весьма спесивое и решительное. То ли они надеялись на силу двух громил, то ли принадлежали к какой-то правящей касте, но Гман в их присутствии ощутимо стушевался. А старший продолжал наседать.

— Ты что, не слышал сигнал сбора? Сейчас каждый меч на счету, а ты с уродской бабой разгуливаешь?

— Это не баба, это эльхае Натис! И я ей служу!

— Служить ты будешь барнаку Канхи, и если останешься жив, то можешь трахать всё что шевелится. Хоть эту…..

Видимо, он сказал что уж совсем непотребное, и копьё Гмана резко нацелилось в горло старшего гребешка. Я еле успела перехватить руку. Не хватало ещё, чтобы из меня подрались и кто-то погиб. Я примирительно улыбнулась.

— Не надо ругаться. Гман, может и в самом деле тебе лучше пойти с ними?

Гман удивленно оглянулся, а старшему моё вмешательство не понравилось абсолютно.

— Заткнись, шушера. Тут я решаю, кому что говорить и что делать!

Чего он разозлился, ведь я только подтвердила его слова? Наверное, надо было промолчать (все и так на нервах), уйти, но я уже отвыкла от подобной грубости. Заставить встать на колени, чтобы было понятно их положение? Уже неинтересно.

Коротко приказала:

— Поднимите руки и стойте так, пока я не разрешу опустить!

Слова мата застряли у старшего в горле. Интересно было наблюдать, как пятерка здоровых мужиком, сопротивляясь из всех сил, медленно, но подняли руки и замерли, словно фашисты по команде «Хенде хох». А дальше-то что? Что мне с ними делать?

Старший вдруг как-то по-особому зашипел, и из кустов к нам полезло нечто неописуемое. Четырехметровая помесь тигра, динозавра и гиены. Огромная пасть, полная жутких зубов. Ко всему прочему, голову, шею и корпус зверюги покрывал панцирь из костяных пластин, то ли искусственных, то ли собственных. И выползала эта скотина медленно, словно специально давая возможность получше рассмотреть себя и добровольно умереть от страха.

Я попыталась остановить его, как и всех других животных, даже усилила нажим, но твари это было безразлично. Легкое удивление, не более. Стараясь не впасть в панику, постаралась настроиться поточнее, но ничего не получалось. Удивительное животное, совершенно не поддающееся внушению. Попыталась послать образ огромной змеи, готовящейся к броску, но это чудище только чуть замедлилось, примериваясь, как бы половчее вцепиться. Осталось всего шагов пять, и тогда я сделала последнее, на что хватило ума — послала образ самки, да ещё и мурлыкнула что-то ласковое. Вот теперь чудище пробрало — оно даже замерло с поднятой лапой. Я вернула себе прежний облик, и снова замурлыкала, но уже что-то призывно-повелительное. Такое превращение оказалось выше понимания зверя. Он осторожно приблизился ко мне и ещё осторожнее обнюхал с ног до головы. Ощущения… Огромная морда, огромные зубы, огромные ноздри, шумное взволнованное дыхание, резкий запах хищника. Но я вытерпела. И даже осмелилась коснуться морды хищника. Между нами словно проскочила искра, и вся его сущность сразу стала ясной и понятной — обычная бойцовая собака. Не добрая и не злая, просто их веками воспитывали хватать и убивать. Умереть, но не выпустить добычу из зубов и когтей. Была ещё странность — я воспринимала хищника то как собаку, то как кошку. Поэтому и получилось, что с собакой я разговаривала мурлыкая. Очень странно, но он меня понимал.

Уже более смело я почесала его за ухом, и собака совсем сомлела от такой неожиданной ласки. Ткнулась в меня мордой и даже лизнула в лицо.

Лучше бы она меня укусила! Огромный язык, в одно мгновение и вымыл и перепачкал лицо липкой слюной. Не удержавшись, стукнула собаку кулачком по морде.

— Не балуйся! Ты мне тоже нравишься, но целоваться будем потом.

Ещё немного помурлыкала, расхваливая красоту и силу собаки, и та совсем сомлела, разлеглась у моих ног.

Когда я повернулась, лица у мужиков были серыми. У всех.

Я подошла к Гману.

— Ну, что ты решил? Удерживать или заставлять уйти я не буду.

Гман не отвечал, словно у него перехватило горло, и только переводил взгляд с меня на собаку.

— Ну, что такое? — не выдержала я.

— Госпожа, это — шархуд! — наконец выдохнул Гман таким тоном, словно одно название должно было мне всё объяснить.

А мне как раз это слово ни о чем не говорило. Ну, шархуд, ну, страшный, на первый взгляд (да и на второй тоже). Дома меня могла напугать собака любого размера, одной своей злостью и яростью, а здесь… здесь у меня получается с ними говорить. Конечно, и с человеком говорить можно, а он всё равно тебе в горло вцепится. Может и этот шархуд через минуту передумает и одним движением страшной пасти порвет меня на лоскутки. Но это будет потом, а сейчас я вроде со всеми договорилась, разобралась, нас никто не держит и можно идти дальше.

— Ты остаешься или идёшь со мной?

Гман быстро — быстро замотал головой.

— Только с вами, госпожа!

Я повернулась уходить, и тут прорезался голос у старшего гребешка.

— Госпожа, прошу вас, не уходите!

— Это почему?

— У меня приказ собирать всех встреченных воинов. Если мой командир узнает, что я отпустил вас, то по нынешним временам для меня только одно наказание — смерть!