Страница 8 из 34
– Как это было?
Март немножко подумал и решил сказать правду:
– Да обыкновенно. Он же свою сущность не показывал никак. Только если умирал, скоро возвращался. Ну, шли, дрались…
– И побеждали…
Он задумался. Март составил ему компанию. Шли, побеждали… мастерство росло с каждым монстром, оружие было – мечта, доспехи и вообще… Март был уверен, что с концом Игры все и кончится, а мастерство никуда не ушло, и если прежде он был всего лишь неплохим охранником, то стал настоящим мастером и с обыкновенным дешевым мечом мог творить настоящие чудеса, а уж что о Ли говорить с его природной ловкостью…
– Прости.
Март встряхнулся:
– Что? – Тут пришло в голову, за что именно простить надо, и он насторожился. А Фарам остался так же спокоен, только желто-серые глаза поблескивали.
– Я слишком погружен в свою задачу и не выказал тебе должного уважения. Не за Игру… за то, что ты без сомнений прыгнул на арену, а я не отважился. Подумал о жене, дочке… да и о себе тоже. У меня была такая отлаженная жизнь, и я не рискнул от нее отказаться. Так, собственно, часто бывает: мы не решаемся все менять, пока не становится поздно. Я был ошеломлен, когда Линнар призвал силу Дарси. И меня словно стукнуло… Не скажу, что я… Но через несколько месяцев мое существование стало невыносимым. Все шло, как прежде, я был в фаворе у Маэйр…
Март перестал слушать. Не особенно интересовали его муки эльфийской совести. Куда важнее казалось настроение Ли. Понятное, но неправильное. Нет, прежний Ли тоже вряд ли бы кинулся спасать родную страну. Встал бы в позу вздорного эльфа, поднял бровь, скривился… Но колебался бы. Или даже понимал, что неправ, и лишь из вредности и старых обид поволынил какое-то время…
А сейчас Март чувствовал в нем глубокую убежденность. Ли не хотел спасать не только Элению, но и мир. Начнись еще одна Игра богов, предложи ему снова в ней участвовать – пошлет куда подальше. Вместе с богами.
Это неправильно. Порой надо и мир спасать.
Март вздрогнул, потому что эльф, словно подслушав его мысли, спросил:
– Сейчас ты бы повторил свой путь? Даже зная, что молва сотрет тебя из истории?
Ох ты как красиво, внутренне поморщился Март. Думал он, что ли, об истории… Или думал? Уже забылось. Шел себе и шел, рубил нечисть. Вот героем себя порой ощущал, этаким настоящим героем, который не то чтобы без страха и колебаний, а преодолевая и страх, и колебания… Мелькала ли мысль, что он, простолюдин Март Гаер, может остаться в истории? Что о нем будут слагать песни и рассказывать легенды? А ведь и мелькала, наверное. Молод был, тщеславен. Но именно что мелькала, потому что он и не всегда помнил даже, что неуклюжий и забавный Лумис – Игрок. Не до того было.
– А ты сейчас Ли уговариваешь, чтоб войти в историю, как эльф, уговоривший принца Линнара спасти Элению? – мягко спросил он.
Рука Фарама судорожно сжала рукоять кинжала. Либо Март попал в цель… либо совсем наоборот. Скорее попал.
– Если что-то еще удерживает Ли в равновесии, – сказал он, – то лишь я.
Понял эльф или нет, неважно. Показалось, что понял. Пальцы расслабились, отпустили рукоять и вцепились в кружку с пивом. С одной стороны, именно Март не дает Ли забыть, ради кого он призвал эту чертову силу, а с другой – именно что Март. Живой и здоровый. И не маячь его вполне цветущая физиономия постоянно перед носом у Ли, неведомо, что бы он сотворил. Да, призвал страшную силу… и только потому эту физиономию и видит. Собственная жизнь для Ли уже давно ничего не стоила.
– Помоги мне, – сдавленно воззвал эльф. – Какие бы низменные мысли не появлялись в моей голове, это не меняет ситуацию. Эления гибнет. Страна всегда держалась на уважении к власти, но Маэйр это уважение растеряла. А власть она выпускать не хочет.
– Я слышал, что иногда даже королей свергают, – доверительно шепнул Март. – А она даже и не королева.
– Остатки уважения к власти. Она – Маэйр. Вдова короля. Мать наследника. А мы и правда раздроблены. Нам нужен лидер. И Линнар устроит всех.
Не лидер вам нужен, а знамя. Имя. И даже хорошо, что Ли – неуравновешенный пьяница, таким управлять легче.
– Ты не веришь в чистоту моих помыслов, – произнес эльф со смесью гнева, удивления и горечи. Март сокрушенно вздохнул:
– Не верю. Ты за нож-то не хватайся, вспомни, что я Игру прошел. Умею кой-чего. А на твое благородное происхождение мне, уж извини, наплевать. Сам посуди, с чего бы я тебе верил, если ты задумался не до того, как принцесса сына своего на корм зверям отправила…
Глаза Фарама метали молнии. Это обычно богам приписывают, но вот ни Лумис, ни Айрон, ни даже Харт не метали. Смотрели себе спокойно, с любопытством: ух ты, живые… надо же, как интересно…
Ли уселся на лавку рядом с Мартом.
– Уговаривает на меня повлиять в положительном смысле? Повоспитывать, воззвать к совести, рассказать о трудностях родины? – Март кивнул, и Ли хмыкнул в ответ. – Брось, Фарам. Без меня довели Элению до бунта, без меня и справляйтесь дальше. Не хотите слушаться Маэйр, соберите совет и выберите нового короля. Судя по летописям, именно так Маэйры пришли к власти.
Фарам молча смотрел на своего принца. Перед тем как выйти из комнаты, Ли даже причесался и выглядел вполне пристойно, хотя и забавно: высокомерное выражение плохо помещалось на помятом лице с опухшими глазами.
– Ты не изменился, Линнар, – тихо сказал он. – Целая жизнь для кого-то прошла, а ты все тот же капризный и вздорный мальчишка, не получивший игрушку, к которой он был не готов, и потому обиженно хлопнувший дверью…
– Образно, – оценил Ли. – Под игрушкой, надо думать, ты подразумеваешь Дарсиар.
– Ты хоть помнишь себя, Линнар? Хоть немного? Ты всерьез считаешь, что на твою голову можно было возложить Дарсиар?
– Запросто, – хихикнул Ли, невольно провожая глазами служанку, и ведь не фигура ее приковала к себе его взгляд, а поднос, уставленный кружкам с пивом. – Очень уж я был на папеньку похож.
– А почему нельзя было? – позволил себе вмешаться Март. – Нет, я понимаю, вздорный и капризный, но его же можно было как-то направлять, удерживать…
– Линнара? – вытаращил глаза Фарам. – Удерживать Линнара? Да для этого ваших богов не хватило бы. Он был совершенно неуправляем! Первым делом он бы удалил из дворца Маэйр, а ведь, какой бы она ни была, она вполне успешно справлялась с управлением Эленией!
Ли скромно улыбался. Март удивился:
– Неуправляем? Тогда на что же вы рассчитываете сейчас?
Фарам смешался, а Ли сдержанно поаплодировал.
– Отвечай же, Фарам!
– Он получил жизненный опыт, – глядя Марту в глаза, глухо проговорил эльф. – Не дворцовый… Он узнал жизнь… ее темные стороны. Он участвовал в Игре богов, и это не могло не придать ему мудрости.
Ага, подумал Март, и мудростью он должен был заразиться от Лумиса. Или от Харта. Эльф махнул рукой служанке, и на столе появилось пиво, к которому немедленно присосался мудрый Ли, бросив: «Душа горит!» Фарам, впрочем, тоже присосался – в горле, видно, пересохло от волнения.
– Он уже не избалованный мальчишка. – («И кто ж это меня баловал – маменька?» – осведомился Ли.) – Взрослый мужчина способен прислушиваться к советам. Он – Маэйр. Единственный Маэйр. Единственный, кто может спасти Элению.
– Зато не единственный, кто может ее погубить, – с удовольствием сообщил Ли. – И это меня определенно обнадеживает. Может, она и без силы Дарси сгинет.
– Почти восемьсот тысяч эльфов, – скорбно произнес Фарам. – Старики, женщины, дети. Счастливые или нет, удачливые или нет, не интересующиеся политикой… и все примут Маэйра. А он почти мечтает о гибели собственной страны и собственного народа.
Ну, может, когда-то Ли и был настолько капризным и вздорным, чтоб мечтать о гибели собственного народа, но с тех пор он явно изменился. Если б мечтал, не спивался бы в ужасе от того, что способна сделать его смерть. Но вот равнодушен – да. Трудно тепло относиться к народу, цвет которого наслаждался зрелищем на арене. Восемьсот тысяч? Говорят, в Игре богов погибло несколько миллионов, но что-то не видно, чтоб Фарам горько оплакивал их участь. Да и сам Март как-то не страдал по поводу недавнего землетрясения в Карении, от Миделли, говорили, мало чего осталось. Подумал мельком, мол, жалко, столько народу – и все. Не было у него родины. Давно уже. Столько пошлялся по свету, что и всех стран не упомнишь. Да и не умел Март мыслить в государственном масштабе, людей жалеть общо… абстрактно, как выражается Ли. А никого из Миделли он не помнил, чтоб пожалеть.